“Честь - понятие морального сознания и категория этики, тесно связанная и во многом сходная с категорией достоинства. Подобно достоинству, понятие чести раскрывает отношение человека к самому себе и отношение к нему со стороны общества. Моральная ценность личности в понятии чести связывается с конкретным общественным положением человека, родом его деятельности и признаваемыми за ним моральными заслугами. Понятие чести дифференцированно оценивает людей, что находит отражение в их репутации. Соответственно честь требует от человека поддерживать ту репутацию, которой обладает он сам или коллектив, к которому он принадлежит. Честь - важный стимул общественного поведения”.
“Совесть - категория этики, выражающая нерасторжимую связь морали и человеческой личности, характеризующая способность личности осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков; одно из выражений нравственного самосознания личности. Таким образом, совесть - это субъективное осознание личностью своего долга и ответственности перед обществом. Совесть показывает зависимость общества от личности, она фиксирует тот идеальный, совершенный образ человека и общества, который задаётся данной личностью”. По этому поводу Дмитрий Сергеевич Лихачёв говорит: “Я не люблю определений и часто не готов к ним.Но я могу указать на некоторые различия между совестью и честью”. По мнению учёного, между честью и совестью есть одно существенное различие. Совесть всегда исходит из глубины души. Совестью очищаются. Совесть “грызёт”, что, наверное, знакомо почти каждому. Совесть никогда не может быть ложной. Она либо приглушённая, либо преувеличенная. А вот представления о чести часто могут быть ложными, и они наносят огромный ущерб обществу. Такое явление , как понятие дворянской чести, исчезло в наше время, но осталась так называемая “честь мундира”. Её-то Дмитрий Сергеевич Лихачёв называет ложной честью. Она заставляет руководителей отстаивать неудачные проекты, бороться с обществами, охраняющими памятники, и многое другое. Учёный считает, что под этим так называемым “мундиром” уже не может биться сердце честного и совестливого человека. Таким образом, честь истинная всегда находится в гармонии с совестью. Ложная же честь является “миражом в пустыне”, в нравственной пустыне человеческой души. http://sch69.narod.ru/raz/2/681/5.htm
17:56 12 Ноябрь 2013
svetlinka
Завсегдатай
сообщений 1184
1489
Шаги паломника
Часы пробили новое пространство. Тень стрелок вздрогнула и начала отсчет. Весы сместились с точки постоянства, Вода простыла, превратившись в лед.
Шаги паломника к нам возвратились эхом, Дракон летящий подарил нам снег. И колокольчик захлебнулся смехом, И день готовит паству на ночлег.
Скрипят ворота пережитых судеб, Ломают копья мученики слов. Сегодня точно ничего не будет, Здесь всем достаточно навязанных узлов.
Спешит дорога повернуть в начало, Микробам сняться высшие миры. Летящих к морю ветром укачало, Пропавших в эго вознесли шары.
И как нарочно молоко сбежало, А дуть на воду выше наших сил. Поведать правду, страх схватив за жало, Тянуться к звездам, не жалея жил.
Адам и Ева Стихи мои, музыка Григория Суворова, вокал Марии Косяченко
Ты мне не говорил, что не про всех здесь сны, И вдруг о чем не знали станет явью. Поставила судьба две правды на весы, И все скрепила истины печатью.
И мы стоим с тобой дыханье затаив, Прожитое меняя на мгновения, Пытаясь удержать в своих глазах наив, Любовь оберегая от прозрения.
И нет назад пути, а впереди не зги, Сомнения закрались в нашу ревность. Столетия впереди, и эры позади, Свои плоды мы пробуем на зрелость.
И вдруг как в зеркалах, себя в твоих глазах, Увижу и заплачу от смятения. Ведь если бы не страх, и не ошибки в снах, То не возникли б глупые сомнения.
Припев: Прости меня любовь моя! Прости, прости, прости… Адам и Ева, и змея нас снова искуси-ла Ла-ла-лала-ла-ла-лала-ла-ла-лала-лала. Свидетельство о публикации №107072 от 21 октября 2013 года Автор: pirat2 http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/pop/1041...
Сегодня я ходил к поэтам послушать что они поют, Прошел полсотни километров, убил две тысячи минут. Смотрел в глаза, терялся в нитях, искал интригу и канву, Но видно поезд не доехал, и я в словах не утонул.
Все те же темы что и прежде — тоске от скуки сводит рот, Мала одежда для надежды, все дураки, но не народ. Кресты пугают птичьи стаи, воспоминания взахлёб, Коты мурлычут, псины лают, и над чинушей вечный стёб.
А стиль какой! Сонет Шекспира сегодня явный фаворит, Век восемнадцатый уныло просторы наши бороздит. И пафос псевдофилософский находит выход на людей. Наелся патоки и воска, ослеп от гари и свечей.
Ах, да! Березовые рощи пытались заблудить меня, Но хорошо хоть чьи-то мощи пока еще не бередят. Все измы разнесли по щепке, списали напрочь всех вождей, На всем оставили по метке, был сахар, не нашли дрожжей.
И клоны плюнувших в колодец, в конце тоннеля видят свет, И не понять кто полководец, в стихах почти различий нет. Я начитался до отрыжки, но не нашел того кто нов. Вздохнул, и вновь захлопнул книжку, поэты есть, но нету слов.
0:20 17 Ноябрь 2013
guest_
Гость
сообщений
1494
Вздохнул, и вновь захлопнул книжку, поэты есть, но нету слов.
Баллада о крылатых Сказоч-Ник По ночам в раннем детстве он часто летал… Просыпался с улыбкой, растрёпанный снами, И с балкона свой след в синем небе искал, И следил с восхищением за журавлями. Рисовал облака и ковёр-самолёт – Так хотелось до звёзд дотянуться руками! И ещё точно знал, что его где-то ждёт Белый конь со звенящими ветром крылами. Но с годами всё выше лежал небосвод, Глубина выцветала… смывалась дождями, И казалось, что зря этим небом живёт Невзлетевший Икар с голубыми глазами. Он привык, что у Осени нет выходных… И что вечность, в итоге, короче мгновенья… Что враги милосерднее самых родных… И что счастье – написанные стихотворенья…
… А она не болела немой высотой, Если честно, она её даже боялась, И всё прятала крылья свои за спиной, Даже злилась на них, потому что стеснялась… Ей и было с рожденья всего ничего – 23… 25… может больше немного, А вот сердцу в груди душно и горячо, Если ветром в лицо не дышала дорога. Но, увы, и её не сбывались мечты – С каждым годом всё дальше заветные дали, Даже редкая радость – беспечные сны От осенней печали её не спасали. И всё чаще стояла она у окна, Согревая озябшие плечи руками, И хранила тепло её крыльев стена – На обоях рисунки вразброс со стихами…
… Их никто не сводил – они просто нашлись, Как находится главная в жизни пропажа, И сверкнула пронзительно синяя высь, И ему показалось – приблизилась даже… А в её удивлённо-бездонных зрачках Отразились все дали, все краешки света, А потом на ресницах, как на лепестках Задрожали росинками лучики лета. Им так нравилось просто обнявшись стоять, И смотреться в глаза, и касаться губами, И друг другу бессвязное что-то шептать, Заблудившись дыханьем, сплетаясь словами… Ах, какое же счастье – однажды найтись, Бесконечность дождей разменяв на улыбки, И по Осени, за руки взявшись, пройтись, И наслушаться тела, как голоса скрипки… Она крылья ему отдала, а взамен Он её научил не бояться паденья, И уже не хватало ни неба, ни стен На рождённые ими стихотворенья…
…А потом был полёт в дальний край навсегда, Хоть в свой дом и любили они возвращаться, Два серебряно-сильных, ревущих крыла Не смогли сквозь грозу ни лететь, ни держаться. И огромная птица – беспомощный борт Завершал чьи-то судьбы дописанной строчкой, И растерянно замер аэропорт Над экраном радара и маленькой точкой. Кто-то плакал навзрыд, кто-то громко кричал – По-живому кромсала истерика страха, Она жалась к груди, он её обнимал, И шептал: потерпи… ты же храбрая птаха! Побелевшие губы шептали в ответ: Я трусиха, родной мой…, но это не важно – Всё равно без тебя и меня тоже нет, А когда ты со мной – ничего мне не страшно…
… Был сентябрь особенно светел и тих, И курносая кнопка с косой и бантами На стене выводила коротенький стих, Посвящая его своим папе и маме. Ей сказали – они далеко в вышине, И над ней проплывают теперь облаками…
Но всегда возвращаются к дочке во сне, Чтоб обнять её крылья своими крылами…