Молитва о спасении Души.
Отче мой Истинный,
На Тебя Единого уповаю,
И молю Тебя, Господи,
Лишь о спасении души своей,
Да будет воля Твоя Святая.
Укреплением моим на пути сиём,
Ибо жизнь без Тебя мгновение пустое.
И лишь в служении Тебе жизнь Вечная.
Аминь.
Данную молитву использовал Агапит Печерский, сегодня современной пистаельницей Анастасией Новых эта молитва была записана и описана в книге “Птицы и камень”. И через ее творческий слог и твердое перо передано миру.
Предлагаю читателю урывок из книги (тут нет спойлера, так что извините за столь не короткую вставку):
«Несмотря на то, что людей уже не было, Сэнсэй не торопился уходить домой, точно ожидая кого-то. Минут через пятнадцать в коридоре действительно послышалась неторопливая поступь. Кто-то вежливо постучал. Дверь открылась. Вошли две пожилые монашки, которые придерживали под руки необычного вида старика. На вид ему было лет девяносто. Суховат. Очень высокого роста, где-то под метр девяносто. Правильные славянские черты лица. Его борода и слегка вьющиеся длинные волосы были белыми, как снег. Одет он был в теплую, несколько старинного покроя рясу. На ногах сельские стёганые бурки. Ноги старца явно были больными, поскольку каждое движение давалось ему с большим трудом. Несмотря на такую внешнюю дремучесть, глаза его излучали живительную доброту и внутреннюю силу.
— Мир вам, мир этому дому, — произнес старец, перекрестившись и поклонившись.
Монашки проделали то же самое. Ребята, сидевшие на лавках, даже оторопели от таких чудных, давно забытых слов и необычного вида престарелого человека.
— Здрасьте, — только и смогли они произнести, растерянно кивая в ответ головами.
В это время появился Сэнсэй из своей приемной.
— Мир душе твоей, Антоний, — произнес он необычным изменившимся звучным голосом, наполненным какой-то умиротворяющей благой силой.
При входе Сэнсэя монашки, склонив голову, стали усиленно креститься. А старец, просияв ликом, попытался припасть к его ногам. В его глазах горел такой душевный порыв, что казалось, будто перед ним нет абсолютно никаких телесных препятствий. Сэнсэй легонько подхватил его, сказав:
— Негоже тебе, Антоний, преклоняться перед телом сиим.
— Не перед телом, а перед Духом Святым преклоняюсь я.
— Вся жизнь твоя, Антоний, в любви Божьей и есть истинное преклонение.
Сэнсэй, нежно поддерживая под руку старца, повел его в приемную. Монахини смиренно присели на свободную лавочку, не переставая креститься и тихо шептать молитвы. Ребята, естественно, были немного шокированы этим зрелищем. Но ненадолго. Возле Сэнсэя вечно происходило что-то необычное. Через минуту они уже увлеклись разговорами о своем насущном. Макс сидел ближе всех к приемной, так что ему было видно и слышно, что там происходило.
Старец, войдя в приемную, вновь перекрестился, увидев иконку Спасителя. Сэнсэй усадил Антония на стул, а сам присел на край топчана.
— Спасибо Господу, что вновь сподобил с Тобой встречу иметь. Душа радуется и трепещет от благодати, находясь подле Тебя.
Старик смахнул накатившуюся слезу.
— Антоний, разве был хоть один день в жизни твоей, когда не был бы я подле тебя?
— Истинно говоришь. Но все же… взор очей душу ласкает светом Твоим, как солнышко ясное на чистом небосводе.
— Ох, Антоний… Недалек тот час, когда ласкаться будешь под солнцем сиим вечно.
— Радость это великая. Истинное души приобретенье… Но все же не покидает меня боль за тех, кто останется. Ведь страшное время их ждет. Как облегчить их участь?
— Свет мой, Антоний… Радует мя любовь и забота твоя о пребывающих в мгновении сиим. Но стоит ли душу терзать за тех, кто слушал, но не слышал, плотию без чувств делал, по сему душой не проникся?
— Но ведь не все утрачены. Есть ведь и заблудшие. Ан искать их уж и некому среди трущоб безверия.
— Знаю, о чем просить ты пришел меня, Антоний. Думы твои тайные ведомы мне. Хоть и мало осталось таких, как ты, столбов кремниевых, на коих держится Православие, любимое мною, кои способны высекать искру божью, но рука не подымается, дабы продлить мучение твое.
— Да, немощны мои телеса, но дух стоек и могуч… Хоть одного, хоть за руку, но смогу еще вывести к свету божьему.
Послышался добрый смех. — Ох, знаю я тебя, Антоний! Дай тебе волю за руку ввести, так ты взашей погонишь все стадо свое в сады райские.
— Помилуй мя, Свет мой Пречистый! Мне ж дано было увидеть все муки адовы, которые претерпят чада утраченные. А они ж, эти чада, аки котята малые, слепы еще от роду. Не видят, куда идут.
— Видеть не видят. Но Слово-то дано им было. И слышать слышали, но не верят же. А Богу верить нужно. Сказано: «Бди!» Значит бди! Сказано «стяжай любовь», значит, стяжай.
— Все это так… Но глухота их от неразумения. Прельщают их видения миражей пустыни адовой. Ведь не ведают, что сие есть обман призрачный, на погибель душу ведущий.
— Не не ведают они, свет мой Антоний, а не хотят сие признавать. Помыслы их лишь о праздном, суть которого — прах. Что поделать? Если садовник с червями не борется, то и плода достойного не сможет обрести…
— Это все суетность мирская покоя им не дает.
— Суетность? Суетность, Антоний, не в мире сокрыта. Не внешнее их томит, но внутреннее терзает. Для того я и пришел в тело сие, дабы жизнь человеческую прожить и воочию убедиться, не мешает ли что человеку на пути к Господу. Да ничего не мешает! Лишь сплошная лень да жажда соблазнов тлена.
— Да, слабы еще чада духом. За малым не видят большего. Прости мя, за словеса мои, но почему бы Тебе не открыть лик свой Истинный перед стадом заблудшим? Люди веру былую обрящут, к спасенью их души ведущую. Ведь другие сейчас времена.
— Эх, Антоний, свет мой праведный… Дух здесь мой не для проповеди, а для Обличенья, ибо нарушено равновесие, Богом данное. Открой я лик свой Истинный, для многих это будет смерти подобно. Ибо не выдержат души грешников света ясного, как тьма не выносит солнца яркого. Узреть его могут лишь праведные, душою и помыслами чистые… Не вещанья о спасении уж людям нужны, а действа. Нынче некому будет оправдаться в неведении, мол «Господи, искал я и не нашел». По всей Земле горят огоньки истины. Кто хочет, тот найдет.
— И то правда. Жаль, время-то уже на исходе, а веры в людях маловато. Но все же душа за них радеет, за них грешных и просит. Ведь многим не хватает самой малости, чтобы обрящить уверенность в поступи на пути к Вратам Господним. Помоги им силою святости Твоей…
— Аки можно тебе отказать в просьбе, преисполненного страдания великого к спасению душ человеческих… Быть по-твоему… За заслуги твои и подобно тебе Молящимся дам для стада заблудшего светоч-молитву душеспасительную, преисполненную силой Божьей. Но запомни, молитва сия, аки Перст Господний. Кто знал ее, но отступился, для тех она будет аки камень на шее утопленника. Ибо отступь их богоборству будет подобна. Ан те, кто будет ее исполнять в трудах праведных, совести чистой, еще при жизни сей прощенья обрящут. Слова же сей молитвы таковы: «Отче мой Истинный! На Тебя Единого уповаю. И молю Тебя, Господи, лишь о спасении души своей. Да будет воля Твоя святая…».
…На этих словах видение резко обрывалось. Макс, как ни старался, никак не мог вспомнить продолжение этой душеспасительной молитвы, ставшей столь важной и столь ценной для него сейчас. Каким-то интуитивным чувством он понимал, что если бы смог воспроизвести ее полностью в своей памяти, ему уже не страшны были бы никакие испытания. Он ощутил в этой молитве действительно скрытую огромную Божью силу. Его душа не просто трепетала, она, даже вспоминая этот фрагмент, насыщалась упоительной силой молитвы, словно жаждущий путник в пустыне ключевой водой…»
Поиск 
Форумы
Тема закрыта
:
