Пока не закончили с Буратино:
Образ повествователя в сказке вызывает определенные вопросы.
От чьего имени ведется повествование: от автора или все-таки от имени Буратино?

 В рассказе повествователя  встречаются  факты откровенного сопереживания описываемым событиям. Это позволяет предположить, что автор и сам активный участник этих событий, если привносит в них собственный эмоциональный момент?
Кроме того, этот участник не обладает достаточным уровнем грамотности, хотя и ведет повествование… Отсюда становится понятным наличие в произведении вульгарных приемов рассказа и многочисленных логических нестыковок на уровне сюжета, которые А. Толстой как профессионал высокого класса допустить не мог. Здесь, видимо, стоит вспомнить, что персонаж-рассказчик - художественное средство писателя, которому тот “поручает” вести рассказ, поэтому уровень его интеллекта и грамотности накладывает свой отпечаток буквально на все повествование.

Не получается ли, что “автор” повествования “сказки” - сам Буратино? Тот, который “никогда даже не видел пера и чернильницы” и все “университеты” которого свелись к общению с более чем сомнительными бродягами? В первую очередь это относится к бросающемуся в глаза совпадению стилистических особенностей речи. Взять, например, такое характерное для Буратино использование уменьшительных форм прилагательных.

А теперь попробуем определить психологические характеристики повествователя и сквозь их призму оценить описываемые им события объективно, а не так, как он пытается нам их преподнести. В первую очередь, бросается в глаза самовосхваление Буратино. Во время “страшного боя на опушке леса” он отсиживался на сосне, а сражалось, в основном, лесное братство; победа в бою - дело Артемоновых лап и зубов, это он “вышел из боя победителем”. Но вот у озера появляется Буратино, за ним еле плетется истекающий кровью Артемон, навьюченный двумя тюками, а наш “герой” ничтоже сумняшеся заявляет: “Тоже - захотели со мной драться!.. Что мне кот, что мне лиса, что мне полицейские собаки, что мне сам Карабас Барабас - тьфу! Девчонка, полезай на собаку, мальчишка, держись за хвост…” Оказывается, что, кроме такого бессовестного присвоения чужих заслуг, он ведь еще и бессердечный, этот наш деревянный Буратино. Буратино в сказке выступает и как рассказчик и  как герой.
    Буратино-рассказчик наделен теми же чертами характера, что и Буратино-”герой”. Он может оговариваться, что-то утаивать, трактовать события в выгодном для себя свете. “Как бы мне ее назвать (куклу - авт.)? - раздумывал Карло. - Назову-ка я ее Буратино. Это имя принесет мне счастье”. Странно - если считается, что имя может влиять на судьбу того, кто его носит, тогда почему вдруг появилось это нелогичное “принесет мне счастье”? Пожалуй, здесь оговорился не Карло, а рассказчик Буратино, которому психологически трудно отделить свою “нынешнюю” позицию от создаваемого им же собственного образа.
      Ведя повествование, Буратино всякий раз демонстративно “сгущает тучи” над головой главного противника - Карабаса Барабаса; но вот над ним самим почему-то всегда безоблачное небо, либо светит солнце.

как на счёт Буратино Шредингера? ха ха ха

ReyAnd, вообще-то я имела в виду не буквально перевод, а скажем так, “по мотивам сказки Коллоди “Пиноккио”. Я читала обе книжки и не раз. Толстой прежде всего талантливее, поэтому он из достаточно слабого прототипа сделал гениальную сказку.

Сказка Пушкина А.С. «О Царе Солтане» - это аллегория, построенная на основе матрицы Мироздания.

Когда я в детстве читал «Сказку о царе Салтане» мне никто из моих близких не мог объяснить, почему из моря на берег острова Буяна выходило именно 33 богатыря?!:

«В свете есть иное диво: Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой, Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге, И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря,..»

Уже, будучи взрослым, я случайно наткнулся на записи сказок в собрании сочинений А.С. Пушкина и с удивлением для себя прочитал следующее.

Запись сказки Пушкиным А.С. [1] :

«Некоторый царь задумал жениться, но не нашел по своему нраву никого. Подслушал он однажды разговор трех сестер. Старшая хвалилась, что государство одним зерном накормит, вторая, что одним куском сукна оденет, третья, что с первого года родит 33 сына. Царь женился на меньшой, и с первой ночи она понесла. Царь уехал воевать. Мачиха [2] его, завидуя своей невестке, решилась ее погубить.

После девяти месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц; послали известить о том царя. Мачиха задержала гонца по дороге, напоила его пьяным, подменила письмо, в коем написала, что царица разрешилась не мышью, не лягушкой, неведомой зверюшкой. Царь весьма опечалился, но с тем же гонцом повелел дождаться приезда его для разрешения.

Мачиха опять подменила приказ и написала повеление, чтоб заготовить две бочки; одну для 33 царевичей, а другую для царицы с чудесным сыном – и бросить их в море. Так и сделано.

Долго плавали царица с царевичем в засмоленной бочке – наконец, море выкинуло их на землю. Сын заметил это. «Матушка ты моя, благослови меня на то, чтоб рассыпались обручи, и вышли бы мы на свет». – Господь благослови тебя, дитятко. – Обручи лопнули, они вышли  на остров. Сын избрал место и с благословения матери вдруг выстроил город и стал в оном жить да править.

Едет мимо корабль. Царевич остановил корабельщиков, осмотрел их пропуск и, узнав, что едут они к Султану Султановичу, турецкому государю, обратился в муху и полетел вслед за ними. Мачиха хочет его поймать, он никак не дается. Гости корабельщики рассказывают царю о новом государстве и о чудесном отроке – ноги серебряные и проч. «Ах, – говорит царь, – поеду посмотреть это чудо». – Что за чудо, – говорит мачиха, – вот чт

Рабочая гипотеза была прежней – матрица Мироздания основной сакральный базис для всех священных символов и писаний. Значит и для древнерусских писаний и символов также.
Дальше требовалось нарисовать в матрице Мироздания «пространство сказки». Поскольку в сказке были мужские и женские персонажи – это могло указывать на важное свойство матрицы, в которой «позиции» (кружочки в матрице мироздания) по определенному закону имели либо «мужские», либо «женские» свойства. Более подробно об этом я рассказывал в первой книге «Невидимый Египет». Египетские жрецы изображали на своих рисунках «мужские» позиции в виде кружочков, а «женские» – в виде пятиугольных звездочек. Этой же символикой воспользовался и я для описания «пространства сказки». На рисунке 1 показано прорисованное в матрице Мироздания «пространство сказки».

Рис. 1. На рисунке Царь Салтан (далее просто Салтан) располагается на вершине пирамиды Верхнего мира матрицы Мироздания. Это не простое место перехода из Верхнего мира в Нижний мир. Три девицы под окном – это три позиции или три женских аспекта матрицы в пределах верхнего священного Тетрактиса – треугольник, обращенный вершиной вниз, которые по аналогии с древними египетскими символами показаны в виде пятиконечных звезд. «Девица – 1 зерно» – это та, которая в сказке могла накормить весь мир одним зерном. «Девица -1 сукно» – та, которая могла одеть весь мир одним сукном. Третья говорила, что с первого года родит 33 сына. «Царь женился на меньшой, и с первой ночи она понесла». С точки зрения вертикального перехода в матрице от Салтана к младшей девицы (далее Царица) – это единственно возможный для Салтана выбор – от «мужского» к «женскому». На пути такого перехода между Салтаном и Царицей располагается «женская» позиция, которая называется в сказке «Мачеха», так как она действительно из Нижнего мира матрицы и является препятствием – «чужой» для перехода от Салтана к Царице в Верхнем мире матрицы. Вверху в овале изображена бочка, в которую по сказке заточили Гвидона и Царицу. Гвидон – Сын располагается на вершине пирамиды Нижнего мира матрицы. Первая «женская» позиция под ним слева в Нижнем мире – это Царица – Лебедь. Такой цикл взаимодействия мужское – женское разрешен в матрице. Справа от Лебедя – Коршун – «мужская» позиция. Интересная деталь – выше Салтана справа и слева располагаются позиции матрицы, которые выступают в роли «родителей» Салтана. Правда об этом в сказке ничего не говорится. Три верхние позиции пирамиды Нижнего мира – Гвидон, Царица – Лебедь и Коршун – представляют нам «Остров Буян». Дуговые белые и черные стрелки по бокам рисунка показывают направления непрерывных потоков энергии в матрице. В записи сказки о них говорится как о золотых цепях вокруг Дуба – Мироздания, по которым ходит «Кот ученый» – «вот что чудо: у моря лукомория стоит дуб, а на том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот: вверх идет – сказки сказывает, вниз идет – песни поет». В первой книге «Невидимый Египет» в главе о «божественном Ра и коварной Исиде» я назвал эти потоки энергии – «Тропы Ра». Самое интересное, что и древние египтяне изображали Ра в виде кота. Это рисунок я приведу ниже (рисунок 2). Здесь образ змея олицетворяет потоки энергии или переходы в матрице Мироздания.

Рис. 4. На рисунке кружочками с цифрами от 1 до 33 показано положение в матрице мироздания 33-х витязей (братьев Гвидона) и их дядьки «Черномора». Все витязи олицетворяют в матрице Нижнего мира «мужские» позиции. Звездочками показаны «женские» позиции матрицы. Хорошо видно, что 33 витязя полностью заполнили матрицу, включая 11-ый уровень матрицы Нижнего мира.

Таким образом, из всего, рассмотренного выше, мы можем сделать вывод о том, что наша исходная гипотеза подтвердилась. Сказка Пушкина А.С. «О Царе Салтане» – это аллегория, описывающая матрицу Мироздания.

Знал ли об этом А.С.Пушкин – я не знаю. Но знаю, что это был человек удивительный и многое не мог сказать явно. Вероятно, он не зря обратил свое внимание на эту запись сказки о «Царе Салтане». Тем не менее, благодаря его произведению мы смогли увидеть величие знаний наших предков, которые в устной традиции передавали сакральные знания Ведической Руси о Мироздании и законах его построения.

Жил-был старик со старухой. Пришел час: мужик помер. Осталось у него семь сыновей-близнецов, что по прозванию семь Симеонов.

Вот они растут да растут, все один в одного и лицом и статью, и каждое утро выходят пахать землю все семеро.

Случилось так, что тою стороною ехал царь: видит с дороги, что далеко в поле пашут землю как на барщине — так много народу! — а ему ведомо, что в той стороне нет барской земли.

Вот посылает царь своего конюшего узнать, что за люди такие пашут, какого роду и звания, барские или царские, дворовые ли какие, или наемные?

Приходит к ним конюший, спрашивает:

— Что вы за люди такие есть, какого роду и звания?

Отвечают ему:

— А мы такие люди, мать родила нас семь Симеонов, а пашем мы землю отцову и дедину.

Воротился конюший и рассказал царю все, как слышал. Удивляется царь.

— Такого чуда не слыхивал я! — говорит он и тут же посылает сказать семи Симеонам, что он ждет их к себе в терем на услуги и посылки.

Собрались все семеро и приходят в царские палаты, становятся в ряд.

— Ну, — говорит царь, — отвечайте: к какому мастерству кто способен, какое ремесло знаете?

Выходит старший.

— Я, — говорит, — могу сковать железный столб сажон в двадцать вышиною.

— А я, — говорит второй, — могу уставить его в землю.

— А я, — говорит третий, — могу влезть на него и осмотреть кругом далеко-далеко все, что по белому свету творится.

— А я, — говорит четвертый, — могу срубить корабль, что ходит по морю, как посуху.

— А я, — говорит пятый, — могу торговать разными товарами по чужим землям.

— А я, — говорит шестой, — могу с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плавать под водою и вынырнуть где надо.

— А я, — вор, — говорит седьмой, — могу добыть, что приглядится иль полюбится.

— Такого ремесла я не терплю в своем царстве-государстве, — ответил сердито царь последнему, седьмому Симеону, — и даю тебе три дня сроку выбираться из моей земли, куда тебе любо; а всем другим шестерым Симеонам приказываю остаться здесь.

Пригорюнился седьмой Симеон: не знает, как ему быть и что делать.

А царю была по сердцу красавица царевна, что живет за горами, за морями. Вот бояре, воеводы царские и вспомнили, что седьмой Симеон, мол, пригодится и, может быть, сумеет привезти чудную царевну, и стали они просить царя оставить Симеона.

Подумал царь и позволил ему остаться.

Вот на другой день царь собрал бояр своих и воевод и весь народ, приказывает семи Симеонам показать свое уменье.

Старший Симеон, недолго мешкая, сковал железный столб в двадцать сажон вышиною. Царь приказывает своим людям уставить железный столб в землю, но как ни бился народ, не мог его уставить.

Тогда приказал царь второму Симеону уставить железный столб в землю. Симеон второй, недолго думая, поднял и упер столб в землю.

Затем Симеон третий влез на этот столб, сел на маковку и стал глядеть кругом далече, как и что творится по белу свету; и видит синие моря, на них, как пятна, мреют корабли, видит села, города, народа тьму, но не примечает той чудной царевны, что полюбилась царю. И стал пуще глядеть во все виды и вдруг заприметил: у окна в далеком тереме сидит красавица царевна, румяна, белолица и тонкокожа: видно, как мозги переливаются по косточкам.

— Видишь? — кричит ему царь.

— Вижу.

— Слезай же поскорее вниз и доставай царевну, как там знаешь, чтоб была мне во что бы ни стало!

Собрались все семеро Симеонов, срубили корабль, нагрузили его всяким товаром, и все вместе поплыли морем доставать царевну по-за сизыми горами, по-за синими морями.

Едут, едут между небом и землей, пристают к неведомому острову у пристани.

А Симеон меньшой взял с собою в путь сибирского кота ученого, что может по цепи ходить, вещи подавать, разные штуки выкидывать.

И вышел меньшой Симеон со своим котом сибирским, идет по острову, а братьев просит не сходить на землю, пока он сам не придет назад.

Идет по острову, приходит в город и на площади пред царевниным теремом забавляется с котом ученым и сибирским: приказывает ему вещи подавать, через плетку скакать, штуки выкидывать.

На ту пору царевна сидела у окна и завидела неведомого зверя, какого у них нет и не водилось отродясь. Тотчас же посылает прислужницу свою узнать, что за зверь такой и продажный али нет? Слушает Симеон красную молодку, царевнину прислужницу, и говорит:

— Зверь мой — кот сибирский, а продавать — не продаю ни за какие деньги, а коли крепко кому он полюбится, тому подарить — подарю.

Так и рассказала прислужница своей царевне, а царевна снова подсылает свою молодку к Симеону-вору:

— Крепко, мол, зверь твой полюбился!

Пошел Симеон во терем царевнин и принес ей в дар кота своего сибирского; просит только за это пожить в ее тереме три дня и отведать царского хлеба-соли, да еще прибавил:

— Научить тебя, прекрасная царевна, как играться и забавляться с неведомым зверем, с сибирским котом?

Царевна позволила, и Симеон остался ночевать в царском тереме.

Пошла весть по палатам, что у царевны завелся дивный неведомый зверь; собрались все: и царь, и царица, и царевичи, и царевны, и бояре, и воеводы, — все глядят, любуются не налюбуются на веселого зверя, ученого кота. Все желают достать и себе такого и просят царевну; но царевна не слушает никого, не дарит никому своего сибирского кота, гладит его по шерсти шелковой, забавляется с ним день и ночь, а Симеона приказывает поить и угощать вволю, чтоб ему было хорошо.

Благодарит Симеон за хлеб-соль, за угощенье и за ласки и на третий день просит царевну пожаловать к нему на корабль, поглядеть на устройство его и на разных зверей, виданных и невиданных, ведомых и неведомых, что привез он с собою.

Царевна спросилась у батюшки-царя и вечерком с прислужницами и няньками пошла смотреть корабль Симеона и зверей его, виданных и невиданных, ведомых и неведомых.

Приходит, у берега поджидает ее Симеон меньшой и просит царевну не прогневаться и оставить на земле нянек и прислужниц, а самой пожаловать на корабль:

— Там много зверей разных и красивых; какой тебе полюбится, тот и твой! А всех одарить, кому что полюбится, — и нянек, и прислужниц — не можем.

Царевна согласна и приказывает нянькам да прислужницам подождать ее на берегу, а сама идет за Симеоном на корабль глядеть дива дивные, зверей чудных.

Как взошла — корабль и отплыл, и пошел гулять по синему морю.

Царь ждет не дождется царевны. Приходят няньки и прислужницы, плачутся, рассказывая свое горе. И распалился гневом царь, приказывает сейчас же устроить погоню.

Снарядили корабль, и погнался царский корабль за царевной. Чуть мреет далече — плывет корабль Симеонов и не ведает, что за ним царская погоня летит — не плывет! Вот уж близко!

Как увидали семь Симеонов, что погоня уж близко — вот-вот догонит! — нырнули и с царевной и с кораблем. Долго плыли под водой и поднялись наверх тогда, как близко стало до родной земли.

А царская погоня плавала три дня, три ночи; ничего не нашла, с тем и возвратилась.

Приезжают семь Симеонов с прекрасной царевной домой, глядь — на берегу высыпало народу, что гороху, премногое множество! Сам царь поджидает у пристани и встречает гостей заморских, семерых Симеонов с прекрасной царевной, с радостью великою.

Как сошли они на берег, народ стал кричать и шуметь, а царь поцеловал царевну во уста сахарные, повел во палаты белокаменные, посадил за столы дубовые, скатерти браные, угостил всякими напитками медовыми и наедками сахарными и вскорости отпраздновал свадьбу с душою-царевной — и было веселье и большой пир, что на весь крещеный мир!

А семи Симеонам дал волю по всему царству-государству жить да поживать привольно, торговать беспошлинно, владеть землей жалованной безобидно; всякими ласками обласкал и домой отпустил с казной на разживу.

Была и у меня клячонка — восковые плеченки, плеточка гороховая. Вижу: горит у мужика овин; клячонку я поставил, пошел овин заливать. Покуда овин заливал, клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали. Торговал кирпичом, остался ни при чем; был у меня шлык, под воротню шмыг, да колешко сшиб, и теперь больно. Тем и сказке конец!