Русский народ, красный и православный

За последнее время мои единоверцы-православные удостоились многого, что вполне тянет на признание если не в любви, то уж точно в повышенном внимании. При малом количестве и невысоком качестве информационных поводов насыщенность антицерковной риторики в информационном пространстве потрясающая. Нет, я не пытаюсь перевести стрелки с часов патриарха на козни извечных врагов Руси. Я просто напоминаю, что до часов патриарха поводы для воплей у программируемой общественности были другими, никак не связанными с часами. А через неделю, помяните мое слово, про часы забудут, а машина медианенависти найдет другой вопиющий повод.

Так вот. Ненависть к РПЦ у инициаторов кампании — застарелая, качественная. Вызревшая не только и не столько на недостатках церкви как общественного института, состоящего из грешных людей, сколько на отрицании самого православия.

Тут я прошу уважаемых читателей не столько верить мне на слово, сколько верить на слово нашим уважаемым оппонентам, которые потратили довольно много усилий в прошлом для объяснения нам, что православие (в отличие от католичества, объединившего Европу, и уж тем более протестантизма, обогатившего весь западный мир) — куда менее удобная идеологическая система. Вообще трудно переоценить все труды нашей либеральной интеллигенции в этой области.

Две мишени

Есть только один феномен в российской истории, который в той же мере представляет собой мишень для либеральной и западнической ненависти, — русский коммунизм.

И то и другое для критиков этих явлений — идеи, которые отделили Россию от «цивилизованного мира» и не дали ей интегрироваться в этот «цивилизованный мир», заставили противостоять ему. Поэтому вполне закономерно, с точки зрения западников, и то, что оба этих исторических феномена должны быть прокляты и отменены навсегда.

Но это только верхний, самый простой слой. Более сложная и перспективная идея в другом. Оба эти феномена — русское православие и русский коммунизм — старательно подвергаются подмене и конфронтации.

С одной стороны, вроде бы кажется, что к конфронтации не нужно прилагать никаких особых усилий: коммунисты и РПЦ и сами с успехом враждуют друг с другом еще аж с 1917 года. На русских иконах есть множество сюжетов, где красноармейцы с красными звездами убивают священников, прославленных как новомученики. С другой стороны, коммунисты тоже всегда могут припомнить сотрудничество РПЦЗ и многих священников из РПЦ с фашистскими оккупантами в войну. Спору нет — нам есть что припомнить друг другу.

Однако есть нюанс: есть кое-что, что русский коммунизм с русским православием объединяет.

«Не такие, как все»

Я говорю о России и ее народе. Наиболее искренние из наших противников довольно часто подмечают связь между коммунизмом и православием, не забывая при этом отмечать, как им оба эти явления отвратительны. При этом они всегда довольно охотно говорят о бедах, несчастьях и недостатках этих явлений, с готовностью рассуждают о барьере, который эти идеи воздвигали между Россией и остальным миром, с презрением судят о мессианском содержании этих идей. Но никогда не говорят о том, что у коммунизма и православия общего. Об этом они старательно молчат.

Почему? В силу чего этот странный русский народ все время тянет в рот всякую бяку? Почему он делает такой выбор, который никто не делает?

Причина ненависти к коммунизму и православию заключена в невозможности ненавидящих честно ответить себе на вопрос «Почему русские не такие, как все?». И что еще страшнее — сразу за честным ответом на этот вопрос скрывается честный ответ и на следующий: «Почему вы, русские, не хотите быть такими же, как мы?»

Входя в эту область рассуждений, я должен заранее и честно предупредить уважаемых читателей: здесь мы оказываемся в мире идей и идеологий. И я предлагаю судить об идеологических системах по их результату — идеальному человеку, которого они создают, а также по тому, что они отрицают, от чего отталкиваются, с чем непримиримы.

И Римская католическая, и Русская православная церковь создали своих святых — примеры идеального человека. Своих идеальных людей создало и протестантство — хотя святыми их и не называет.

Так вот, идеалы эти получились очень разными. И если дискуссии между католичеством и православием на предмет, кто лучший святой — Серафим Саровский или Франциск Ассизский, можно считать очень острыми и содержательными, то дискуссия между протестантами и православными не ведется вовсе по причине отсутствия общего поля для спора — точек соприкосновения нет вообще.

При этом надо отметить, что католичество на старом классическом Западе терпит непрерывное поражение, уступая место тысячам форм протестантства (вплоть до обходящихся вообще без Бога). Самые католические страны сегодня, напомним, — это страны бедные или развивающиеся. А самые развивающиеся стремительно декатолизируются и становятся протестантско-атеистическими (см. пример Бразилии).

Почему из католицизма, фигурально говоря, исторически вылупилось протестантство, а из православия коммунизм? (Все же и из католических семей  выходили революционные коммунисты  . Достаточно вспомнить Испанию, Италию, Латинскую Америку и даже  в некотором отношении Германию)

Если католичество объединяло Европу и обособляло людей, то православие объединяло людей и обособляло Россию. Когда к обособленным европейцам явилось протестантство, стало обогащать их и объявлять богатство признаком спасения, православие, напротив, повисло у капитализма на руках, как кандалы.

Коммунизм, родившийся как техническая теория в Европе, в ней так и не применился, но неожиданно стал основной идеологией Советской России. (Коммунизм пронизывает Христианское вероучение, и в некоторых аспектах содержится во многих культурах, не говоря уж о общинном крестьянском коммунизме Руси-России, в Германии он лишь был связан  с попыткой обретения научной картины мира - марксизмом ).  Он захватил власть в России вроде бы вне логики. Как бы чудом. (Есть мнение все более подтверждающееся ист-фактами, что та-же крестьянско- казаческая война С.Разина - есть первая Русская попытка отвадить православие от скатывания в фарисейский институт вспоможения паразитам - очень многие факты подтверждают, что в первую голову это была Духовная война за сохранение Новозаветного идеала православия - слишком много было у Разина монахов и священников -  об этом говорят показания пытаемых, скрупулезно записанных царскими дьяками при подавлении крестьянской войны Тоже подтверждение мы находим и в жизни протопопа Аввакума, казненного  романовыми, ориентирующимися потихоньку  на образ жизни Западной элиты) .  

 Капитализм к тому моменту уже уничтожил монархию, превратив царя в гражданина Романова. Царь в качестве «хозяина земли русской» мешал капитализму извлекать прибыль из России (не конкретный даже гр. Романов, а любое следующее воплощение фигуры царя). Была демократия, рукопожатность и всякое такое. Почему коммунизм?

Проблема была в том, что, кроме прибыли, капитализм ничто не интересовало, что особенно ярко было видно русскому солдату во время Первой мировой войны. Солдат отлично видел военных подрядчиков, коррупцию среди чиновничества, которые приводили к пролитию солдатской крови и тяжким поражениям России. Солдат, бывший крестьянин, мог простить собственные лишения, но не мог простить измены России. А измена эта была предопределена просто потому, что поклонение норме прибыли и патриотизм по отношению к стране, львиную долю доходов пускающей на обеспечение собственного существования, а не на сверхпотребление элиты, несовместимы.

Синтез как факт

Так вот, самое важное. Обе эти идеологии — коммунизм и православие — естественные враги капитализма и либерализма. Потому что ни одна из них не умеет смиряться со злом.

Я предполагаю, что русский коммунизм стал результатом многовекового воспитания русских в рамках русского православия как идеологии несмирения со злом. Несмирения с нищетой, болезнями, безграмотностью и бескультурьем. Идеологии, которая требовала от своих адептов прежде всего личной нетерпимости к злу, непозволения себе закрыть на него глаза, недопущения оправдания зла, его легитимации.

Коммунизм и православие сходны в том, что правильный человек не может быть спокоен и доволен жизнью, не может быть в ладу с совестью, пока хоть где-то есть голодный, обиженный, необразованный, обокраденный. На этой моральной основе — совести — капитализм построить нельзя. Невозможно. Он будет отторгаться этой совестью. Хотя бы потому, что, например, во всех цивилизованных языках «совесть» — синоним «сознания», а в русском — строго «внутренний инструмент по измерению справедливости».

Коммунизм и Русская православная церковь исторически вступили не в борьбу друг с другом, а в конкуренцию, осложненную такими сопутствующими явлениями, как примкнувшие на стадии революции к коммунизму «бесы революции,» и материальную заинтересованность церкви в сохранении ее государственного положения, неприемлемого для большевиков.  (Да просто фарисейски выродилось православие, как церковный институт, становясь инструментом и помощником сословных паразитов и буржуев затем- отсюда и понятие “бесы революции”, под которых подводили всех русских, решившихся на коммунистический акт революционного самоотречения от народовольцев и далее ).

Это были мерзкие вещи, но нужно уметь признавать их, чтобы продолжать наше дело дальше. Далее я предполагаю, что именно русские коммунизм и православие могут быть врагами глобального капитализма и либерализма. Потому что они образованы нацией, имеющей могущество мирового уровня, могущей подкрепить каждое свое слово чугуном, свинцом, порохом и золотом, а ныне и ураном.

Мы нация, могущая решать задачи мирового уровня и, следовательно, обязанная это делать. Потому что нация, имеющая возможность решать эти вопросы, но отказывающаяся от их решения всего-то ради того, чтобы ее «не трогали», не просто жалкое зрелище, но и жалкое явление, как и любая несуразность.

И, наконец, я предполагаю, что русское православие и русский коммунизм суть не антагонистические идеологии, а гегелевские тезис и антитезис, которым наследует синтез. (нужно тогда добавлять - отметающий отжившее -обрядность, идолопоклонство, чудодейства и прочую ветхую шелуху)

И этот синтез может, должен произойти — а в миллионах наших сограждан, кстати, уже происходит — именно сейчас. Как ни кричи по ящику про «христиане и красные несовместимы», сегодня у каждого есть знакомые «красные» христиане или даже христиане-сталинисты. Это факт, и нечего тут отрицать, поздно. Поэтому имею честь сделать смелое предположение. Россия находится в процессе этого самого синтеза. А следовательно, на грани выдвижения идеи мирового уровня, то есть представления о смысле жизни человека и о целях государства.

Идея и смыслы  уже давно выдвинуты и ждут  действий реализации.

* * *

И напоследок о том, что нас ждет на пути к завершению этого синтеза.

Нас ждут новые «информационные поводы», призванные обезвредить и подменить как православие, так и «красный проект». Скандальные заявления от дураков и смелые обличения от бесов. И все это будет приходить как снаружи, так и изнутри. В том числе изнутри церкви — нужно четко понимать, что церковь как общественная структура неоднородна в той же степени, что и наше общество. И в этой системе есть своя антисистема, стремящаяся разложить церковь, точно так же, как в нашем обществе есть антиобщество (которое мы все видим ясно). Заявления так называемых представителей церкви о необходимости запрета книг Маркса или реабилитации Власова следует расценивать в этой связи именно как попытку воспрепятствовать естественному движению к синтезу идеологии несмирения со злом с практикой несмирения.

Зачем наводить тень на плетень, когда воздух уже прозрачен итак - в революционном национально-освободительном действии , а не в бла-бла будет решаться вопрос - кто “синтезировался”, а кто из провославных так и остался тупым зомбарем, терпилой и лицемером, как, впрочем,  и истинность коммунистической риторики самоназвания.  Пока это прослеживается на информ-идейном фронте, а скоро и в реальном действии несмирения со злом.)

Проверить мои предположения довольно просто, на мой взгляд. Если я прав, то в ближайшее время и церковь, и «красных» попытаются с помпой «цивилизовать», то есть отрубить им несмирение со злом и принудить к капитуляции перед мировым порядком. В идеале церковь попытаются превратить в некое подобие адописной иконы — с внешним соблюдением благопристойности, но с нечеловеческой мерзостью в основе. А коммунистические идеи попытаются подменить так называемыми левыми, уже сегодня во всем цивилизованном мире отстаивающими право каждого трудяги стать рантье и иметь украинскую горничную.

Посмотрим и убедимся. Проверим.

В заключении доля юмора.

К вопросу о частной собственности

Ницше сказал: Бог умер, - потом подумал немного и добавил, - Это мы убили его. Ты и я.

- …а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь, -  сказал Лука.

«Социалист-христианин – это страшный народ!»

 

Цитата из великого романа Достоевского «Братья Карамазовы»:
«– В Париже, уже несколько лет тому, вскоре после декабрьского переворота, мне пришлось однажды, делая по знакомству визит одному очень-очень важному и управляющему тогда лицу, повстречать у него одного прелюбопытнейшего господина. Был этот индивидуум не то что сыщиком, а вроде управляющего целою командой политических сыщиков, – в своем роде довольно влиятельная должность. Придравшись к случаю, я, из чрезвычайного любопытства, разговорился с ним; а так как принят был не по знакомству, а как подчиненный чиновник, пришедший с известного рода рапортом, то, видя, с своей стороны, как я принят у его начальника, он удостоил меня некоторою откровенностию, – ну, разумеется, в известной степени, то есть скорее был вежлив, чем откровенен, именно как французы умеют быть вежливыми, тем более что видел во мне иностранца. Но я его очень понял. Тема шла о социалистах-революционерах, которых тогда, между прочим, преследовали. Опуская главную суть разговора, приведу лишь одно любопытнейшее замечание, которое у этого господчика вдруг вырвалось: «Мы, – сказал он, – собственно этих всех социалистов – анархистов, безбожников и революционеров – не очень-то и опасаемся; мы за ними следим, и ходы их нам известны.Но есть из них, хотя и немного, несколько особенных людей: это в Бога верующие и христиане, а в то же время и социалисты. Вот этих-то мы больше всех опасаемся, это страшный народ! Социалист-христианин страшнее социалиста-безбожника». Слова эти и тогда меня поразили, но теперь у вас, господа, они мне как-то вдруг припомнились…»

Для руководителя политического сыска буржуазного режима революционеры социалисты-атеисты «не очень-то» опасны, а «в Бога верующие и христиане, а в то же время и социалисты» – страшнее всего.