Допрос под Брамса.
Евгений Евтушенко.
Был следователь - тонкий меломан.
По-своему он к душам подбирался.
Он кости лишь по крайности ломал.
Обычно же допрашивал под Брамса.
Когда в его модерный кабинет
Втолкнули их, то без вопросов грубых
Он предложил взять киви и конфет,
А сам включил, как бы случайно, грюндиг.
И зазвучал проснувшийся прелюд,
Чистейший, как ребенок светлоглазый,
Нашедший неожиданный приют
В батистовской тюрьме под на Сантой-Кларой.
Их было двое: мальчик лет семнадцати…
Он быстро верить перестал Христу
И деру дал из мирной семинарии,
Предпочитая револьвер - кресту.
Стоял он, глядя мрачно, непроломно,
С презрительно-надменным холодком,
И лоб его высокий непокорно
Грозил колючим рыжим хохолком.
И, девочка… И тоже лет семнадцати.
Она из мира благочинных дам.
Из мира нудных лекций по семантике,
Сбежала в мир диктографов и бомб.
И отчужденно, в платье белом-белом,
Она стояла перед подлецом,
И черный дым волос парил над бледным
Голубовато-фресковым лицом.
Казались эти двое отрешенными,
Хоть на костре готовыми сгореть.
Казались эти двое ограждёнными
От музыки, пронзительной, как смерть.
Но следователь ждал… Он знал, что музыка,
Пуская в ход все волшебство свое,
Находит в душах щель, пусть даже узкую!
И властно проникает сквозь нее.
А там она, как полная владычица…
Она в себе приносит целый мир.
Плодами этот мир в ладони тычется,
Листвой шумит и птицами гремит.
В нем отливают лунным светом плечи, шея,
В нем - пароходов огоньки горят.
Он – как самою жизнью искушенье,
И люди жить хотят. И - говорят!
И, вдруг, заметил следователь, юноша
На девушку по странному взглянул.
Как будто что-то понял он, задумавшись,
Под музыки могучий, вечный шум.
Зашевелил губами он засохшими,
Сдаваясь, вздрогнул хохолок на лбу.
И следователь был готов записывать,
Но вдруг услышал тихое: - “Люблю…”
И девушка, подняв глаза огромные,
Как будто не в тюрьме, а на лугу,
Где пальмы, травы и цветы багровые,
Приблизившись, ответила: - “Люблю”.
Была мораль подпольная строга.
Опасность жить учила в аскетизме.
И эти потаенные слова
Они произнесли впервые в жизни.
Им Брамс помог! Им, а не их врагам!
И следователь, в ярости на Брамса,
Бил юношу кастетом по губам,
Пытаясь вбить его “Люблю” обратно.
Был следователь, как в дурном хмелю,
И юноша, не выдержавший пыток,
Скончался с окровавленным “Люблю”,
Застывшим на губах его разбитых…
Я думаю опять о слове том,
Его мы очень часто произносим…
Обожествляем… а при всем при том
Порою, слишком просто произносим.
Я глубоко в себя его запрячу,
Я буду помнить строг, неумолим…
Что вместе с ним идут на смерть за правду.
И умирая, побеждают с ним!
Поиск 
Форумы
