Сегодняшний мир кажется настолько непредсказуемым, что мы порой не уверены даже в завтрашнем дне, не то что в том, каким он будет через 3-4 года. Обанкротятся ли страны еврозоны? Начнется ли большая война на Ближнем Востоке? Ждут ли нашу страну масштабные акции протеста против власти? Закатится ли, наконец, империя доллара? Дать ответы на эти вопросы очень сложно, но от них зависит слишком многое, чтобы не попытаться увидеть хотя бы основные механизмы и логики, которые приведут к тому или иному исходу. Поэтому «Свободная пресса» начинает цикл статей, основанных на интервью с известными российскими экспертами и посвященных ответу на один масштабный вопрос: «Каким будет мир вокруг нас в 2015 году?».

В первой статье о своем видении ближайших перспектив рассказывает Главный редактор еженедельного журнала «Однако» и ведущий одноименной передачи на Первом канале Михаил Леонтьев:

Механизмы

– Я думаю, что прогноз на следующие пять лет по общей ситуации во всем мире связан с крайней неустойчивостью всей сложившейся системы связей и взаимоотношений: Евросоюз и прочие международные организации будут подвергаться очень большому расшатыванию, эрозии и т.д. Существующая сегодня система контроля и влияния будет разрушаться, и создаваться какие-то новые склейки. Здесь что-то прогнозировать очень сложно, можно экстраполировать какую-то волю, и это, скорее, вопрос не расчета, а конкретного действия.

То, что мы видим сегодня, является очень типичной фазой технологического перехода, мир видел ее уже много раз: сначала у вас появляется новая доминирующая в мире сила вокруг разрушения старой экономики, эффективность которой падает. Эта новая сила, которая раньше была периферийной, теперь растет и становится дико конкурентоспособной, начинает завоевывать себе место. В тот момент, когда она становится мощной, но ресурс этого скачка начинает исчерпываться, у нее падает продуктивность капитала. Это падение компенсируется экономикой масштаба, т.е. начинается экспансия. И это тот момент, когда доминант чувствует свое нечеловеческое величие. Проблема в том, что экономике масштаба свойственно достигать неких пределов – либо это пределы земного шара, как в случае с американцами, либо это пределы сопротивления каких-то других игроков из-за того, что в определенный момент плотность вырастает настолько, что вы дальше двигаться уже не можете. И тогда вы начинаете эмиссию. Вы же самый великий и могущественный – вам все дают в долг. После экономики реальных масштабов, начинается экономика фиктивных масштабов – надувается пузырь. Потом он лопается, но в момент, когда он лопнет, уже где-то должны зародиться новые доминанты. Где они будут, сказать очень трудно, но есть ощущение, что Америка имеет возможность сохранить себя как экономика будущего, но уже не во всемирном масштабе.

«СП»: – То есть в основе предстоящих изменений будет лежать кризис?

– Да, дикий рост различных проблем пойдет по принципу домино. Дело в том, что экономические проблемы, которые формально можно просчитывать, никогда не решаются в сфере чистой экономики. В определенный момент экономические проблемы начинают сублимироваться в социальные, политические, в военно-политические и т.д. Избитая фраза о том, что из Великой депрессии мы вышли с помощью Второй мировой войны, отражает истину. Поэтому мы никогда не имеем в экономике чистого эксперимента, иначе она была бы точной наукой.

Нынешние финансовые дисбалансы будут проявляться во всем. Это приведет к распаду порченных валют, а если экономические системы будут разрушены, то понадобится какой-то фундаментальный якорь, которым может стать введение золотого стандарта в той или иной форме. Это будет некий процесс деглобализации, когда основные мировые игроки расходятся по своим цивилизационным зонам, где доминирует одна страна, одна культура и одна валюта.

«СП»: – Путин сможет построить у нас такую зону?

– Во всяком случае, на словах это заявлено. Сможет ли? Строить должен не Путин, это должна делать вся Россия, а он один сможет вряд ли. В конце концов, такие вещи строятся не без силовых элементов, но в первую очередь на внутренней воле. В кризис выживают только государства, а государство это такое образование, где люди живут не по расчету, т.к. если вы живете по расчету, то в кризис вы по расчету же начинаете расходиться. Поэтому это должна быть внутренняя воля.

«СП»: – Значит, должны быть даны какие-то смыслы, идеология?

– Да, должны быть смыслы.

«СП»: – Удастся ли все-таки втянуть в нашу экономическую зону Украину?

– Если политика России, направленная на евразийскую интеграцию, будет серьезной, последовательной и мощной, если она будет подкрепляться вытекающими отсюда мерами в экономике и всех остальных смежных сферах, то Украина никуда не денется: она будет втянута в эту орбиту. Ответ на вопрос «целиком или частями?» зависит от общей ситуации как в самой Украине, так и во всем мире.

Будущее Европы

«СП»: – К 2015 году ЕС в нынешнем виде сохранится?

– Даже если внешняя конфигурация и будет сохраняться, то содержание, конечно, будет совершенно иное. Уже совершенно очевидно, что Италию Евросоюз не вытащит – ее невозможно вытащить, она его утопит. То есть либо они будут «сбрасывать балласт», что приведет к эффекту домино, либо Германия сама соскочит, после чего существование всей этой структуры потеряет смысл – она, извините меня, превратится в СНГ. Здесь можно гадать, что произойдет раньше.

На самом деле разговоры о том, что можно сохранить еврозону в рамках ядра (Германия и Франция – прим. «СП») нереалистичны, потому что тогда это просто не имеет смысла делать: немцам нужен большой европейский рынок – они являются его бенефициарами. Огромный объем немецкого высокотехнологичного экспорта определяется тем, что Германия имеет для себя рынок Европы как базовый. Если это преимущество исчезает, тогда нет никакого смысла отказываться от личного суверенитета, учитывая, что дойчмарка всегда была наиболее сильной валютой Европы. Зачем тогда обременение? Ради чего? Поэтому я не вижу перспектив Евросоюза.

Вообще сегодняшний Евросоюз в какой-то степени является формой реванша Германии за катастрофу XX века. То, что можно условно назвать Четвертым рейхом. Такой красивый, элегантный, политкорректный, мягкий, политически очень сильно дезакцентированный Четвертый рейх. Это геополитическая идея, это идея ощущения Германией себя в Европе, которая реализована под крышей бывшего геополитического противника – Соединенных Штатов. Понятно, что в биполярном мире идея европейской интеграции была вписана в стратегию Холодной войны – это был ответ советской интеграции, который просто не мог не быть сформулирован, потому что отвечать-то как-то надо. Это также вопрос культурно-психологической реабилитации: Германия в мире и гармонии со всеми своими соседями.

Но здесь есть еще один очень важный момент: немцы не хотят печатать деньги. Они все равно их подпечатывают, но не напрямую и они не пытаются заливать ими кризис, как американцы. Надо думать, что если они не решатся просто отказаться от еврозоны, они вынуждены будут это делать, потому что другого выхода нет, но это тоже путь к разрушению еврозоны, только более длинный и более мягкий, также как и американская эмиссия является путем к разрушению зоны доллара. Потому что в определенный момент, когда ваша валюта выходит за рамки каких-то качественных параметров, доверие к ней начинает падать.

Если вы его понижаете системно, то результат предопределен. Вопрос только в том, быстро или медленно. Вся разница между Америкой и Европой состоит в том, первая имеет гораздо большие проблемы фундаментального характера, но при этом имеет инструмент их текущего откладывания и смягчения в виде широкомасштабной эмиссии валюты, которая в нынешней конфигурации мира является валютой мировой доминанты. Поэтому чем сильнее давит кризис, тем сильнее спрос на доллар, что мы и видим на протяжении последних нескольких лет. В тот момент, когда это будет уже не так, это будет уже не кризис. Это будет другое слово, которое при детях не произносится. Это означает «С вещами на выход». Я хочу заметить, что выход из кризиса будет выглядеть гораздо хуже кризиса. Если кто-то думает, что выход из него будет прорывом в светлое будущее, ничего там светлого нет.

Будущее США

– Что касается будущего Америки, то здесь необходимо учитывать, что она более всего склонна сублимировать свои проблемы в виде проекции силы, а социально-политическую и военно-политическую сферы трудно прогнозировать. Силы у США пока есть: накопленных военных бюджетов хватит еще надолго, но возможности уже не те.

Сегодня Америка стоит перед двумя вариантами: надорваться, пытаясь сохранить свою систему и свое доминирование над всем миром, или начать уходить, т.е. реанимировать классический американский изоляционизм. И то, и другое означает конец действующей модели. Только во второй ситуации Америка сохраняется как очень серьезный перспективный игрок, как мощная страна и мощная экономика, только не доминирующая. Более того, во втором варианте у США открывается перспектива реиндустриализации. Например, в ближайшее время она за счет сланцевых технологий добьется энергетической независимости, что даже без массового развертывания добычи сланцев в Европе приведет к обвальному падению цен на энергоносители. Колоссальный рост предложения сланцевого газа будет с неизбежностью давить на цены на нефть, потому что в мире нет таких технологических процессов, где нефть не могла бы быть вытеснена газом при определенных параметрах цены. Это все делает абсолютно реальным возвращение в Америку энергоемких производств: зачем их переносить в Китай, если колоссальная энергетическая база есть и на месте.

Второй момент, который отличает Америку от Европы, это чрезвычайно живучая бизнес-структура. Их экономика больна по всем макроэкономическим показателям, но бизнес очень гибкий и живучий, плюс условия его ведения бизнеса совершенно уникальны. И он может ее вытащить, если политики и нарастающие социальные напряжения не погубят ее раньше. Усугубляет эти напряжения то, что и Европа, и Америка – все развитое человечество – сегодня стоит перед перспективой демонтажа всех своих социальных институтов и всей социальной инфраструктуры: образования, здравоохранения, пенсионной системы – они все банкроты. Реальные антикризисные меры предполагают их упразднение. Сюда же попадают и военные расходы. Но поскольку современные демократии не могут навязывать то, что население категорически не принимает, таких мер принято быть не может, поэтому они будут осуществляться де-факто путем постепенного самодемонтажа этих институтов: нет денег – нет и социальных программ. В США это уже происходит, поскольку у них 50% социалки финансируется штатами, а т.к. те сами печатать деньги не могут, то все, что ими финансируется, сжимается: закрываются больницы, увольняются полицейские, стоят школы без учителей.

О войне

«СП»: – Может ли это вылиться в аналог событий после российского 91-го года?

– Это может быть по-разному. Например, Америка очень остро нуждается в образе врага. Когда господин Кругман (лауреат Нобелевской премии по экономике 2008 года – прим. «СП») говорит о том, что чтобы выйти из кризиса США нужен экономический аналог Второй мировой войны, надо понимать, что чтобы получить экономический аналог, вам надо сначала где-то найти физический. И Кругман абсолютно прав, если вспомнить, что из Великой депрессии Америку вывела война. Внешний враг – это очень хороший инструмент мобилизации. Из Бен Ладена выжали что было возможно и списали. Теперь из иранцев можно попытаться сделать ужас и кошмар. Из России его сделать трудно – понятно, что она ни на какие авантюры не способна. Из китайцев сделать легко, но проблема в том, что китайцы являются очень важной составной частью американской экономики и бизнеса: очень трудно наезжать на собственный инструментальный сборочный цех. Это все равно что ворваться в собственный дом и разгромить кухню и столовую – как-то не очень разумно, хоть и хочется. То есть вроде бы страшные, но совсем свои.

«СП»: – Зато иранцы и сирийцы как бы и «страшные», и не «свои».

– По Ирану степень авантюры пока запредельная, хотя они, конечно, очень бы хотели с ним разобраться. Но пока это все носит пропагандистский характер, хотя в условиях нарастания турбулентности возникает очень большая степень непредсказуемости. Насчет Сирии не знаю – там сейчас пытаются вывести гражданскую войну на уровень развала страны.

Не только Америка, все выходили из глобальных кризисов через войны. Для того чтобы вывести новую технологию на уровень массового использования, требуется внеэкономическое усилие, которое обычно связано с войной как государственными затратами, совершаемыми под воздействием прямой угрозы выживанию. Великая депрессия началась в 1929 году, и до 1941 года никаких признаков выхода из нее не было.

«СП»: – На этом фоне тревожно выглядит то, что к 2015 году американцы достроят вокруг нас систему ПРО.

– Надо понимать, что нынешний мир существует, потому что действует принцип взаимного гарантированного уничтожения. Это те параметры, на которых базируется наша «перезагрузка» в отношениях с Соединенными Штатами. Если мы будем предпринимать адекватные усилия для противодействия построению ПРО, значит он сохранится, а для этого надо много делать. Но есть еще один момент: Америка надрывается в своих военных усилиях, поэтому, возможно, ей и не удастся воплотить в жизнь свой замысел.

«СП»: – Есть вероятность, что Барака Обаму на предстоящих выборах не переизберут. В таком случае, какова будет судьба политики «перезагрузки»?

– Нет никакой перезагрузки, и какая может быть судьба у того, чего нет? Мы добились решения по такому сложному вопросу, как наше вступление в ВТО. Нам даже было дано обещание попробовать отменить поправку Джексона-Веника (поправка 1974 года к Закону о торговле США, ограничивающая торговлю со странами социалистического блока. Сохраняет действие в отношении России – прим. «СП») – можете себе представить? А по ПРО мы сами говорим, что переговоры зашли в тупик. Проблема в другом: похоже, что Обама очень полезен, чтобы списать на него социальный провал. Он воспринимался всеми как кандидат низов, антиистеблишмент. Поэтому возвращение республиканцев кажется преждевременным, и этому способствует действующая система партийного отбора, которая вышибает из избирательной гонки наиболее сильных кандидатов.

О ВТО

«СП»: – Что будет с нашей экономикой спустя 3 года после вступления в ВТО?

– Тема ВТО настолько неактуальна, что меня больше расстраивает тупой ажиотаж вокруг этого вступления, чем сам факт. Членство в ВТО является обещанием неприменения тех методов защиты внутреннего рынка, которые Россия могла бы применить, если бы не вступала в эту организацию. Нынешний кризис – это кризис всей философии, которая стоит за ВТО. Это кризис ничем не ограниченной, максимально дерегулированной свободной торговли. И какой смысл теперь туда вступать? Это все равно что вступить в чуму, или вступить в холеру. Вот весь мир в холере, а нас не было, давайте, наконец, вступим!

«СП»: – А через 3 года «пациент» не умрет?

– Нет, там очень длинные переходные периоды. По тем параметрам регулирования, которые наши власти считали нужным отбить, где-то 10 лет, где-то 5 лет. А там уже «либо шах умрет, либо ишак сдохнет». На самом деле у нас уже сейчас уровень защиты рынка в целом очень низкий. Кроме того, в рамках ВТО все великолепно занимаются протекционизмом, но в несколько иных формах. Мы знаем, что ведутся «стальные войны», торговые войны вокруг других товаров. В конце концов, у нас существует такой совершенно неотразимый инструмент, как товарищ Онищенко, который никакому ВТО не подчиняется, поскольку является «борцом за чистоту». Поэтому Онищенко невозможно отменить никаким ВТО.

Об управлении обществом

– Есть еще один момент, который мы упустили. Это совершенно беспрецедентный уровень и скорость технологического прогресса. Особенно в области компьютерных технологий, роботизации и т.д. Ссейчас Китай является суперконкурентоспособной страной по причине наличия дешевой рабочей силы, которая, кстати, становится все дороже. Но в тот момент, когда основные процессы будут полностью роботизированы, кому будут нужны китайцы? И какая будет разница, где какая цена рабочей силы?

Это также связано с контролем над обществом. Если у вас небывалый технический прогресс накладывается на рост социального напряжения, то можете ожидать эскалации инструментов и форм насилия. Это может разрушить и систему глобального сдерживания, потому что может сложиться ситуация, когда оружие массового поражения окажется никому не нужным и бесполезным перед лицом новых технологий. Например, британские футурологи пугают индивидуально программируемыми пулями: зачем нужно «мочить» всех, если можно убить конкретно того, кого вы решили.

Ныне существующая социальная система полностью является продуктом нынешнего экономического уклада, и если уклад меняется, то это социальная система просто не работает.