Все происходящие в мире, в том числе на постсоветском пространстве, «цветные» революции являются составляющими единого процесса, инициированного США для установления своего контроля Наблюдая за тем, как Россия упускает из зоны своего стратегического контроля одно пространство за другим, со все большей уверенностью можно утверждать, что такое эффективное средство, как «бархатная революция», будет и дальше использоваться нашими геополитическими оппонентами. Стартовав в Восточной Европе еще в бытность существования СССР, «бархатные революции», сместив все социалистические режимы Европы и развалив Югославию, плавно переместились в зону, как мы тогда думали, стратегического контроля России. А именно в постсоветское пространство СНГ, где эти процессы обрели свой «цвет», став «революцией роз» в Грузии, «оранжевой революцией» на Украине. И далее – Киргизия, Узбекистан, Молдова – все это заставило задуматься о реализации подобного сценария и в самой России. Так что же принесли «бархатные революции» тем государствам, в которых они состоялись? И что стоит за этим явлением, сменяющим режимы суверенных государств постсоветского пространства по принципу домино? Везде, где были реализованы сценарии «бархатных революций», сегодня мы можем наблюдать либо частичную, либо полную потерю суверенитета. Бархатные революции как элемент сетевой войны «Бархатная революция» – смещение политических режимов, основанное на методах «ненасильственной борьбы», разработанных Джином Шарпом еще в 80-х годах прошлого столетия, - это целиком и полностью американской продукт, составная часть сетевой технологии, которая определяется сегодня в политологии понятием «сетевые войны». Смысл этого явления состоит в захвате контроля над территорией, по возможности, без использования обычных вооружений. Т. е. на основании применения «soft power», так называемой «мягкой силы», которую американский политолог Джозеф С. Най-младший определил как «способность государства (союза, коалиции) достичь желаемых результатов в международных делах через убеждение, а не подавление, навязывание и принуждение, что характерно для “жесткой силы”. “Мягкая сила” действует, побуждая других следовать (или добиваясь их собственного согласия следовать) определенным нормам поведения и институтам на международной арене, что и приводит ее к достижению желаемого результата фактически без принуждения». Таким образом, США используют новейшую технологию ведения войны. Это так называемая война шестого поколения, или сетевая война – технологическая разработка, полностью находящаяся в компетенции Пентагона, и сегодня успешно реализуемая на пространстве СНГ. Обычно, когда речь идет о «сетевых войнах», результат достигается с помощью т. н. «социальных сетей», т. е. с помощью самого общества, в котором выделяется сегмент, где определенным образом формируется общественное мнение, направленное против действующего режима. Посредством этого сегмента общества, представляющего собой сеть – взаимосвязанных между собой участников, - происходит давление на действующую власть, которая принуждается к уходу с руководящих позиций. Это давление снизу, со стороны социальных сетей, явление далеко не спонтанное, а спровоцированное, созданное технологически. В этом – особенность сетевых технологий и «бархатных революций», которые на них основаны: под предлогом якобы очевидных претензий к власти, спровоцировать волну самоиндуцирующегося протеста, развивающегося по нарастающей под воздействием «психоза соучастия». Т. е. это чисто технологическая вещь, которая имеет свое происхождение в американской политтехнологии. Таким образом, все «бархатные» революции, которые происходят в мире, и, в частности, на постсоветском пространстве – есть явление, спровоцированное США для установления геополитического контроля над теми государствами и территориями, которые прежде находились в зоне влияния России. Все еще оставаясь ядерной державой, большая Россия вызывает обоснованные опасения у наших «друзей по перезагрузке», а прямое, вероломное вмешательство в дела стран постсоветского пространства может вызвать у нее недовольство, переходящее в агрессию. Это как раз нежелательно. К тому же основной целью для США, чего они никогда не скрывают, является сама Россия. Последствия сетевой войны Каковы же последствия сетевой атаки для тех государств, в которых реализуется данная технология? Естественно, ничего хорошего для этих государств и режимов «бархатные революции» в себе не несут. Ибо при реализации этого сценария общество пускается «в расход», т. е. его интересы совершенно не учитываются, оно становится разменной монетой, расходным материалом. А сами «революционеры» первыми исчезают с политической арены, а иногда и из жизни. Люди, которые искренне начинают верить в идеалы «бархатных революций», не подозревая о том, что это – спровоцированные идеалы, - по сути, становятся топливом таких революций, расходным материалом. Само же общество выводится из состояния равновесия, нарушаются социальные устои, падает авторитет власти, растет недовольство, а о нормальном функционировании экономики и говорить не приходится. Все это – идеальные условия для навязывания и установления западных моделей социального устройства. В страну заходит Америка. Вслед за Россией, пережившей «бархатную революцию» 1991 года, не миновала эта участь и страны СНГ. Везде, где были реализованы сценарии «бархатных революций», сегодня мы можем наблюдать либо частичную, либо полную потерю суверенитета. К последнему случаю – полной потере суверенитета, - следует отнести современную Грузию, где «революция роз» привела к серьезным процессам, дестабилизировавшим общество, а также к серьезным территориальным проблемам. Собственно, территориальные проблемы мы видим во всех странах постсоветского пространства, в тот или иной период ориентировавшихся на США. Таким образом, никаких преимуществ ни политические силы этих государств, ни их общества от реализации сценариев «бархатных революций» не получают. Единственная сила, в любом случае получающая с этого политические дивиденды, - это США, устанавливающие таким образом безболезненный, невоенный, «мягкий» контроль над своими новыми территориями. Сетевые процессы в Грузии и на Украине Грузия является важнейшим геополитическим плацдармом для закрепления США на Кавказе. Через Грузию, как через элемент кавказского перешейка, Россия, гипотетически, получает прямой стратегический выход к Ирану, к налаживанию с ним прямых стратегических отношений. Последний же, в свою очередь, имеет непосредственный выход в Индийский океан. Стремление России к выходу в «теплые моря» в терминах геополитики и является главной угрозой для США. А наиболее короткий путь к теплым морям как раз лежит из России в Иран, через Кавказ, как Южный, так и Северный, пока еще находящийся под прямым стратегическим контролем России. Поэтому Грузия и стала целью номер один американской сетевой войны, отправившись в топку построения американской империи на евразийском континенте. Реализуя главную задачу американской геополитики – не пропустить Россию через Южный Кавказ к Ирану – США стремятся либо максимально дестабилизировать это небольшое пространство, в котором, помимо Грузии находится еще Азербайджан и Армения, либо установить там свой, прямой военно-стратегический контроль, физически перегородив выход России к Индийскому океану. Такова задача, которая решалась при осуществлении сценария «бархатной революции» в Грузии. И эта задача была решена: Грузия была выведена из-под остаточного геополитического контроля России, который еще сохранялся там с момента распада СССР в период правления Шеварднадзе, бывшего советского политического функционера, и полностью переведена под прямой геополитический контроль США. Именно в Грузии были размещены американские военные базы, там действовали американские инструктора, и в принципе сегодня можно констатировать, что Грузия приняла атлантистский вектор развития, полностью лишившись какого либо суверенитета. Попытки «цветных» переворотов были осуществлены и в Армении, и в Азербайджане. Палаточный лагерь, стычки с полицией, жертвы среди протестующих – все это пережила армянская столица в марте 2008 года, после состоявшихся в стране выборов. А власти Азербайджана уверены, что выступления оппозиции в марте 2011 года, и, возможно, планируемые попытки выступить против действующего конституционного строя, организованы из-за рубежа. В качестве основного актора этих процессов называется, в том числе, и Грузия, ставшая плацдармом американской экспансии на Кавказе. Противостояние захватническим действиям со стороны США возможно лишь только в том случае, если руководство нашей страны осмыслит эти стратегии именно как часть пусть и сетевой, но все же войны. Что касается Украины, то здесь задача была примерно схожей. Украина для России является своего рода мостом в Европу. Как пишет Збигнев Бжезинский, без Украины Россия перестает быть евразийской державой, и становится державой азиатской. К тому же Украина является важнейшим элементом т. н. «санитарного кордона», который отсекает Россию от стран ЕС, и не дает ей возможность наладить полноценное стратегическое партнерство с Европой. На пути к этому партнерству, в первую очередь, с Германией, и выстраивается этот санитарный кордон, простирающийся от холодных северных морей, по странам Балтии, через Украину, Молдавию, далее, вниз, к Грузии. Пока минуя Беларусь, которая все еще является последней брешью в этом санитарном кордоне, а его функции все еще активно выполняет Польша. Пояс, который отсекает Россию от Европы, был создан американцами для решения важнейших стратегических, геополитических задач, именно путем последовательного инициирования так называемым «бархатных революций» в этих государствах, в рамках сетевой войны, ведущейся против России. Приход к власти на Украине Виктора Януковича – позитивное событие, которое поначалу несколько обнадежило российскую политическую элиту. Однако наметившаяся в этой связи позитивная тенденция в российско-украинских отношениях должна была быть подхвачена российскими властями для того, чтобы начать процесс возвращения более активно присутствия российских интересов на Украине, которая на пять лет была для нас потеряна. Нужно было продвигаться дальше – развивая стратегическую инициативу на Украине продвигаться дальше - на Запад, налаживая стратегические отношения с Евросоюзом. Та же возможность была у нас в августе 2008 года в отношении Грузии - начать участвовать во внутренней политике Грузии, содействуя ухода от власти Саакашвили, - продвигаться дальше на Южный Кавказ, к Ирану. Однако время было упущено. Узбекистан и Киргизия – американское поражение или маневр Узбекистан и Киргизия были и продолжают быть важнейшими площадками для поддержания американской военной оккупационной операции в Афганистане. Понятно, что несмотря на нынешнюю болтовню о выводе американских войск из этой страны, США никогда не отступятся от задачи установления полного контроля над регионом. И для этого они будут продолжать дестабилизировать там ситуацию, пытаясь взять Узбекистан и Киргизию под свой полный контроль. Обычно за такими, не до конца состоявшимися попытками совершения бархатного переворота, какие мы наблюдали в узбекском Андижане, или несколько смазанная ситуация с «каскадом революций» в Киргизии, следуют более жесткие сценарии. Т. е. воздействие ужесточается по нарастающей. «Бархатный» сценарий сменяется более жестким – стычки с полицией, первые жертвы, погромы, ну а дальше, обычно, начинается раскачка ситуацию по этническому принципу, т. к. это наиболее тяжелая для разрешения стадия выхода ситуации из под контроля. Все это сопровождается параллельным созданием множества очагов социальной нестабильности, всплеском экономических проблем, расшатыванием социальной ситуации, резкое внутриполитическое обострение. Цель - заставить руководство этих государств согласиться с тем, что контроль над ситуации со стороны власти потерян, что власть выпала у них из рук. Там, где существуют необходимые условия, а именно, достаточно развиты сети неправительственных структур и организаций, либо достаточно развиты социальные интернет-сети, между стадией мягкого переворота и жестким сценарием может быть реализован сценарий «socket-puppet revolution». Его суть в более плавном переходе от ненасильственных уличных акций к нагнетанию социальной истерии в интернете и медиа-пространстве, с созданием депрессивного для власти психологического фона и постепенным обострением ситуации, выплескиванием недовольства в более жесткие уличные формы протеста. Результатом в любом случае становится взятие территории государства под американский контроль. За бархатной революцией, в случае ее неуспеха или полу успеха, следуют попытки использования более жестких сценариев, которые в пределе, в зависимости от срочности, могут закончиться силовыми операциями, такими как в Ираке или Ливии. Таким образом, несостоявшаяся десуверенизация Узбекистана или несколько смазанная по эффективности ситуация в Киргизии являются лишь этапами, своего рода временным маневром, предстоящим более жесткому сценарию, финал которого в любом случае один и тот же. Осознание угрозы – шаг к адекватному ответу Противостояние захватническим действиям со стороны США возможно лишь только в том случае, если руководство нашей страны осмыслит эти стратегии именно как часть пусть и сетевой, но все же войны, и выработает адекватную ответную стратегию, на том же уровне технологических представлений о процессах, на каком ведется сетевая война против России. Пока же следует признать, что отставание России происходит не на уровне технологий обычных вооружений, а на более серьезном, парадигмальном уровне. Пока мы готовимся к прошедшей войне, противник уже начал и продолжает активное наступление. Выступление сетевое, виртуальное, ментальное, невидимое. Невозможно выстроить адекватного ответа без понимания того, что против нас ведется именно война, хотя она и ведется без использования обычных, таких привычных для нас вооружений. Сетевая война ведется на более тонких уровнях, с использованием информационных технологий, дипломатических сетей, неправительственных организаций, с подключением журналистов, СМИ, блогеров и т. д. Это многоуровневая стратегия, результатом которой становится весьма конкретная военная победа, выраженная в отторжении территорий. Непонимание этого будет заведомо ставить Россию в состояние проигрыша. Мы всегда будем оказываться лишь перед фактом того, что очередная территория, государство, республика вышла из-под нашего контроля. И, несмотря на заверения американцев о том, что пространство СНГ останется в зоне геополитических интересов России, фактически мы наблюдаем стремительную потерю своего влияния там, где еще совсем недавно стояли наши военные базы, жили наши люди, говорящие на нашем языке, а русская культура формировала поколения народов и этносов единого стратегического пространства большой России. Сегодня же границы американского влияния все больше погружаются вглубь континента. Враг не у порога, он уже в доме.
2:34 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
347
Сражения эпохи постсовременности
В отличие от войн предыдущих эпох сетевые войны идут всегда, и списать их со счетов означает раз и навсегда проиграть в геополитической битве Сетевые, или как их ещё называют, сетецентричные войны представляют собой новейшую технологию захвата территорий, отторжения пространства в свою пользу, перевода его под свой контроль, частным случаем чего является, например, смена правящего режима в государствах. Особенностью же сетевой операции является то, что она осуществляется преимущественно без использования обычных вооружений. В этом заключается главная цель сетевых войн, являющихся новейшей разработкой Пентагона – увеличить пространство контроля не вовлекаясь, по возможности, в открытую «горячую» фазу противостояния с противником, хотя она не исключена. «Засорение эфира» осуществляется умышленно. Точнее, умышленно создаются условия для того, чтобы поток информации постоянно усиливался, а способность усвоить и критически осмыслить полученную информацию снижалась.
Детали этой разработки не разглашаются открыто, а информация о ней распространяется только в специализированных закрытых сообществах и экспертных комьюнити. Однако, эта технология является закрытой лишь в определённой степени, как всё в Америке. Американцы - очень откровенные люди, которые исходят из того, что за пределами американского экспертного сообщества, а уж тем более за пределами самой Америки живёт весьма тёмный люд.
И если человек не относится к элитарному экспертному сообществу, то он не способен понять сути описываемой стратегии, а если и способен, то в этом случае, очевидно он представляет какой-либо маргинальный интеллектуальный кружок и не может повлиять ни на принятие судьбоносных решений, ни, тем более, на ход истории, а значит его доступ к «идеям» не опасен. Остальное же, «не интеллектуальное» население планеты тонет в потоках мусорной, ничего не значащей информации, и не в состоянии выделить из неё что-либо ценное.
Именно по этой причине американские стратеги описывают свои разработки со всей американской откровенностью во множестве научных книг, статей, на специализированных сайтах, в других источниках, справедливо полагая, что если это и будет кем-то прочтено, то только узкой прослойкой посвящённых специалистов. Для большинства же всё это просто не представляет интереса, ну а политические элиты стран-соперниц вряд ли способны всё это адекватно воспринять без специализированной экспертной поддержки. Именно поэтому ЗбигневБжезинский спокойно выпускает свои труды, где открыто описывает стратегии развала постсоветского пространства, а затем России, которые сегодня реализуются. Мы же, открывая книжку Бжезинского, с удивлением обнаруживаем, что всё, что с нами произошло в начале 2000-х, Бжезинский, оказывается, описал ещё в 1997. И сегодня описанное им в конце 90-х, продолжает происходить на наших глазах.
Технология т. н. «цветных революций», являющаяся частным случаем, разновидностью сетевых операций, называемых ещё Операциями базовых эффектов, - тоже, в общем-то, не являлась секретом и была описана ДжиномШарпом ещё в конце 1980-х. По его пособию «От диктатуры к демократии» была разрушена Югославия, а в середине 2000-х годов мы с удивлением обнаружили реализацию этой же технологии на постсоветском пространстве.
Исходя из того, что все эти модели в лучшем случае становятся достоянием маргинального меньшинства, которое аппаратно ни на что в реальной политике не влияет, максимум «раскрывая» всё это на своих маргинальных Интернет-ресурсах, американцы совершено не беспокоясь относительно судьбы подобных разработок, особо их не пряча, но и не выпячивая, шаг за шагом реализуют сетевые стратегии против своих геополитических противников, ставя их перед фактом уже свершившихся процессов. Таким образом, с одной стороны, информация о технологии сетевых войн является довольно эксклюзивной и относительно закрытой, и в том виде, в котором она доходит до России, учитывая перевод, трактовку и среду восприятия – эта информация во многом теряет свой изначальный смысл, и её распространение в узких кругах представляется для американцев неопасной. С другой стороны, наибольшую ценность здесь представляет именно трактовка, популярная дешифровка, толкование в доступном стиле сути и последствий этой технологии.
Разработанная Офисом реформирования секретаря обороны вооруженных сил США, под руководством вице-адмирала АртураСебровски, эта технология относится к войнам шестого поколения. Фактически эта разработка относится к разряду именно военных стратегий, т.к. направлена на то, чтобы осуществлять захват власти в государствах и ставить их под свой контроль так, чтобы противник узнал о своём поражении только после того, как оно уже состоялось.
Несмотря на то, что сетевые войны в основном ведутся без использования обычных, классических средств вооружения, без прямого использования армии и ставших привычных нам за последние столетия технологий проведения военных операций, возможны и горячие фазы сетевой войны. Силовое воздействие осуществляется в том случае, когда источники сопротивления с одной стороны несистемны – т.е. их нельзя устранить сетевым способом, с другой стороны – маргинальны, фрагментарны и незначительны. Например, разрозненные небольшие террористические группы, случайным образом разбросанные по значительной территории и не имеющие общей стратегии и координации действий между собой. Однако даже при этих условиях силовая фаза сетевой операции проводится лишь в крайнем случае, в основном когда значение имеет временной фактор и необходимо ускорить завершение операции. Вместе с тем, важнейшим элементом сетевой стратегии является «стравливание» групп противника между собой, провоцирование вооружённых конфликтов, столкновений и прочих силовых и насильственных действий на территории противника. Трипарадигмывойны
Говоря об отличии сетевых войн от обычных, необходимо учитывать три фазы развития человеческой истории: аграрную, индустриальную (промышленную) и постиндустриальную (информационную). Им соответствуют три социальных формата - это премодерн, модерн и постмодерн. Нынешнее, современное нам общество всё больше постмодернизируется, соответственно, технологии модерна, то есть индустриальные технологии, которые реализовывались в ведении обычных войн, где доминируют армии, военная техника, численный состав, - уходят в прошлое. Постиндустриализация современного мира и постиндустриальные технологии делают акцент на передачу информации и здесь ключевым моментом, ключевой функцией, областью передачи и средой распространения этой информации является сеть. Сеть – это уже явление постмодерна.
Всё это необходимо понимать для того, чтобы оценить, насколько устарели индустриальные подходы ведения обычных войн, а следовательно, для того, чтобы адекватно представить себе, какова роль сугубо индустриальной системы т. н. ядерного сдерживания, на которой покоилась безопасность двухполярного ялтинского мира эпохи модерна. Старая поговорка о том, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне, приобретает здесь действительно жизненно-важное значение. Без осознания сути «новой теории войны» можно просто забыть о понятии безопасности, так же как и о возможности сохранения суверенитета.
Многочисленные примеры, в том числе и из новейшей истории, доказали, что Америка ни при каких обстоятельствах не пойдёт на ядерное обострение до тех пор, пока у России хотя бы номинально остаётся её ядерный потенциал, и пока она даже гипотетически способна нанести ответный ядерный удар. Так же исключено любое прямое военное столкновение основных сил НАТО с российской армией, т.к. это теоретически может повлечь за собой, в случае тенденции к поражению, ядерный удар со стороны России по территории США или стран участниц блока НАТО.
Однако, вместе с этим, совершенно не исключены ситуации непрямого столкновения в локальных конфликтах, либо «обоснованные» локальные удары по территории России в случае, если это будет вызвано необходимостью подавления локальных точек сопротивления небольших террористических групп, что записано в концепции национальной безопасности США. В этом случае ядерный ответ со стороны России является несоизмеримым, а значит маловероятным. Ну а главным инструментом горячей фазы сетевой войны является «спровоцированный» военный удар по территории противника (или по территории, находящеёся под его стратегическим контролем) со стороны третьей силы.
Данный метод ведения войны вытекает из , активно применяемой США. Примером же такого «спровоцированного» военного удара стало нападение Грузии на Южную Осетию, сетевой операции США против России, в результате которой были созданы т. н. граничные условия для военной агрессии на территорию, стратегически подконтрольную России, без прямой увязки с американским центром принятия данного решения.
Таким образом, спокойствие относительно безопасности России, связанное с надеждой на наш «ядерный щит», доставшийся нам из эпохи модерна, при наличии постмодернистской технологии сетевых войн, является достаточно мнимым. Это всё равно, что надеется на свой арбалет или тугой лук с острыми стрелами в ситуации, когда противник готовит авианалёт эскадрой сверхзвуковых бомбардировщиков. Вооружения индустриальной эпохи так же проигрывают перед постиндустриальными информационными стратегиями, как воинство эпохи премодерна перед лицом индустриальных армий. Кавалерия, конечно, принимала участие во Второй мировой войне, но не стала решающим фактором победы. Геополитическаяподоплёкасетевойвойны
В своих действиях американцы всегда исходят строго из законов геополитики, а основной константой геополитики является противостояние цивилизации суши, которую сегодня представляет Россия, и цивилизации моря, оплотом и доминантой которой являются США. Геополитика неотменима для США, они исходят всегда только из геополитических принципов, поэтому геополитическая константа присутствует в каждом их шаге и в каждом конкретном действии. Сетевые войны - это та технология, которая логически вытекает из геополитики. Основной угрозой США, исходя из геополитической логики, является Россия - как большое пространство, соответственно, их основной задачей является уменьшение этого большого пространства путём отторжения территорий в свою пользу и разделения его на части.
В геополитике пространство имеет решающее значение, порой даже вне зависимости от его качества – наделённости полезными ископаемыми или плодородными землями, хотя с точки зрения «сакральной географии» - предшествующей геополитике, качество пространства имело огромное значение. Россия является крупным геополитическим субъектом, в геополитических терминах – большим пространством, а значит она представляет угрозу для единоличной американской доминации. Цель американской «Империи» – разделить это большое пространство на части, на как можно более мелкие фрагменты. И здесь все средства хороши: начиная от идеологических диверсий, морального разложения, холодной войны, экономической блокады, и заканчивая прямыми военными ударами. Сетевые войны лежат где-то посередине. Информациякакмусор
Сетевые войны ведутся там, где существуют сети, существование которых, в свою очередь, возможно лишь на фоне информационного пространства. Особенностью информационного пространства является абсолютная возможность производства, передачи и восприятия информации в любом количестве и с максимальной скоростью. В этих условиях наиважнейшим фактором становится качество информации. Производимый в современных условиях объём информации девальвирует её ценность, утомляет сознание, делает восприятие всего производимого объёма информации невозможным.
Тем более невозможной становиться оценка информации, её критическое осмысление и использование. Современный человек в состоянии воспринять информационные потоки лишь урывочно, а акцентировка сообщений осуществляется объёмом потока информации на «заданную» тему. Однако всё это является идеальной средой для проведения сетевых операций, или как их ещё называют – Операций базовых эффектов.
Информация – это, отнюдь, не весь тот мусор, который получает человечество из СМИ и Интернета. «Засорение эфира» осуществляется умышленно. Точнее, умышленно создаются условия для того, чтобы поток информации постоянно усиливался, а способность усвоить и критически осмыслить полученную информацию каждым отдельным индивидуумом, соответственно, снижалась. Это необходимо для того, чтобы вычленить из общего потока информацию, действительно имеющую хоть какую то ценность, было бы достаточно сложно.
Степень ценности в данном случае определяется возможностью полученную информацию использовать. В этой замусоренной среде и осуществляются сетевые операции, а именно, информация, имеющая стратегическое значение, передаётся… по открытым каналам. Прямо в «эфир», через официальные обращения, выступления, статьи в крупнейших СМИ, открыто по сети Интернет. Задания для агентуры в сетевой войне передаются не шифровками, а прямо в «открытый эфир». Их может услышать любой, но вычленить из общего потока информации и правильно расшифровать может не каждый.
Америка является производителем огромного количества информации, но только те, у кого есть определённые коды, некие ключи для дешифровки, способны правильно ей распорядиться. Для определения этих, своего рода, «решёток», сквозь которые пропускается вся информация и отсеивается информационный мусор в новой теории войны используется понятие сетевой код. Это именно та матрица, с помощью которой можно сипарировать информацию, разделить на потоки, систематизировать, отделить ценное, проанализировать полученное и использовать по назначению. Сетевой код - это та решетка, которая вычленяет имеющую ценность информацию из всего остального мусора, прокачивая её дальше, по сети. Структура «сети»
Сетью является любая среда, через которую можно прокачать нужную информацию, заставив её работать. Качественной, правильно настроенной сетью является та, которая воспроизводит «нужное», предсказуемое, или, по крайней мере, предусмотренное действие, вписанное в общую стратегию.
Контентом наполнения сети является вычлененная из общего информационного потока с помощью необходимого сетевого кода информация. При этом сетевой код может быть как существующим – т.е. сложившимся в процессе формирования сети, так и сформированным – т. е. .привнесённым искусственно в уже сложившуюся сеть. Сформированный сетевой код представляет собой своего рода перепрошивку сети, и осуществляется таким же образом, каким, например, перепрошивается мобильный телефон. Изначально разработанная Пентагоном, сеть Интернет долго использовалась для внутренних нужд этого военного ведомства. Почему же она была раскрыта? Потому что она создает идеальные условия для ведения сетевых операций.
В реале сети обычно представляют собой общественные организации, фонды, неправительственные структуры, движения и политические партии, которые ангажируются тем или иным образом одной из сторон, ведущих сетевую войну. Так же это могут быть редакции газет и журналов – как крупных, так и самодельных фэнзинов. Сеть – это вокально-инструментальный ансамбль, изучающий народный фольклор и имеющий обширные контакты с такими же ансамблями в других точках. Это комьюнити в Живом журнале, это клуб охотников, филателистов или собирателей антиквариата, имеющий связь по переписке с другими подобными клубами в разных точках планеты, члены которых периодически съезжаются на общие собрания или форумы.
Наконец, сеть – это небольшие террористические группы, имеющие контакт между собой через Интернет или посредством мобильной или спутниковой связи, объединённые общими мировоззренческими установками. Сеть - это всё то, через что можно пропустить определённый сигнал, который будет воспринят, передан и, в конечном итоге, реализован в действие. Сеть может быть создана. Сеть может быть настроена определенным образом. Она может быть перепрошита, а может быть использована прямо в исходном виде, с теми параметрами, которые имеет по факту. Для её использования достаточно эти параметры просто знать, чтобы включить сеть в общую стратегию.
Сеть – это всё, что имеет контакт между собой. Количество участников сети, её объём, абсолютно не является залогом качества. В конечном итоге – любой контакт между двумя людьми, передавшими друг другу что-то – это простейшая модель зарождающейся сети. Чиновник в Вашингтоне, работающий в госструктуре, и передавший единожды информацию для репортёра в Исламабаде по электронной почте, даже если они никогда друг друга не видели и не увидят – это зачатки сети. А если это случилось повторно – это действующая сеть, которую возможно включить в текущую сетевую операцию. Иными словами, информационное общество представляет собой идеальную среду для создания, функционирования и использования сетей. Сети, действительно, повсюду, и это не метафора. Сети – это объективная реальность.
Отсутствие центра
Сетевая война никогда не ведётся прямым образом. Заказчик никогда напрямую не связан с исполнителем. И даже если провести линию через множество посредников от исполнителя к заказчику – прямой не получится. И кривой не получится. Совокупность проведённых линий образует сеть. Если у вас получилась прямая или даже кривая – то перед вами не сетевая операция, а обычное, классическая операция эпохи модерна, в которой связь между заказчиком и исполнителем, даже при отсутствие некоторых промежуточных элементов, вполне установима.
Конечно, между США и многими событиями по всему миру возможно установить связь, недвусмысленно определив заказчика того или иного процесса. Но эта связь будет сугубо умозрительной. Если конечно речь идёт о сетевой операции. Современный информационный контекст таков, что Америке можно предъявить всё что угодно, начиная от «оранжевой» революции на Украине, и заканчивая разрушительным цунами в Юго-Восточной Азии. И даже если все факторы будут в пользу предъявленных версий, вам, в лучшем случае просто рассмеются в лицо или отправят в дурдом, ибо у вас не будет ни одного прямого факта, а все улики и цепочки будут уводить вас в бесконечные дебри сетей переплетаясь, сходясь и расходясь в произвольном порядке. Кто, Америка? Кто именно? - «Сенатор Джонс, это вы устроили цунами»? – «Да, господа, я уронил чайную ложечку за борт своей яхты, отчего и произошло цунами, приведшее к тяжким последствиям и многочисленным жертвам». Даже если сенатор Джонс или
Смит и был задействован в сетевой операции, то не факт, что он сам знает об этом. Америка, а именно она сегодня ведёт сетевые войны, никогда впрямую не участвует в сетевых операциях. Для примера можно взять . Для того чтобы начать сетевую операцию, необходимо создать граничные условия, то есть те условия, при которых стороны, участвующие в конфликте, сами становятся заинтересованными и естественным образом ангажированными в эту ситуацию. В Чечне заинтересованной стороной были англичане, когда-то имевшие там нефтяные промыслы, которые в своё время были национализированы и отобраны у них. Но до этого англичане вложили туда большие средства. Существуют английские дома на окраинах Грозного, которые стоят до сих пор. Во время первой военной кампании в Чечне англичане занимались финансированием. Они были заинтересованы в решении чеченской ситуации в свою пользу, для того, чтобы вернуться туда и вернуть то, что они имели - нефтяные месторождения, контроль над нефтяными ресурсами. В этом были заинтересованы конкретные британские финансисты, наследники старейших финансовых империй, некогда вложившихся в нефтяную отрасль на Кавказе, и до большой геополитики им, по большому счёту, не было никакого дела.
Ещё одной стороной оказалась Саудовская Аравия, которая была заинтересована в трансляции ваххабитской, исламистской идеи в Чечне, где после советского периода осталось выжженое идеологическое поле. Участвовала в этом и Восточная Европа во главе с Польшей, которая ненавидит Россию, переживая страшные постимперские комплексы, которая создавала негативный информационный фон вокруг действий федерального центра в Чечне. И ещё Турция, которая хотела влиять на Азербайджан, и была заинтересована в поставках своего оружия в зону конфликта.
Все эти участники чеченской сетевой операции непосредственно включились в этот проект без какого-либо прямого указания из США: англичане финансировали, преследуя свои интересы возврата собственности; Саудовская Аравия поставляла кадры, нескончаемый поток боевиков, создавая свой ваххабитский интернационал; Польша и Восточная Европа обеспечивали информационную политику, дискредитирующую Россию во всём мире, исходя из собственного рессантимана по отношению к России; через Турцию и Азербайджан были налажены каналы поставки вооружений, ибо существует пантюркистский проект.
Это – типичная сетевая операция, в которой заказчик не очевиден. Его и нет. Там не было прямого американского финансирования. Ну а если представить себе, что США просто тупо за всё платили, то полученная сумма превысит затраты США на военную операцию в Ираке, уже признанную самой дорогостоящей в истории человечества, в сотни раз. Сетевая операция не предусматривает больших затрат. Её принцип как раз и заключается в том, чтобы грамотно, рационально использовать то, что уже существует, в свою пользу. США на чеченскую кампанию, по большому счёту, не потратили ни-че-го. Однако она чуть нас не убила, поставив на грань существования российскую государственность. Фактически Россия стояла на пороге краха и развала, потому что возник коллапс системы российской власти. А развал России – это и есть главная геополитическая цель США. Признакисети
Каковы основные признаки сети, которые следует знать? Прежде всего, сеть не управляется из единого центра. Вместе с тем, в сетевой войне существует такое понятие как намерение командира. Участники сети понимают общий замысел и должны сами улавливать смысл происходящего. Они не получают прямые команды – «пойди туда», «сделай это», потому что это не классическая армия эпохи модерна, это совершенно иной тип управления. Скорее сеть осведомляется в отношении конечного замысла «командования», которого, по большому счёту, нет. Никто не «командует» сетевой операцией. Есть некоторые аналитические, экспертные центры, разрабатывающие различные стратегии. Их деятельность открыта, а результаты доступны каждому и зачастую не носят прикладного характера. Есть полит-технологические центры, пиар-конторы, службы по связям с общественностью, СМИ и т.д. – их на порядок больше, чем аналитических экспертных структур.
Пользуются ли вторые разработками первых? Возможно. Какими именно и в каком объёме – поди разбери. Многие из этих агентств существуют на гранты каких-то финансовых структур, некоторые просто являются службами при банках или финансовых компаниях. Как эти компании связаны с правительственными структурами США, с Госдепом, с Белым домом, с федеральной резервной службой? Да как и все компании в глобальном финансовом мире, как и все компании, фирмы и банки друг с другом. Количество связей заведомо превышает математическое множество. А теперь докажите связь «ботанического» аналитического научного центра в Праге с «оранжевой» революцией на Украине…
Есть некоторые подразумевания, которые могут быть озвучены центром сетевой операции, например, через СМИ, где-то на каких-то конгрессах, форумах. Это могут быть официальные заявления, доклады тех же научных центров, обращения членов правительства и официальных лиц, намеки политтехнлогов в интервью, высказывания политиков и общественных деятелей. Всё это считывается сетью, то есть теми структурами, которые инициированы этими центрами, подключены, ибо перепрошиты. Дальше эти структуры действуют исходя из озвученного намерения, исходя из обстановки, самостоятельно принимая решения. Они улавливают намерение командира и действуют по обстоятельствам. Если действие оказывается неудачным или провальным, или вообще не осуществляется – сетевой центр не несёт за это прямой ответственности, переконфигурируя сеть другим образом.
Да и «центра» то самого как такового нет. Научные экспертные лаборатории - центр? Нет, они несут ответственность только за сухие теоретические выкладки. Пиар-стурктуры, СМИ? Они очевидно исполнители. Правительство США? Это явно не их компетенция. Госдеп? Возможно, но где доказательства, звонки, распечатки бесед? Их нет, потому что их не существует. Никакой прямой увязки между центром принятия решения и исполнителем нет, а информация – намерение командира – передаётся по открытым каналам.
В этой связи так же следует отметить такое понятие сетевой войны, как самосинхронизация. Это означает, что узлы сети могут действовать автономно от центра, для того, чтобы не вскрыть центр происхождения основной стратегии, заданий, и конкретных действий. В большинстве случаев они даже не имеют представления, о том, где конкретно находится центр или центры принятия решений. Четь ориентируется на контент. Сетевыми узлами могут быть практически автономные структуры, которые связаны между собой горизонтально, при этом они могут находиться в самых невероятных местах, в местах принятия решений противника, в средствах массовой информации, в общественных структурах.
Связываясь между собой в рабочем порядке, они напрямую не выказывают центра происхождения своих задач. Но даже в случае, если увязка сетевой структуры и центра управления будет вскрыта, их связь может быть доказана только косвенно. По умолчанию подразумевается, что центра нет, намерение командира считано, а сеть сама настраивается исходя из задачи и возможностей, т. е. самосинхронизируется
Для успешного проведения сетевой операции также важен такой фактор, как скорость передачи «команды», представляющей собой пакет сообщений, а так же скорость обратной связи. Скорость обеспечивается использованием современных, новейших, информационных и технологических достижений. И чем быстрее коммуникация, тем она эффективнее, ибо скорость передачи данных обеспечивает тайминг. То, что принесёт колоссальный эффект в течении 10 минут, потеряет всякий смысл через четверть часа. Ну а в некоторых случаях речь идёт о секундах.
Сетевая операция определяется как совокупность действий, направленных на формирование поведения нейтральных сил, врагов и друзей в ситуации мира, кризиса и войны. То есть сетевая операция проводится до начала горячей фазы, до её пуска; во время - чтобы курировать и менеджировать все процессы; и после - для того, чтобы зафиксировать и закрепить результаты. Иными словами, сетевые войны, в отличии от войн предыдущих эпох, идут всегда. Примерысетевыхопераций
Типичными сетевыми операциями являются так называемые «цветные» революции на постсоветском пространстве. «Революция роз» в Грузии, оранжевая революция на Украине, попытки совершения «оранжевых» переворотов в Молдавии, Азербайджане, Узбекистане, попытки свержения сетевыми средствами режима в Белоруссии – являются типичными примерами операций базовых эффектов. Не секрет, что и для России разрабатывалась и готовилась сетевая операция, которая должна была реализоваться в момент пересменки власти 2007-2008 годов. Операция не удалась в силу того, что эта технология была вовремя распознана, разоблачена и ей были поставлены определённые преграды. Стоит отметить, что нынешнее пространство СНГ, или т.н. постсоветское пространство является приоритетной зоной ведения сетевых войн. Ибо, как говорил английский геополитик Маккиндер – «кто контролирует Хартленд, тот контролирует мир».
Разветвлённые западные сети существуют на сегодняшний момент в самой России. Созданные в период правления Ельцина, они поначалу финансировались через систему грантов и представляли из себя преимущественно неправительственные организации и общественные фонды, деятельность многих из которых на данный момент приостановлена именно по той причине, что это западные вражеские сети. Их основной целью было ангажировать элиты, активную часть нашего общества, переформатировать её в западном, проамериканском ключе. Эта задача была во многом реализована и наши нынешние элиты, и подавляющая часть медиа-элиты в значительной степени сегодня заминированы такими кадрами, воспитанными и идеологически сформированными в начале 1990-х, в период ельцинских реформ. С приходом Путина они где-то притаились, но активизация этих сетей и центров в том плане, чтобы вернуть ситуацию в состояние начала 1990-х, возможна в любой момент, стоит только дать слабину и отступить от того курса, который установился при Путине и был продолжен Медведевым. С одной стороны эти сети можно обнаружить по их активности, с другой стороны - прокачка информации по этим сетям, то есть их активизация, может сформировать политическую ситуацию в России, сделать данностью этот, на данный момент замороженный, проект, вновь концептуализировав нынешнюю элиту в либерально-западническом ключе. Эта сеть может либо спалиться, и тогда она будет устранена, либо сыграть свою роль, восторжествовать и переформатировать российское политическое пространство, вновь взяв верх. ИнтернетимениПентагона
Несмотря на то, что элементы сетевых стратегий использовались и в прежние эпохи, особенно системно и довольно часто в период Второй мировой войны, первой ярко выраженной «сетью» со всеми присущими ей параметрами, своего рода моделью сети стала именно сеть Интернет. Не секрет, что сеть Интернет изначально была разработана Пентагоном, именно военным ведомством, и распространилась с территории Соединенных Штатов. Чисто теоретически она может быть Соединёнными Штатами так же и свернута, после чего Интернет может прекратить своё существование как глобальная сеть, сохранившись лишь в локальных «национальных» зонах.
Некоторые страны Юго-Восточной Азии, и в первую очередь Китай, уже пошли по этому альтернативному пути, начав создавать национальные сегменты Интернета. Так же в Америке находится и служба регистрации доменных зон, например, зона RU, которая зарегистрирована в США, в может быть закрыта. В своё время была предпринята попытка закрытия зоны SU.
Изначально разработанная Пентагоном, сеть Интернет долгое время использовалась для внутренних нужд американского военного ведомства. Почему же она была раскрыта? Потому что она в принципе снимает любые барьеры для передачи информации, создавая идеальные условия для ведения сетевых операций. Сеть Интернет раскрепощает процесс передачи информации, делает его общедоступным и, в то же время, создаёт поток информационного мусора. Это информационный фон, из которого обычному человеку сложно вычленить ценную информацию, отделив её от неценной, уловить какой-то смысл. Интернет был глобализирован, то есть стал общедоступным, потому что это отвечало военным интересам США. Ведь концепция сетецентричных войн имеет то же самое происхождение.
В момент кризиса, непосредственной реализации сетевой операции или глобального обострения США могут закрыть ту или иную доменную зону. Поэтому речь о национализации Интернета в России идёт довольно давно. В частности, эту тему на одной из встреч с представителями молодёжных движений уже поднимал . Он говорил о том, что это неизбежный процесс - Россия идёт к национализации Интернета. Но здесь есть и обратная сторона: необходимо учитывать, что создание национального Интернет-пространства не сможет дезавуировать действия глобально сети, центром которой являются США. Оно может существовать параллельно, и, как мы видим, в Китае оно существует, но ничто не мешает любому китайцу взять ноутбук с операционкой Windows и через спутник выйти в обычную глобальную сеть, минуя свою национальную доменную зону и свой национальный сегмент.
Создание национального сегмента сети Интернет необходимо, оно стратегически обоснованно, но это не панацея. Это не дезавуирует глобальный Интернет. В то же время наличие национального сегмента не может заменить по эффективности глобальной сети Интернет, в случае умышленного прекращения её существования со стороны США в определённый момент. Ибо Интернет происходит из Америки, а значит стоит на службе интересов Америки и в случае, если Америка обнаружит, что существование сети Интернет идёт в разрез с её интересами, Америка, породив, так же может и убить Интернет.
Однако уже сейчас сетевой принцип, реализовавшись в модели Интрнета, может быть трансполирован на любые сегменты современного постмодернистского общества. К примеру сетевой принцип создания организации на сегодня является наиболее оптимальным для того, чтобы в режиме ограниченных ресурсов, используя новейшие современные технологии, в первую очередь, медиа-ресурсы, и формируя общественное мнение - эта задача является основной для сетевых структур - достигать реализации целей по формированию общественного мнения в альтернативном атлантистскому ключе. И раз уж сети пронизывают наше пространство вдоль и поперёк, мы просто обязаны освоить эту технологию, поставив её на службу отстаивания наших геополитических интересов. Не бороться, ибо это бесполезно, но брать под контроль. Чтобы выжить.
2:37 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
348
Четвертая политическая теория
Предпосылками возникновения четвертой политической теории является несогласие с постлиберализмом как с универсальной практикой и неприятие глобализации, постмодерна, «конца истории» и статус-кво КонецХХвека - конецэпохимодерна
Век XX кончился, но только сейчас мы по-настоящему начинаем осознавать это. ХХ век был веком идеологий. Если в прежние столетия в жизни народов и обществ огромную роль играли религии, династии, сословия, государства-нации, то в ХХ веке политика переместилась в область сугубо идеологическую, перекроив карту мира, этносы и цивилизации на новый лад. Отчасти политические идеологии воплощали в себе прежние, более глубокие цивилизационные тенденции. Отчасти были совершенно новаторскими. В постмодерне, в ликвидации программы Просвещения и наступлении омерзительного общества симулякров четвертая политическая теория должна черпать свое «черное вдохновение», воспринимая это как стимул в борьбе. Все политические идеологии, достигшие пика своего распространения и влияния в ХХ веке, были порождением Нового времени, воплощали - хотя и по-разному и даже с разным знаком - дух модерна.
Сегодня мы стремительно покидаем эпоху модерна. Поэтому все чаще говорят о «кризисе идеологий», даже о «конце идеологий» (так, в Конституции РФ наличие государственной идеологии прямо отрицается). Самое время заняться этим вопросом более внимательно. ТриглавныеидеологиииихсудьбавХХвеке
Основными идеологиями ХХ века были:
- либерализм (правый и левый),
- коммунизм (включая как марксизм, так и социализм и социал-демократию) и
- фашизм (включая национал-социализм и иные разновидности «третьего пути» - национал-синдикализм Франко, «хустисиализм» Перона, режим Салазара и т. д.).
Они бились между собой не на жизнь, а на смерть, формируя, по сути, всю драматическую и кровавую политическую историю ХХ века. Логично присвоить этим идеологиям (политическим теориям) порядковые номера - как по их значимости, так и по порядку их возникновения.
Первая политическая теория - либерализм. Он возник первым (еще в XVIII веке) и оказался самым устойчивым и успешным, победив в конце концов своих соперников в исторической схватке. Этой победой он доказал помимо всего прочего и состоятельность своей претензии на полноту наследства эпохи Просвещения. Сегодня очевидно: именно либерализм точнее всего соответствовал эпохе модерна.
Хотя ранее это оспаривалось (причем драматично, активно и иногда убедительно) другой политической теорией - коммунизмом.Коммунизм (равно как и социализм во всех разновидностях) справедливо назвать второй политической теорией. Она появилась позже либерализма - как критическая реакция на становление буржуазно-капиталистической системы, идейным выражением которой был либерализм.
И, наконец, фашизм есть третья политическая теория. Претендуя на свое толкование духа модерна (тоталитаризм многие исследователи, в частности ХаннаАрендт, справедливо относят к политическим формам модерна), фашизм обращался вместе с тем к идеям и символам традиционного общества. В одних случаях это порождало эклектику, в других - стремление консерваторов возглавить революцию, вместо того чтобы сопротивляться ей и повести общество в противоположном направлении (АртурМюллерванденБрук, Д. Мережковский и т. д.).
Фашизм возник позже других больших политических теорий и исчез раньше их. Альянс первой и второй политических теорий и самоубийственные геополитические просчеты Гитлера подбили его на взлете. Третья политическая теория погибла «насильственной смертью», не увидев старости и естественного разложения (в отличие от СССР). Поэтому этот кровавый вампирический призрак, оттененный аурой «мирового зла», столь притягателен для декадентских вкусов постмодерна и до сих пор так пугает человечество.
Фашизм, исчезнув, освободил место для сражения первой и второй политических теорий. Это проходило в форме холодной войны и породило стратегическую геометрию «двуполярного мира», просуществовавшего почти полстолетия. В 1991 году первая политическая теория (либерализм) победила вторую. Это был закат мирового коммунизма. Итак, к концу ХХ века из трех политических теорий, способных мобилизовать многомиллионные массы на всем пространстве планеты, осталась только одна - либеральная. Но когда она осталась одна, все в унисон заговорили о «конце идеологий». Почему? Конецлиберализмаипостлиберализм
Вышло так, что победа либерализма (первой политической теории) совпала с его концом. Но этот парадокс - кажущийся.
Либерализм изначально представлял собой идеологию. Не такую догматическую, как марксизм, но не менее философскую, стройную и отточенную. Либерализм идеологически противостоял марксизму и фашизму, ведя с ними не просто технологическую войну на выживание, но отстаивая право на монопольное формирование образа будущего. Пока другие конкурирующие идеологии были живы, либерализм оставался и креп именно как идеология - то есть совокупность идей, воззрений и проектов, свойственных историческому субъекту. У каждой из трех политических теорий был свой субъект.
Субъектом коммунизма был класс.
Субъектом фашизма - государство (у итальянцев Муссолини) или раса (у немцев Гитлер).
В либерализме субъектом выступал индивидуум, освобожденный от всех форм коллективной идентичности, от всякой «принадлежности» (l'appartenance).
Пока идеологическая борьба имела формальных противников, целые народы и общества (хотя бы теоретически) могли выбрать, к какому субъекту себя отнести - к классовому, расовому (государственному) или индивидуальному. Победа либерализма решила этот вопрос - нормативным субъектом в пределах всего человечества стал индивидуум.
Тут-то и возникает феномен глобализации, дает о себе знать модель постиндустриального общества, начинается эпоха постмодерна. Отныне индивидуальный субъект более не результат выбора, но некая общеобязательная данность. Человек освобожден от «принадлежности», идеология «прав человека» становится общепринятой (по меньшей мере в теории).
Человечество, состоящее из индивидуумов, естественным образом тяготеет к универсальности, становится глобальным и единым. Так рождается проект «мирового государства» и «мирового правительства» (глобализм). Новый уровень технологического развития позволяет достичь независимости от классовой структуризации индустриальных обществ (постиндустриализм).
Ценности рационализма, научности и позитивизма распознаются как завуалированные формы тоталитарных репрессивных стратегий (большие нарративы) и подвергаются критике - с параллельным прославлением полной свободы и независимости индивидуального начала от каких бы то ни было сдерживающих факторов, в том числе от рассудка, морали, идентичности (социальной, этнической, даже гендерной), дисциплины и т. д. (постмодерн).
На этом этапе либерализм перестает быть первой политической теорией, но становится единственной постполитической практикой. Наступает «конец истории», политика заменяется экономикой (мировым рынком), государства и нации вовлекаются в плавильный котел мировой глобализации.
Победив, либерализм исчезает, превращаясь в нечто иное - в постлиберализм. У него нет более политического измерения, он не является делом свободного выбора, но становится своего рода «судьбой» (откуда тезис постиндустриального общества: «экономика - это судьба»).
Итак, начало XXI века совпадает с моментом конца идеологий, причем всех трех. У них разный конец - третью политическую теорию уничтожили в период юности, вторая умерла от дряхлости, первая переродилась в нечто иное - в постлиберализм, в «глобальное рыночное общество».
Но в любом случае в том виде, в котором все три политические теории существовали в ХХ веке, они более не пригодны, не действенны, не релевантны. Они ничего не объясняют и не помогают нам разобраться в происходящем и ответить на глобальные вызовы. Из этой констатации вытекает потребность в четвертой политической теории. Четвертаяполитическаятеориякакпротивостояниестатус-кво
Четвертая политическая теория не может быть дана нам сама собой. Она может возникнуть, а может и не возникнуть. Предпосылкой ее возникновения является несогласие. Несогласие с постлиберализмом как с универсальной практикой, с глобализацией, с постмодерном, с «концом истории», со статус-кво, с инерциальным развитием основных цивилизационных процессов на заре XXI века. Статус-кво и инерция вообще не предполагают никаких политических теорий.
Глобальный мир должен управляться только экономическими законами и универсальной моралью «прав человека». Все политические решения заменяются техническими. Техника и технология замещают собой все остальное (французский философ АлендеБенуа называет это gouvernance). Место политиков, принимающих исторические решения, занимают менеджеры и технологи, оптимизирующие логистику управления. Массы людей приравниваются к единой массе индивидуальных предметов. Поэтому постлиберальная реальность (точнее, виртуальность, все более вытесняющая собой реальность) ведет прямиком к полному упразднению политики.
Могут возразить: либералы «врут», когда говорят о «конце идеологий» (в этом состояла моя полемика с философом А. Зиновьевым), «на самом деле» они остаются верны своей идеологии и просто отказывают в праве на существование всем остальным. Это не совсем так. Когда либерализм из идейной установки становится единственным содержанием наличного социального и технологического бытия, это уже не «идеология», это бытийный факт, это «объективный» порядок вещей, оспаривать который не просто трудно, а нелепо. Либерализм в эпоху постмодерна переходит из сферы субъекта в сферу объекта. Это в перспективе приведет к полной замене реальности виртуальностью. Четвертая политическая теория мыслится альтернативой постлиберализму, но не как одна идейная установка в отношении другой идейной установки - а как идея, противопоставляемая материи; как возможное, вступающее в конфликт с действительным, как еще не существующее, предпринимающее атаку на уже существующее.
При этом четвертая политическая теория не может быть продолжением ни второй, ни третьей. Конец фашизма, как и конец коммунизма, были не просто случайными недоразумениями, но выражением вполне ясной логики истории. Они бросили вызов духу модерна (фашизм почти открыто, коммунизм завуалированно - смотри рассмотрение советского периода как особого «эсхатологического» издания традиционного общества у М. Агурского или С. Кара-Мурзы) и проиграли. Значит, борьба с постмодернистской метаморфозой либерализма в форме постмодерна и глобализма должна быть качественно иной, основываться на новых принципах и предлагать новые стратегии.
И тем не менее отправной точкой этой идеологии - возможной, но не гарантированной, не фатальной, не предопределенной, проистекающей из свободной воли человека, из его духа, а не из безличных исторических процессов - является именно отрицание самой сущности постмодерна. Однако эта сущность (равно как и обнаружение неочевидной ранее подоплеки самого модерна, который настолько полно реализовал свое содержание, что исчерпал внутренние возможности и перешел к режиму ироничного рециклирования прежних этапов) есть нечто совершенно новое, неизвестное ранее и лишь предугаданное интуитивно и фрагментарно на прежних этапах идеологической истории и идеологической борьбы.
Четвертая политическая теория - это проект «крестового похода» против
- постмодерна,
- постиндустриального общества,
- реализовавшегося на практике либерального замысла,
- глобализма и его логистических и технологических основ.
Если третья политическая теория критиковала капитализм справа, а вторая слева, то на новом этапе этой прежней политической топографии более не существует - по отношению к постлиберализму невозможно определить, где право, где лево. Есть только две позиции - согласие (центр), несогласие (периферия). Четвертая политическая теория - это концентрация в общем проекте и общем порыве всего того, что оказалось отброшенным, повергнутым, уничиженным в ходе строительства общества зрелищ (постмодерна).
«Камень, который отбросили строители, тот самый сделался главою угла» (Евангелие от Марка, 12:10).
Философ АлександрСекацкий справедливо указывает на важность «маргиналий» для формирования нового философского эона, предлагая в качестве метафоры выражение «метафизика мусора». Битвазапостмодерн
Четвертая политическая теория имеет дело с новым перерождением старого врага. Она оспаривает либерализм, как и вторая и третья политические теории прошлого, но оспаривает его в новом состоянии. Принципиальная новизна этого состояния заключается в том, что только либерализм из всех трех великих политических идеологий отстоял право на наследие духа модерна и получил право формировать «конец истории» на основе своих предпосылок.
Конец истории мог бы теоретически быть и иным: «планетарный Райх» (в случае победы нацистов), «мировой коммунизм» (если бы оказались правы коммунисты). Но «конец истории» оказался именно либеральным (о чем одним из первых догадался философ А. Кожев, а затем его идеи воспроизвел Ф. Фукуяма). Но раз так, то любые апелляции к модерну и его предпосылкам, к чему в той или иной степени апеллировали представители второй (в большей мере) и третьей политических теорий, утрачивают свою релевантность. Битву за модерн они проиграли (ее выиграли либералы). Поэтому тема модерна (как, впрочем, и модернизации) может быть снята с повестки дня. Начинается битва за постмодерн. И вот тут у четвертой политической теории открываются новые перспективы. Тот постмодерн, который сегодня реализуется на практике (постлиберальный постмодерн), сам аннулирует строгую логику модерна - после того как цель достигнута, этапы приближения к ней теряют свое значение. Давление идеологического корпуса становится менее жестким. Диктатура идей сменяется диктатурой вещей, кодов доступа (логин-пассуорд), штрихкодов. В ткани постмодернистской реальности возникают новые дыры.
Как в свое время третья и вторая (понятая как эсхатологическая версия традиционализма) политические теории пытались «оседлать модерн» в своей борьбе с либерализмом (первой политической теорией), сегодня есть шанс проделать нечто аналогичное с постмодерном, используя именно эти «новые дыры». Против прямолинейных идеологических альтернатив либерализм выработал безупречно действующие средства, на чем и основана его победа. Но именно эта победа и несет в себе наибольший риск для либерализма. Надо только высчитать эти новые точки опасности для мировой глобальной системы, расшифровать коды доступа, чтобы взломать систему. По меньшей мере попытаться. События 9/11 в Нью-Йорке демонстрируют, что это возможно и технологически. Сетевое общество может кое-что дать и его убежденным противникам.
В любом случае необходимо в первую очередь понять постмодерн и новую ситуацию не менее глубоко, чем Маркс понял структуру промышленного капитализма.
В постмодерне, в ликвидации программы Просвещения и наступлении омерзительного общества симулякров четвертая политическая теория должна черпать свое «черное вдохновение», воспринимая это как стимул в борьбе, а не как фатальную данность.
Из этого можно сделать некоторые практические выводы относительно структуры четвертой политической теории.
Переосмысление прошлогоите, ктопроиграл
Если вторая и третья политические теории неприемлемы в качестве отправных точек для противостояния либерализму, особенно в том, как они сами себя понимали, к чему призывали и как действовали, ничто не мешает переосмыслить сам факт их проигрыша как нечто позитивное. Раз логика истории Нового времени привела к постмодерну, то этот постмодерн и составлял тайную сущность Нового времени, открывшуюся лишь в его конце. Вызов постмодерна чрезвычайно серьезен - он коренится в логике забвения бытия, в отступлении человечества от своих бытийных (онтологических) и духовных (теологических) истоков. Вторая и третья политические теории осознавали себя как претендентов на выражение духа модерна. И эти претензии с треском провалились. Все связанное с этими неоправдавшимися намерениями для созидателей четвертой политической теории в прежних идеологиях наименее интересно. Но сам факт, что они проиграли, стоит отнести скорее к их достоинству, чем к недостатку. Раз они проиграли, то доказали тем самым, что не принадлежат к духу модерна, который, в свою очередь, привел к постлиберальной матрице. И именно в этом их плюсы. Более того, это означает, что представители второй и третьей политических теорий - сознательно или бессознательно - стояли на стороне Традиции, хотя и не делали из этого необходимых выводов или не признавали вовсе.
Вторую и третью теории необходимо переосмыслить, выделив в них то, что подлежит отбросить, а что имеет в себе ценность. Как законченные идеологии, настаивающие на своем буквально, они полностью непригодны - ни теоретически, ни практически, но некоторые маргинальные элементы, как правило не реализовавшиеся и оставшиеся на периферии или в тени (снова вспомним «метафизику мусора»), могут оказаться неожиданно чрезвычайно ценными и насыщенными смыслом и интуициями.
Но в любом случае вторую и третью политические теории необходимо переосмыслить в новом ключе, с новых позиций и только после отказа в доверии тем идеологическим конструкциям, на которых держалась их «ортодоксия». Их ортодоксия - это самое неинтересное и бесполезное в них. Куда более продуктивно было бы их перекрестное прочтение - «Маркс через позитивный взгляд справа» или «Эвола через позитивный взгляд слева». Но такого увлекательного «национал-большевистского» начинания (в духе Н. Устрялова или Э. Никиша) самого по себе недостаточно, так как механическое сложение второй и третьей политических теорий само по себе нас никуда не приведет. Лишь ретроспективно мы сможем очертить ту общую для них область, которая была жестко противоположна либерализму. Это ценное методологически мероприятие полезно как разминка перед полноценной выработкой четвертой политической теории.
По-настоящему важное и решающее прочтение второй и третьей политических теорий возможно только на основании уже сложившейся, четвертой политической теории, где главным - хотя и радикально отрицаемым как ценность! - объектом являются постмодерн и его условия: глобальный мир, gouvernance, рыночное общество, универсализм прав человека, «реальная доминация капитала» и т. д. ВозвратТрадицииитеологии
Традиция (религия, иерархия, семья) и ее ценности были низвергнуты на заре модерна. Собственно, все три политические теории мыслились как искусственные идеологические конструкции людей, осмысляющих (по-разному) «смерть Бога» (Ф. Ницше), «расколдовывание мира» (М. Вебер), «конец сакрального». В этом состоял нерв Нового времени - на место Бога приходил человек; на место религии - философия и наука; на место Откровения - рациональные, волевые и технологические конструкции. Но если в постмодерне модерн исчерпывается, то заканчивается и период прямого «богоборчества». Людям постмодерна религия не враждебна, но безразлична. Более того, определенные аспекты религии - как правило, относящиеся к регионам ада («бесовская текстура» философов-постмодернистов) - довольно притягательны. В любом случае эпоха гонения на Традицию окончена, хотя, следуя за самой логикой постлиберализма, это приведет, скорее всего, к созданию новой мировой псевдорелигии, основанной на обрывках разрозненных синкретических культов, безудержном хаотическом экуменизме и толерантности.
И хотя такой поворот событий в чем-то еще страшнее прямого и незамысловатого атеизма и догматического материализма, ослабление гонений на Веру может стать шансом, если носители четвертой политической теории будут последовательны и бескомпромиссны в защите идеалов и ценностей Традиции. То, что было поставлено вне закона эпохой модерна, сегодня смело можно утверждать в качестве политической программы. И это уже не выглядит столь нелепо и провально, как в эпоху модерна. Хотя бы потому, что вообще все в постмодерне выглядит нелепо и провально, включая наиболее «гламурные» ее стороны: герои постмодерна не случайно «фрики» и «уродцы», «трансвеститы» и «вырожденцы» - это закон стиля. На фоне мировых клоунов никто и ничто не будет выглядеть «слишком архаичным» - даже люди Традиции, игнорирующие императивы Нового времени. Справедливость этого утверждения доказывают не только серьезные успехи исламского фундаментализма, но и возрождение влияния крайне архаичных протестантских сект (диспенсационалисты, мормоны и т.д.) на политику США (Буш начал войну в Ираке, потому что, по его словам, «Бог сказал мне, ударь по Ираку!» - вполне в духе его протестантских учителей-методистов).
Итак, четвертая политическая теория может спокойно обращаться к тому, что предшествовало современности, и черпать оттуда свое вдохновение. Признание «смерти Бога» перестает быть «обязательным императивом» для тех, кто хочет оставаться на волне актуальности. Одни уже настолько примирились с этим событием, что уже не могут понять - «кто-кто, вы говорите, умер?». Но для разработчиков четвертой политической теории точно так же можно забыть о самом этом «событии» - «мы верим в Бога, но игнорируем тех, кто учит о Его смерти, как игнорируем речи безумцев». Так возвращается теология. И становится важнейшим элементом четвертой политической теории. А когда она возвращается, постмодерн (глобализация, постлиберализм, постиндустриальное общество) легко распознается как «царство антихриста» (или его аналогов в других религиях - «даджал» у мусульман, «эрев рав» у иудеев, «кали-юга» у индусов и т.д.). И теперь это не просто мобилизующая массы метафора, это религиозный факт, факт Апокалипсиса.
Мифиархаикавчетвертойполитическойтеории
Если для четвертой политической теории атеизм Нового времени перестает быть чем-то обязательным, то и теология монотеистических религий, которая вытеснила в свое время иные сакральные культуры, также не является истиной в последней инстанции (вернее - может являться, а может и не являться). Теоретически же ничто не ограничивает глубину обращения к древним архаическим ценностям, которые, будучи корректно распознаны и осмыслены, вполне могут занять определенное место в новой идеологической конструкции. Освобождаясь от необходимости подстраивать теологию под рационализм модерна, носители четвертой политической теории могут вполне пренебречь теми богословскими и догматическими элементами, которые в монотеистических обществах (особенно на поздних этапах) были затронуты рационализмом, что, впрочем, и привело к появлению на развалинах христианской культуры Европы вначале деизма, а потом атеизма и материализма в ходе поэтапного развертывания программы Нового времени.
Не только высшие сверхразумные символы Веры могут снова быть взяты на щит, но и те иррациональные моменты культов, обрядов и легенд, которые смущали богословов на прежних этапах. Если мы отбрасываем прогресс как идею, свойственную эпохе модерна (а она, как мы видим, закончилась), то все древнее обретает для нас ценность и убедительность уже потому, что оно древнее. Древнее - значит, хорошее. И чем древнее, тем лучше. Самым древним из творений является рай. К его новому обретению в будущем должны стремиться носители четвертой политической теории.
Хайдеггери «событие»
И наконец, можно наметить самую глубинную - онтологическую! - основу четвертой политической теории. Тут следует обратиться не к теологиям и мифологиям, но к глубинному философскому опыту мыслителя, который сделал уникальную попытку выстроить фундаментальную онтологию - самое обобщающее, парадоксальное и глубокое учение о бытии. Речь идет о МартинеХайдеггере.
Концепция Хайдеггера вкратце такова. На заре философской мысли люди (греки) ставят вопрос о бытии в центре своего внимания. Но, тематизируя его, они рискуют сбиться в нюансах сложнейшего отношения между бытием и мышлением, между чистым бытием (Seyn) и его выражением в сущем (Seiende), между человеческим бытием (Dasein) и бытием сами по себе (Sein). Этот сбой происходит у Платона, поставившего между человеком и сущим идеи и определившего истину как соответствие (референциальная теория знания). Отсюда рождается отчуждение, что постепенно ведет к появлению «исчисляющего разума», а затем и к развитию техники. Мало-помалу человек теряет чистое бытие из виду и становится на путь нигилизма. Сущность техники (основанной в техническом отношении к миру) выражает этот постоянно накапливаемый нигилизм. В Новое время эта тенденция достигает своей кульминации - техническое развитие (Gestell) окончательно вытесняет бытие и возводит на царство «ничто». Либерализм Хайдеггер ненавидел люто, считая его выражением «вычисляющего начала», которое лежит в основе «западного нигилизма».
Постмодерн, до которого Хайдеггер не дожил, и есть во всех смыслах окончательное забвение бытия, «полночь», где ничто (нигилизм) начинает проступать из всех щелей. Но философия Хайдеггера не была безысходно пессимистичной. Он полагал, что само ничто есть обратная сторона самого чистого бытия, которое - таким парадоксальным образом! - напоминает о себе человечеству. И если правильно расшифровать логику развертывания бытия, то мыслящее человечество может спастись, причем молниеносно, в тот самый миг, когда риск будет максимальным. «Там, где есть самый большой риск, там лежит спасение», - цитирует Хайдеггер стихи Гельдерлина. Это внезапное возвращение бытия Хайдеггер называет особым термином Ereignis, «событие». Оно происходит точно посреди мировой полночи, в самой черной точке истории. Сам Хайдеггер постоянно колебался относительно того, достигнута эта точка или «все еще нет». Вечное «все еще нет»…
Для четвертой политической теории философия Хайдеггера может оказаться той главной осью, на которую будет нанизано все остальное - от переосмысления второй и третьей политических теорий до возвращения теологии и мифологии. Таким образом, в центре четвертой политической теории, как ее магнетический центр, располагается вектор приближения к Ereignis («событию»), в котором воплотится триумфальный возврат бытия именно в тот момент, когда человечество окончательно и бесповоротно забудет о нем - да так, что испарятся последние следы. ЧетвертаяполитическаятеорияиРоссия
Сегодня многие интуитивно догадываются, что в «дивном новом мире» мирового глобализма, постмодерна и постлиберализма России нет места. Мало того, что мировое государство и мировое правительство постепенно отменят все национальные государства вообще. Дело еще и в том, что вся русская история является диалектическим спором с Западом и западной культурой, борьбой за отстаивание своей (подчас схватываемой лишь интуитивно), русской истины, своей мессианской идеи, своей версии «конца истории» - как бы это ни выражалось через московское православие, светскую империю Петра или мировую коммунистическую революцию. Лучшие русские умы ясно видели, что Запад движется к бездне, и сегодня, глядя на то, куда привела мир неолиберальная экономика и культура постмодерна, мы вполне можем убедиться, что эта интуиция, толкавшая поколения русских людей на поиск альтернативы, была совершенно обоснованной.
Сегодняшний мировой экономический кризис - это только начало. Самое страшное впереди. Инерция постлиберальных процессов такова, что изменение курса невозможно - «раскрепощенная техника» (О. Шпенглер) будет искать для спасения Запада все более эффективных, но чисто технических, технологических средств. Это - новый этап наступления Gestell, распространение на все пространство планеты нигилистического пятна мирового рынка. Идя от кризиса к кризису, от пузыря к пузырю (тысячи американцев выходят в наши дни на демонстрации с лозунгом «дайти нам новый пузырь!» - куда уж откровеннее), глобалистская экономика и структуры постиндустриального общества делают ночь человечества все более и более черной, такой черной, что мы постепенно забываем, что это ночь. Что такое свет? - спрашивают себя люди, никогда его не видевшие.
Ясно, что России надо идти иным путем. Своим. Но тут-то и вопрос. Уклониться от логики постмодерна в одной «отдельно взятой стране» так просто не удастся. Советская модель рухнула (это и был крах второй политической теории). После этого идеологическая ситуация изменилась необратимо, как и стратегический баланс сил. Чтобы Россия смогла спастись сама и спасти других, недостаточно придумать какое-то техническое средство или обманный ход. Мировая история имеет свою логику. И «конец идеологий» не случайный сбой, а начало нового этапа. По всей видимости, последнего.
В такой ситуации будущее России напрямую зависит от наших усилий по выработке четвертой политической теории. Локально перебирая варианты, которые предоставляет нам глобализация в режиме лишь поверхностной коррекции статус-кво, мы далеко не уйдем, только протянем время. Вызов постмодерна чрезвычайно серьезен - он коренится в логике забвения бытия, в отступлении человечества от своих бытийных (онтологических) и духовных (теологических) истоков. Ответить на него «шапкозакидательскими» инновациями или пиаровскими суррогатами невозможно. Следовательно, чтобы решить насущные проблемы - глобального экономического кризиса, противодействия однополярному миру, сохранения и укрепления суверенитета и т. д., - необходимо обратиться к философским основаниям истории, сделать метафизическое усилие.
Трудно сказать, как будет развертываться процесс выработки этой теории. Ясно лишь одно: это не может быть индивидуальным делом или занятием ограниченного круга лиц. Усилие должно быть соборным, коллективным. И в этом вопросе нам очень могут помочь представители других культур и народов (как Европы, так и Азии), которые столь же остро осознают эсхатологическое напряжение нынешнего момента и так же отчаянно ищут выхода из мирового тупика.
Но заранее можно утверждать, что четвертая политическая теория, основанная на отвержении нынешнего статус-кво в его практическом и теоретическом измерении, в русском издании будет ориентирована на «русский Ereignis». На то «событие» - единственное и неповторимое, - которым жили и которого ждали многие поколения русских людей, от истоков нашего народа до нынешнего наступления последних времен.
Александр Дугин
3:43 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
349
Постантропология
Человеческое общество после кризиса: земной ад глазами социологии глубин – царство теней обязательно на ступит, но не стоит этого бояться Общество состоит из двух частей - надземной и подземной. Надземная часть представляет собой социум, сферу рационального, дневного, где доминирует логос. Подземная часть есть темный затерянный остров коллективного бессознательного, область ночи, здесь правит миф.
Некоторое время прогрессистская наука считала, что эти две части располагаются в диахроническом порядке - мол, в древности главенствует миф, а развитие цивилизации постепенно вытесняет его и заменяет логосом и социумом. Но эта оптимистическая конструкция продержалась недолго - в Западной Европе XVIII-XIX веков. Уже к началу ХХ века было открыто подсознание, где - до сих пор и в полной мере - царили вечные и неизменные законы мифа.
Работы КарлаГуставаЮнга развили теорию ЗигмундаФрейда и создали новую топику человеческой психологии. Уже Фрейд показал, что помимо «я» («эго») в человеке активно действует невидимое и вытесненное «оно» («это», немецкое es, латинское id). Юнг же продемонстрировал, что нижний этаж «оно» уходит корнями в особую реальность, общую для всех людей. Коллективное бессознательное - одно на всех. Между коллективным сознанием и коллективным бессознательным существует динамика, так как в некоторых вопросах они резонируют и являются гомологичными, а в некоторых - диссонируют и конфликтуют. Последователь Юнга социолог ЖильберДюран, опираясь на теорию коллективного бессознательного и архетипов, достроил психоаналитическую топику до социологической - заложив основы «социологии глубин», или «социологии воображения». Так была открыта, изучена и описана вторая - подземная - часть общества, в фундаменте которой лежит миф.
Обычные социологи - от МаксаВебера, ВернераЗомбрата, ЭмиляДюркгейма, ГаэтаноМоска и ПитиримаСорокина - описывали чаще всего дневной социум и его свойства, то есть социальный логос. Социологи глубин занимались социальными мифами или социологией мифа.
Исследование связи между двумя главными этажами этой топики - то есть между логосом и мифом - уже на первом этапе похоронило рациональность понятия «прогресс» (по мнению Дюрана, это не что иное, как рационализация мифа о Прометее), а на следующем этапе привело к тому, что сам логос, как судьба западноевропейской культуры (от Платона через Декарта до позитивизма), оказался не чем иным, как особым изданием мифа. Это открытие социологии глубин (социологии воображения) с опорой на структурализм КлодаЛеви-Стросса, историю религии (АнриКорбена, МирчиЭлиаде), психоанализ (Карла Густава Юнга, АльфредаАдлера), рефлексологию (ВладимираБехтерева), современную физику и математику (ВольфгангаПаули и др.) сделало возможным совершенно иной взгляд на сущность, содержание, смысл, качество социальных процессов. Классическая социология, которая фиксировала многочисленные сбои логоса в обществе (взять, к примеру, принцип гетеротелии - социологический закон, утверждающий, что социальные процессы почти всегда достигают не тех целей, которые они перед собой ставят, опрокидывая причинно-следственную логику, в которую еще свято верили отцы-основатели социологии - позитивисты ОгюстКонт и ЭмильДюркгейм), через социологию глубин достраивалась до непротиворечивой и семантически полноценной системы. Огромный накопленный социологами-классиками методологический и документальный материал начинал играть совершенно по-новому.
Так, к концу ХХ века в общих чертах была сверстана «двухэтажная социология», где исследования социума (социального логоса) дублировались исследованиями «социального подземелья», «социального мифа». Социальныйлогос
По своей профессии социолог призван заглядывать по ту сторону общественного мнения, расхожих представлений, здравого смысла, то есть тех убеждений и идей, которые циркулируют в массах и составляют каркас «согласованной мудрости» (conventional wisdom). Общественное мнение никогда не сообщает истину целиком, оно находится в промежутке между тем, что соответствует истине, и тем, что является чистой химерой, ничем. Еще Платон в «Государстве» так определял мнение: оно что-то нам сообщает, но что-то от нас скрывает; всегда и во всех случаях оно сообщает нам не то, что лежит на поверхности сообщения. Более прямолинейные американские специалисты по финансовым спекуляциям и играм на бирже сформулировали тот же закон более грубо: the majority is always wrong («большинство всегда не право», англ.).
Социологи, анализируя мнение, извлекают из него полускрываемую и полуоткрываемую истину, а также объясняют механизм и, в свою очередь, смысловую нагрузку лжи (умолчаний, эвфемизмов, проекций, переносов и т. д.). Совокупность научных истин, проясненный смысл и этиология заблуждений и лжи составляют объект классической социологии - социальный Логос. Пессимизмсоциологов-классиков: логоснаграникатастрофы
Большинство крупнейших реконструкций социологов-классиков фиксировали тревожный характер социальных процессов ХХ века. И сама идея о прогрессе, которая стала чем-то само собой разумеющимся в общественном мнении, в определенный момент была распознана как эвфемизм, призванный скрасить предчувствие нагнетающейся катастрофы.
Большинство социологов, и особенно Питирим Сорокин, единодушно подчеркивали гедонистический, материальный, чувственный характер современной западной цивилизации, и это качество все глубже аффектировало в течение ХХ века социальный логос. Материальные ценности - одержимость экономикой, поиск эгоистической материальной свободы и наслаждения - выдвинулись на первый план и подтачивали, разъедали структуры рациональной организации общества. Почти все социологи так или иначе предсказывали, что социальному логосу Запада и всей мировой цивилизации, подпавшей под решающее западное влияние, вот-вот грозит катастрофа.
Особенно это ощущение усилилось в эпоху Постмодерна, когда многие заговорили об «обществе спектакля» (ГиДебор), «режиме симулякров» (ЖанБодрийяр) или «конце истории» (ФрэнсисФукуяма). Так, тот же Фукуяма говорил об «обществе разрывов», о нарастающем «дроблении социальных связей» и т. д. Социальный логос на глазах распадался, превращаясь в нечто иное, что пока схватывалось с трудом и требовало новых социологических методик для понимания и объяснения. Некоторые (например, МануэльКастельс) робко предположили, что логос не отмирает, но переходит к новой форме существования - сетевой. Но это звучало не очень убедительно. В любом случае с конца ХХ века классический социум стоит на пороге фундаментальной качественной метаморфозы, как говорили оптимисты, или крушения, что подозревали пессимисты (например, ОсвальдШпенглер). Социальныймоментглазамисоциологовглубин: соскальзываниевночь
Еще более насторожены к исчерпанному Модерну были представители социологии глубин, которые в принципе считали катастрофой переоценку логоса перед лицом мифа, что по определению и изначально было чревато коллапсом и колоссальной инфляцией логоса. Не будучи противниками логоса, они лишь замечали, что гигантская переоценка одной половины общества (дневной) чревата возможностью стремительного регресса и падением в противоположную крайность - в регионы бессознательного (без всяких смягчений и промежуточных этапов). Таким стремительным падением в миф они справедливо считали европейские тоталитаризмы ХХ века - нацистский режим (с его «Мифом ХХ века», который, правда, скорее, жалкая и бледная пародия на миф) и СССР с его хилиастической попыткой построения земного рая (диахронически-тринитарный миф ИоахимаФлорского, пропущенный через Гегеля, и специфически русский сектантский мессианизм).
Но инфляция логоса отнюдь не прекратилась с победой над фашизмом и с концом коммунизма. После того, как в 90-е возникла временная иллюзия того, что социальный логос нашел свое окончательное воплощение в либерально-демократической американской парадигме (откуда глобализм и тот же «конец истории») и теперь будет длиться вечно. Американские неоконы попытались воплотить это в PNAC - Project for New American Century («Проекте Нового американского века», англ.) и теории «благой гегемонии», «империи добра» (benevolent empire). В 2000-е это становится все более сомнительным, а когда разразился финансовый кризис 2008-го и к власти в США пришел черный демократ БаракОбама, всем стало ясно, что предшествующая серия была не установлением вечного «нового мирового порядка», но агонией западноцентричного логоса.
С точки зрения социологов глубин, речь шла о коллизии двух мифов, которые действовали на протяжении последних трех столетий «в подвале» («подземелье») западноевропейских обществ (и тех обществ, которые подпали под их влияние).
Новое время и Просвещение дублировались подъемом мифа о Прометее, который вдохновлял и рационалистов, и романтиков, и людей дня, и поэтов ночи. Титан, трикстер, обманщик богов (ночь) Прометей (выступающий то как Фауст, то как Люцифер) нес людям огонь и знания (день). Мифом о Прометее вдохновлялись Шеллинг, Гюго, Гегель, Маркс, либералы и социалисты. Даже в фашизме - через ницшеанскую призму «сверхчеловека» и вагнерианство - он нашел своеобразное выражение. Но с конца XIX века Прометея стал теснить Дионис. Из декадентских салонов он проник в культуру, а потом стал основным мифом работников СМИ (как правило, недоучек, пьяниц, развратников, наркоманов - как метко замечает Дюран), сотрудников киноиндустрии и позже - телевидения, интеллигентов, художников - типичных людей ночи практически во всех обществах. Постепенно индивидуально-гедонистический стиль журналистов, завзятых скептиков и противников любой рациональной организации (то есть врагов социального логоса) перенесся на все общество, которое стало обществом развлечений и наслаждений («общество спектакля»).
Дионис вытеснил Прометея (конец мифа о Прометее описан в великолепной ироничной книге АндреЖида «Плохо прикованный Прометей»). Но и сам Дионис постепенно утратил свою притягательность, свою динамику и энергию - декадентские перверсии элиты, имевшие в себе нечто стилистически привлекательное, превратились в омерзительное гниение разлагающихся масс, сползающих в ночь. Плебейские гей-парады превратили изысканную атмосферу салонов ОскараУайльда, солнечное помешательство АртюраРембо или поэтический жест МихаилаКузьмина в китч (еще одно значение выражения «не мечите бисер перед свиньями»). Миф о Дионисе, в свою очередь, достиг точки насыщения и превратился из источника свежести в застойное стимфалийское болото. Цикл западной культуры подошел к концу. Постмодерн с его эпифеноменами - убедительная иллюстрация этого.
Как бы то ни было, социологи глубин ждут нового мифа (возможно, надеются они, это будет сбалансированный и интегративный миф о Гермесе - группа Eranos, куда входили Юнг, Элиаде, Башляр, Корбен, Дюмезиль, Шолем, Дюран), но ясно понимают, что европейский логос вот-вот окончательно соскользнет в ночь. Честно говоря, мне представляется довольно сомнительным, что эти замечательные люди, неогерметики, сумеют удержать то, что падает, или даже перевести падение в спуск… ТопикаЮнга
Предшествующие соображения были необходимы, чтобы подойти к главной теме - к попытке представления о том, что ждет человечество после того, как Постмодерн полностью вступит в свои права и социальный логос окончательно рухнет в ночь мифа. То есть нам интересно создать картину грядущего в ее социологическом измерении с учетом тех структурных смысловых изменений, которые нам предстоит пережить (или не пережить, или не нам). На основании социологических реконструкций классических и неклассических теорий можно выстроить различные модели будущего, мы же остановимся на психоаналитической топике Юнга, озабоченного судьбой человека и пытавшегося как можно более непредвзято описать полноту человеческого фактора в его различных измерениях - на различных этажах. Прежде чем изобразить социологию Апокалипсиса красками Юнга, напомним основные параметры его топики. По Юнгу, человек представляет собой сложную систему, состоящую из нескольких полюсов. Основные из них: «эго», «персона», «анима / анимус», «тень», Selbst («я сам»), добавим сюда фрейдовское «сверх-я» для полноты картины. Мои «я» имоямаска
Человеком считается рациональный индивидуум, называющий сам себя «я». В психоанализе эта функция обозначается латинским термином «эго». Свойства «эго» - рассудок, способность к ментальным операциям, владение логическими структурами (или «пралогическими» - как у так называемых примитивных племен, дикарей), способность к саморефлексии и четкому отделению себя («эго») от внешнего мира, от «других» и «другого». Обобщенный социальный логос есть коллективная проекция «эго», Фрейд называл это «супер-эго», «сверх-я». «Эго» всегда соотносится с «супер-эго», и это порождает систему социальных нормативов и определяет большую часть бытия «я». В отношении других социальных «я» и в отношении совокупного социального логоса (сверх-я) «эго» выступает как персона, личность, маска. Между «эго» и личностью есть зазор. Он состоит в том, что у «эго» есть еще одно измерение - обращенное внутрь него, которое отличает его от личности (персоны), полностью исчерпывающейся социально-логической функцией. У «эго» есть психика, у персоны ее нет (она тщательно скрыта и не учитывается). Психика «эго» дает о себе знать только тогда, когда персона начинает вести себя или чувствовать себя неадекватно в социуме или перед лицом «сверх-я», данного как норматив в морали и правилах мышления (психическое или ментальное расстройство). «Я» обычно представляется единственным (как результат рефлексии логоса на физическую отдельность человеческого организма), но это не обязательно, подчеркивает Юнг. Деформация логических структур, понижение ментального уровня или простое сновидение легко размывают сингулярность «я», его единственность и рассеивают по различным дробным «альтер-эго». В некоторых психозах это проявляется через голоса, реже - через видения и иногда - через видения самого себя. В некоторых случаях несколько «эго» могут приобрести довольно устойчивые формы идентичности (доктор Джекил и мистер Хайд РобертаЛьюисаСтивенсона). «Я» у Юнга не является раз и навсегда данной константой, оно плюрально. Иногда Юнг говорит о «я» как об одном из комплексов психики наряду с другими комплексами. СтранаколлективногобессознательногоиSelbst
Внутри «эго» начинается пространство психики. В ней есть разные пласты - близкие к «эго» (память, субъективная оценка действий, вторжения снизу - инвазии) и более далекие от него - собственно бессознательное. Бессознательное Фрейд назвал es, id, «оно». Сам Фрейд ограничивал бессознательное индивидуальными переживаниями и влечениями, как правило, сформировавшимися в младенчестве и даже в пренатальный период. Юнг же в знаменитом сне 1909 года, путешествуя на корабле вместе со своим учителем Фрейдом через Атлантику, увидел, что в бессознательном есть еще более глубокий уровень, где оно перестает быть индивидуальным и становится коллективным. Область коллективного бессознательного для Юнга стала центром его концепции (топики). Коллективное бессознательное, по Юнгу, у всех одно и то же и населено вечными мифами и архетипами. Этим коллективным бессознательным объясняются устойчивые сюжеты некоторых сновидений (великие сны), сюжеты мифов, сказок, религиозных видений, художественных произведений. Верно воспринятое и направленное к светлому выходу на поверхность, интегрированное, охваченное, принятое и сакрально превознесенное коллективное бессознательное Юнг называет термином Selbst, self, то есть «я сам». Анимус / анимаиихтемныйдвойник
Между «эго» и коллективным бессознательным находятся две главные промежуточные инстанции – анимус / анима (душа, которую Юнг делит по половой принадлежности) и тень (umbra, die Schatten). Анимус / анима (как Серафитус и Серафита Бальзака) - это образ коллективного бессознательного, каким оно предстает в чистом виде мужскому или женскому «эго». Юнг заметил в ходе своих исследований (в том числе клинических), что мужчины устойчиво представляют «бессознательное» (es, id) как женщину (отсюда «анима», душа женского рода), а женщины - как мужчину (отсюда «анимус», душа мужского рода). В русском языке соблазнительно было бы использовать однокоренные слова «душа» и «дух», но они имеют иной устойчивый смысл (хотя имеют ли они сегодня вообще какой-нибудь смысл, хочется спросить себя?). Еще есть тень, представляющая собой темного двойника «эго», который состоит из негативных продуктов диалога «эго» и коллективного бессознательного. Все то, что дневное сознание подавляет, исключает, репрессирует, выталкивает, цензурирует, не замечает в поползновениях, поднимающихся из бессознательных глубин, становится тенью, образует ее структуру и своего рода антиперсону (симметрично противоположную персоне). Обобщение образа тени - это дьявол. ИндивидуациякакреализацияSelbst
Очень важна у Юнга тема индивидуации. Индивидуация - это гармоничный и взвешенный, поэтапный и размеренный перевод структур коллективного бессознательного на уровень логоса. Правильно ориентированная жизнь человека есть реализация Selbst, то есть индивидуация. Только в таком случае «эго» выполняет свое предназначение - выпускает наружу в область логоса то, что лежит на уровне мифа. Юнг уточнял отношения между данными инстанциями своей топологии, нюансировал, пояснял детали, разгадывал загадки их диалектического соотношения. Вычленял диалектику данной структуры у пациентов и в произведениях искусств, в религиозных доктринах и философских теориях, в биографиях известных личностей и в предрассудках среднестатистических обывателей. Этому посвящено практически все его творчество.
Школасоциологиивоображения
Перенос юнгианской топики на общество (с некоторыми коррекциями) дает нам социологию глубин, или социологию воображения, развитую преимущественно Дюраном. Социальный логос (общественное сознание Дюркгейма) - это обобщенное «эго» («сверх-я»). На другом полюсе - коллективное бессознательное (или социальное бессознательное). Между ними человеческое «эго», обращенное в сторону социума своей личностью (персоной), а в сторону коллективного бессознательного (ночной страны мифов) - своей психикой с ее фигурами (анимой, анимусом, тенью).
Между коллективным сознанием и коллективным бессознательным существует динамика, так как в некоторых вопросах они резонируют и являются гомологичными, а в некоторых - диссонируют и конфликтуют. Этим и обусловлены социальная кинетика (в том числе мобильность) и глубинное содержание социальных процессов. Индивидуум же, человек, есть момент этой сложной двухэтажной диалектики - ночи и дня.
Трехчастная модель социальной топики Питирима Сорокина, выделяющего три типа социумов и социальных структур на основании чисто эвристического подхода, получает фундаментальное обоснование в трех структурах архетипов Дюрана - героическом, циклическом и мистическом, которые являются прямой мифологической гомологией социологической конструкции Сорокина. Школа Дюрана за 50 лет своего существования провела гигантскую герменевтическую работу по мифоанализу социологических систем, мифокритике литературных произведений или исторических хроник. Сновидениемира
Выше мы говорили, как велика вероятность того, что нынешний финансовый кризис есть выражение гораздо более глубокого процесса - падения социального логоса, размытого либо насыщением чувственными моментами (Сорокин), либо дионисийским мифом, ставшим достоянием оскотинившихся масс (Дюран). В юнгианской системе этот процесс можно рассматривать как понижение ментального уровня. Допустим, что логические структуры «эго» и «сверх-я» рассыпались ниже критического порога. А это весьма вероятно, если учесть наблюдения как за российским обществом, стремительно деградирующим в интеллектуальном и нравственном смыслах, так и за процессами, протекающими в западной культуре и политике. В этом случае нас ожидает магистральное вступление человечества в режим ночи.
В юнгианской топике это означает, что мы спускаемся в коллективное бессознательное. Это не просто нигилизм. Концепция ничто принадлежит к порядку логических структур, способных абстрактно представить себе чистую негативность по контрасту с чистым наличием. Но по мере размывания логики кристальное ничто логического нигилизма предстает перед нами не пустым, но наполненным - наполненным ускользающими смыслами, сбивчивыми картинами, какофоническими звуками, не выстраивающимися ни в какую гармонию. Нигилизм ночи полон звуков, цветов и фигур. Только с позиции дня это - ничто.
Оказавшись ниже критической планки, мы начинаем видеть во тьме. Ведь там всегда есть предметы, которые еще темнее других.
Тут мы подошли к юнгианской версии посткризисной футурологии.
Социальный логос пал. Либерализм, успешно победивший всех своих логических и идеологических конкурентов (теократию, монархию, фашизм и коммунизм), не справился с ношей социального логоса, не смог в одиночку отстоять порядок дня перед лицом надвигающейся со всех сторон и изнутри него ночи (последней попыткой была имперская авантюра американских неоконов). При этом предшествующие логосы им развенчаны и сметены. Когда зло приходит в обличие зла, его не так трудно отвергнуть. Когда оно рядится в нечто непонятное, но столь насыщенное всем сразу, то занять строгую позицию гораздо труднее. Дневной характер либерализма относителен. Возможно, он победил именно потому, что предлагал самый мягкий из порядков, самый ненавязчивый из логосов, самый компромиссный и толерантный из инструментов дневной репрессии ночного бессознательного. Но теперь он волей-неволей остался перед лицом хаоса один на один, причем того самого хаоса, на который он ранее и опирался.
Если текущий экономический кризис (а экономика - это суррогат порядка и логоса для либеральной цивилизации) окажется финальным, то произойдет фундаментальное опускание ментального уровня человечества, мир погрузится в сновидение.
Каким оно будет? Новыеакторыпостантропологии
Слом «эго» и «сверх-эго», их опрокидывание в темную жидкость психоза выведет на авансцену новых акторов. Этими акторами будут уже не класс (как в коммунизме) и не раса (как в национал-социализме), и даже не индивидуум (как в либерализме) - все эти социальные идеологии были основаны на специфических логических системах и параллельно с ними на довольно внятных ночных структурированных мифах, - но фигуры бессознательного, оставшиеся от эпохи световой доминации логоса. Это будет режим постлогоса, который введет в действие постантропологию. Основные фигуры отношения «эго» к бессознательному приобретут автономность и станут замещением «эго». Человечество услышит «голоса».
То, что «эго» современного человека становится динамичным, плюральным, игровым, произвольным, можно увидеть повсюду - смена профессий, мест обитания (новый номадизм), смена полов, ник-неймов, появление дублей и клонов (вначале в литературе, фильмах и компьютерных играх, но завтра - на практике) становятся обычным делом. Жизнь приобретает все более ироничный, игровой характер. Цикл сокращается - смена семей, партнеров, друзей, стран и занятий убыстряется с калейдоскопической скоростью. Все чаще люди меняют пол, и эти операции проводятся уже не по одному разу - побыл женщиной, надоело, стал мужчиной, потом опять женщиной и т. д. Но после определенной черты - мы едва ли ее строго заметим - растворится сам концепт индивидуальной идентичности, принцип свободы разъест «тоталитарные оковы» индивидуальности, в человеческом атоме обнаружатся отдельные составляющие (электроны, протоны, кварки), которые затребуют себе новой свободы (бельгийский писатель ЖанРэй предвосхитил это в рассказе «Рука Гетца фон Берлихингена»).
И вот в этот момент мы столкнемся с серией очень интересных явлений и пришествий, определяющих панораму постантропологического пейзажа. Пришествиетени
Одним из главных действующих лиц юнгианского Апокалипсиса будет тень. Фантазии о самостоятельности тени (у Андерсена и в народном фольклоре) - известный сюжет, неоднократно обыгранный в литературе, в театре и опере. Так как тень - синоним дьявола, то можно сказать, что этот же образ совпадает с широким и разнообразным описанием темы антихриста или пришествия сатаны. Точка зрения Юнга отличается от религиозного богословского взгляда на эту проблему тем, что рассматривает - в духе апокастасиса Оригена - фигуру дьявола как относительно негативную. По Юнгу, в тени-дьяволе копится все то, что было отброшено «эго» в процессе неудачной индивидуации - то есть в ходе перевода коллективного бессознательного и его архетипов в сфере логоса. Поэтому дьявол не самостоятелен и первичен, но лишь символизирует совокупность человеческих неудач и результатов трений со «сверх-эго», которые, в свою очередь, связаны не столько с индивидуальными погрешностями, сколько с диссонансом и конфликтностью социального логоса (включая религиозный и моральный аспект), с мифологическим комплексом, лежащим под основой общества. Тень - неудавшийся Selbst. Но и дьявол был когда-то ангелом света, но у него не задалось…
Тень, которая обнаружит себя в ближайшее время, не обязательно должна рассматриваться только как дьявол христианской религии. В социальном и психоаналитическом смысле это будет просто остаток, в каком-то смысле суррогат исчезнувшего «я», и перед лицом недифференцированного коллективного бессознательного эта фигура для многих покажется спасительной соломинкой. Поэтому для постчеловечества тень как образ, сохранившийся от исчезнувшего «эго», будет представлять собой определенный соблазн. Тень не будет выступать врагом человека (тем более что человек уступит к тому времени место постчеловеку), она будет выступать врагом недифференцированной бездны нерасчлененных сновидений.
Какой будет тень в ее пришествии? Это сложно представить, так как социальный пейзаж существенно изменится. Крах логоса не отменит науку, а точнее - технологию, поэтому растворение индивидуума вполне может сочетаться с инерциальным продолжением технологического прогресса. Поэтому тень может прийти в свите машин и аппаратов. Но это не будет сингулярное человеческое существо или группа существ. Это будет нечто, напоминающее облако, туманность, мыслящую туманность, которая сможет принимать различные идентичности, имена, виды. Но эти образы будут несколько смутными, как в тумане. Едва ли тень предстанет в форме чудовища, скорее - в виде воспоминания, томной и плотной мечты. Это один полюс. ОперацияАльрауне
Другой фигурой юнгианского Апокалипсиса станет развоплощенная женщина-анима. Это будет не человеческая женщина, а женственность в ее собирательном, грезовидческом аспекте. Здесь стоит остановиться на идее анимы у Юнга подробнее. Анима у Юнга - это не образ женщины, основанный на животном инстинкте и похотливом наблюдении за женским полом и даже не на генетической памяти, как представляют себе это фрейдизм и материалистическая психология. Это создание чисто мужского «эго», которое через аниму структурирует отношение с внутренним другим (но в то же время тем же самым) и структурируется само, проецируя далее это отношение вовне - на другое и то же самое теперь уже в рамках вида (это женщина в социально-гендерном смысле).
Мужское «эго» не знает ничего о женском «эго», не хочет и не может об этом ничего знать. Оно лишь проецирует на подходящую социально-биологическую материю живой образ, в котором говорит обращенное к нему коллективное бессознательное (es). Внутренняя анима и внешняя женщина для мужского «эго» (логоса) - строго одно и то же, причем анима первична, а то, что в реальной женщине не соответствует аниме, мужское эго не замечает, отвергает, цензурирует или ненавидит. Все это прослежено психоаналитиками на миллионах примеров.
Если мужская анима тяготеет к фигуре мелузины (водной феи-женщины-рыбы с хвостом и без гениталий), то несоответствие внешних данных женщин этому стандарту будет поставлено в вину им, а не своему образу (в котором, кстати, нет ничего патологичного - он гармонично и плотно вписан в сакральный лексикон великих сновидений). Параллельное исследование проводил Леви-Стросс, изучая структуры родства. В мифах многих индейских племен и народов Африки есть тема правильного масштаба брака. Чтобы показать, что правильно, миф показывает, что неправильно. Так, есть бесчисленное множество устойчивых сюжетов о браке с животными (Маша и медведь и т. д.), с духами, демонами и ангелами («Книга Еноха»), с предметами, с чудовищами. Это - слишком дальнее родство. Это значит, что «эго» слишком замахнулось на дальние горизонты бессознательного, и, как правило, сказки предупреждают, что ничем хорошим это не кончится.
Слишком близкое родство - это инцест, табуирование которого лежит в основе всех известных социальных структур за редчайшим исключением (зороастризм, легализовавший и даже предписывавший инцест, и практика еврейских саббатистских сект в Турции). В отношении анимы это означает, что «эго» слишком приближает к себе коллективное бессознательное, что чревато растворением, или принимает за него свои собственные эготические проекции, что ведет к стерильности или порождению монстров, то есть впадению в область тени. Тень есть совокупность табу, которые человека так и подмывает нарушить.
Здесь встает вопрос: а откуда берется мужское «эго»? Разные социологи, философы и психологи дают разные ответы. Марксистский социолог Бурдье, например, считает пол чисто социальным явлением, то есть «эго» наделяется мужским качеством исключительно социумом, «диктатурой сверх-я», а на практике - через педагогику и структуризацию семейных отношений. По Бурдье, если мальчика воспитывать девочкой и относиться к нему как к девочке, он будет девочкой, его «эго» и его персона будут полноценной женской личностью. На этом основана современная гендерная толерантность и западное толкование прав человека. Человек есть tabula rasa (так утверждал Локк, классик либерализма), на которой общество пишет все, что пожелает. Так же считал Маркс.
В любом случае можно предположить, что не пол души (анима-анимус) зависит от того, каким является «эго» (мужским или женским), но наоборот, пол души по обратной логике предопределяет гендерную принадлежность «эго». Анима приводит к бытию «эго» мужчины, чтобы сделать гармоничным процесс индивидуации бессознательного - вывода его на свет логоса. И наоборот, анимус экстраполирует себя в область логического через женское «эго», чтобы осуществить все ту же индивидуацию. Замечу, что все эти соображения относятся только к юнгианской теории, согласно которой у души есть гендер.
В любом случае осмысление определенной автономии души, наделенной полом, позволяет нам визуализировать фигуру Анимы, которая, вероятно, встретится нам по ходу развития мирового финансового кризиса. Эта женственность без женщин или помимо женщин вполне сможет проступать через серии архетипов, которые будут - либо диахронически, либо синхронно - манифестировать себя в виде гигантских женских фигур, темных безобразных старух, фей и ундин, русалок и саламандр, в виде женских стихий - воды и земли. Пластическая фантазия распадающегося социального логоса придаст образам технические или виртуальные формы. Причем не важно, появятся ли эти фигуры Анимы путем сбоя в процессе клонирования или как результат развития визуальных иллюзий тоталитарного экрана.
Самое интересное в этом не технология явления Анимы, а ее философский смысл: социальный логос последние тысячелетия был преимущественно мужским; разлагаясь, он выплеснет из себя последнюю женскую фантазию - как, по легендам, семя, пролитое повешенным, порождает мандрагору или альрауне (см. роман ГансаЭверса «Альрауне»).
Когда мы мыслим о женственности без женщин, мы хотим подчеркнуть, насколько анима связана именно с мужским «эго», а значит, и постантропологический полюс анимы будет связан, скорее, с исчезающими мужчинами и их тонущим «я», нежели с женщинами, которые с логистической точки зрения удалятся в особую экзистенциальную нишу. Какую - мы сейчас
3:45 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
350
..[ПРОДОЛЖЕНИЕ]..
Анимус
Если Анима есть порождение чисто мужского «эго», то анимус есть порождение «эго» чисто женского. Того мужчины, которого конституирует женская мечта - то есть мужское облачение es, - никогда не существовало и не существует. Это не мужское «эго», это нечто совсем иное. Сказочный принц, благородный рыцарь, герой - эти образы порождает женщина и населяет ими культуру. Женщина создала мужчину.
В прямом смысле - она его родила, и в переносном - она его придумала. Мужчина придуман женщиной в трех формах - как младенец, как герой и как мудрый старец-учитель. Это - три инстанции бессознательного. Puer ludens, гомункулус, лилипут, играющий и смеющийся ребенок - интимизация бессознательного, которое женское «эго» способно обнять, понять, заключить в себя. Муж-герой - это бессознательное в той форме, с которой можно вступить в экзистенциальную схватку, чтобы поставить на кон свое бытие (реальных мужчин, которые заслуживали бы этого, просто не существует). И наконец, старец-учитель - это бессознательное в форме смерти, которая фиксирует динамику женского «эго» и вмораживает его в лед вечности. Такие мужчины живут только в психике женщины и оттуда попадают в произведения искусства. Талантливые феминизированные художники считывают тонкие складки женских грез и вводят их в культуру. И уже только оттуда - в качестве паттернов - черпает их мужское «эго», совершенно другое структурно и стилистически, стремясь соответствовать социальным нормам, диктатуре «сверх-эго» и поддерживать статус персоны.
Ослабление этого давления культуры приводит к тому, что мужчины превращаются в то, что мы видим сегодня вокруг нас, и отчего женское «эго» отшатывается с отвращением, - злобные, визжащие, сопливые младенцы; свиноподобные, похотливые (в лучшем случае), трусливые и жадные мужики; глупые охамевшие старики, накопившие за всю жизнь только сварливость и вредные привычки. Социальные проекции женского духа ранее ткали образы мужчин-героев и навязывали их в качестве стандарта. Когда эта работа ослабла (в сегменте социального логоса, за который отвечали женские личности в эпоху патриархата), все рухнуло, вокруг только странные и неопрятные существа нетрадиционной ориентации. Патриархат был продуктом экстраполяции женской фантазии.
Так кем же станет Анимус без мужчины? Это будет фигура последнего выброса женских энергий, солнечный герой, сверхчеловек, невинный, как ребенок, жестокий, как мужчина, и мудрый, как старец. Женский диалог с бессознательным выпростает последний залп эротической энергии в летающую золотую фигуру. Она будет эфемерной и быстро растворится, так как при отсутствии социального порядка (от которого будут на поверхности плавать лишь остатки) Анимусу не в чем будет закрепить свою волю к власти. Это будет вспышка абсолютной зари метафизического фашизма, который обозначит себя на горизонте, но как молния растает в надвигающейся ночи. Однако кто знает, может быть, даже мгновенное созерцание рождения и исчезновение Анимуса будет зрелищем, которое - иллюзорно - удовлетворит великое женское ожидание. РадикальныйСубъект
Еще одна фигура имеет место в посткризисной (анти)утопии. На сей раз это персонаж не из арсенала юнгианской топики, но из постфилософских интуиций «новой метафизики». Речь идет о Радикальном Субъекте, описанном схематично в , и в моей новой книге «Радикальный Субъект и его дубль». Не являясь юнгианской фигурой, он может быть тем не менее описан в терминах юнгианского Апокалипсиса.
Радикальный Субъект - это выведение архетипов коллективного бессознательного на свет дня по модели, отличной от того социального и культурного логоса, который доминировал в цикле известной нам человеческой цивилизации. Радикальный Субъект - альтернативный логос (точнее, логос в потенции, несущий в себе множество логосов), который разделяет с известным нам доселе логосом его дневную природу, но относится к коллективному бессознательному и мифологическому фундаменту общества (культуры, цивилизации) иным способом. Поэтому генезис прежнего (старого) логоса из мифа для него изначально был сомнителен, если не сказать - фатально неверен. С философской точки зрения ближе всего к этой модели теория Ereignis Хайдеггера, которую он разрабатывал с 1936 по 1944 год. Радикальный Субъект способен к индивидуации в любых условиях, так как он оперирует с логосом не как с актуальностью, но как с потенциальностью, то есть в той сфере, которая лежит между коллективным бессознательным (мифом) и его сгущением в актуальность логоса - но прежде, чем это сгущение станет необратимым. Это растворенный логос, пра-логос.
Радикальный Субъект - это реализация Selbst в ее безусловной и свободной от всех обстоятельств форме, и в такой реализации психика не участвует, так как речь идет о ноуменозных (по Юнгу и Отто) горизонтах духа в чистом виде. Финальная композиция
Писатель Мамлеев в свое время точно написал в заглавии одного из рассказов: «Мы готовы ко Второму Пришествию». Это правильно. Какой будет комбинация полюсов постантропологии? Теоретически и следуя формальным симметриям, это будут четыре динамические постидентичности, относительно автономные, - тень, анима, анимус и Радикальный Субъект. Можно предположить, что тень-дьявол постарается расширить свою область на максимально доступный ему горизонт - то есть на аниму, анимуса и Радикальный Субъект.
Как происходит редубляция Радикального Субъекта, то есть становление его дьявольского симулякра, я пытался описать в книге «Радикальный Субъект и его дубль». Там под дублем имеется в виду строго то, что у Юнга называется тенью, но только в той апокалиптической и социологической перспективе, которую мы сейчас рассматриваем, - тень макрокосма, а не микропсихологии. Резюме этой книги в одной формуле: отличить Радикальный Субъект от его дубля будет непросто, в этом метафизический нерв всей драмы мира.
Валентность связи тень - Радикальный Субъект, кроме всего прочего, придаст тени метафизическое значение и из инерциального останка рассыпавшегося логоса превратит его в социально значимую фигуру. Здесь, кстати, вполне уместна и богословская модель понимания дьявола, которая в отличие от психологической прагматики Юнга (с его опорой на гностиков) формирует в отношении этого персонажа верные пропорции - противодействия, борьбы, бегства, боя (если кто-то к тому времени еще останется в своем уме - ведь именно ум к тому времени не просто станет «не своим», но исчезнет, как исчезает дым).
Золотой Анимус, взлетающий с периферии женского горизонта в сиянии абсолютного (никогда не бывшего) фашизма, вероятно, не будет иметь никакого отношения ни к Аниме, ни к тени. Тени он недоступен - в нем женское «эго» освобождается от самого себя и от своего греха, от своей тени (написал я, подумал и решил несколько изменить предложение - «в нем женское «эго» освобождается от самого себя, то есть от своего греха, от своей тени»). Женское «эго» и есть тень. Что тогда мужское «эго»? Может быть, просто недоразумение?
Как отнесется к развоплощенному Анимусу Радикальный Субъект, пока неясно. И будет ли это вообще иметь для него какое-то значение… А вот жидкую Аниму тень точно постарается захватить, включить в свою структуру, быть может, по инерции памяти - память, как знают современные физики, есть даже у материального вещества: тень увидит постантропологическую симметрию с исчезнувшим в никуда женским «эго».
Еще одним - пятым - элементом будет фон, который можно описать как возвращение древних богов (формула Хайдеггера), подъемом коллективного бессознательного или адом в его этимологической форме, невидимое (аид) станет видимым (идеей, видом). В отсутствие репрессирующего логоса все мифы могут подняться одновременно - без всякого диахронического контроля и без всякого порядка. К этому христианское сознание смело может отнестись так, как того требует религия.
Но и в моральном строго религиозном смысле - у искушения не было бы никакой энергетики и силы над спасающимся человеком, если бы в определенный момент зло не приобретало двусмысленные черты, делающие духовный и нравственный выбор, различение духов воистину героической проблемой и великим подвигом, а не само собой разумеющейся социально-культурной банальностью. Когда зло приходит в обличие зла, его не так трудно отвергнуть. Когда оно рядится в нечто непонятное, но столь насыщенное всем сразу, то занять строгую позицию гораздо труднее - все кружится и сходит с мест и невозможно отличить одно от другого. Зло энергично и действенно. Будетлиэто?
Это будет обязательно, так как в общих чертах такой сценарий записан в священных текстах человечества, с одной стороны, а с другой - современная социология, культурология, философия, аналитическая психология на своих языках и в своих терминологиях подходят к более или менее сходной картине. Будет непременно и именно то, что описано. Но весь вопрос: когда точно?
Каждый сбой в истории цивилизации, каждая великая война, стихийная катастрофа, кровавая революция и бешеный цикл культурного, политического, социального, экономического и технологического развития потенциально могут стать крахом социального логоса, который явно и довольно давно достиг своей насыщенности, прошел основные этапы своего пути - то есть этот социальный логос уже «родился, женился и… умер». Ко времени Ницше это стало очевидно. Хайдеггер и Шпенглер, шире - большинство консервативных революционеров Германии 20-30-х годов - жили исключительно в этом ощущении конца.
На этой волне делалась и русская революция - по крайней мере как ее понимали поэты, философы и люди искусства Серебряного века (только они-то все и понимали правильно). Литература Платонова, поэзия Маяковского, Клюева, Блока уже предвосхищали постантропологические движения развоплощенных, расчеловеченных энергий. Русь-София Блока - Анима. Клюев вообще подробно описал географию коллективного бессознательного со скрупулезностью немецкого зоолога или землемера. Маяковский создал поэтическую онтологию классового существа. Платонов объяснил, как бытие живет и работает сквозь светлые коммуны, - его герои едят землю (персонаж «Чевенгура», называвший себя Богом), перевоплощаются в Достоевского, упоительно и сладострастно бредят наяву РозойЛюксембург и мировой революцией.
Если заглянуть поглубже в историю - то, что переживала Русь в эпоху раскола, а Европа во время Реформации, вполне можно было отнести к тому же разряду: мир кончался, социальный логос трещал и валился, из-под глыб выползали гигантские фигуры неукрощенного подсознания.
Репетиций нынешнего кризиса было немало, и человечество к этому готово. То надувательство, которое мы называем современностью, с его химерами и пустяками, рано или поздно должно было кончиться. Поэтому все будет, и будет скоро. Правда, как это будет, мы не описали, потому что видим все открытым и готовимся в этом участвовать. И все же есть вероятность, что этот лопнувший пузырь был не последним (а, к примеру, предпоследним). Хайдеггер метафизически удивлялся - «мы живем вплотную к точке полночи, нет, кажется, еще нет, всегда это вечное «еще нет»…
Но сколько бы ни срывались ожидания скорой развязки, это не значит, что ее не будет никогда. Она может затянуться, но посмотрите вокруг - все исполнено ее знаками. Может быть, еще раз отложится - пронесет и эта мразь снова завеселится и зашевелится, почувствовав, что и на этот раз все «еще нет…». Допускаю, а вот, может, и не отложится. Да хоть бы и отложилась, надо жить - уже сейчас жить - только так, что не отложится. И вот тогда, когда будем жить по-настоящему, в упор к постантропологической развязке, в ней самой, пусть предвосхищая события, тогда-то все и произойдет. Будет, обязательно будет.
Постмодернисткая игра со смыслами в мировой политике продолжается. Ватикан - центр вроде бы как христианской конфессии - ныне открыто одобряет организованные Западом «цветные перевороты», вмешательство во внутренние дела, несущие порабощенным странам войны, разгул преступности и нищету. 10 января сего года Папа Римский, правда, в осторожных выражениях, похвалил «арабскую весну» - серию переворотов под руководством стран блока НАТО, которые финансово, информационно, а кое-где и ракетно-бомбовыми ударами поддержали приход к власти своих ставленников. Бенедикт 16 заявил, что «на Севере Африке и на Ближнем Востоке, где молодые люди страдают от бедности, безработицы и отсутствия перспектив, они положили начало широкому движению за реформы и доступ к участию в политической и социальной деятельности”. Вообще-то всякому вменяемому человеку понятно, что именно после прихода «арабской весны» в той же обнищавшей Ливии, разрушенной бомбежками европейских и американских ВВС, у молодежи пропали всякие перспективы на высокооплачиваемую работу и на участие в нормальной политической деятельности, которая там выродилась в гражданскую войну всех против всех. Этим заявлением Ватикан только в очередной раз подтвердил свою репутацию идеологического отдела «Вашингтонского обкома», который подводит религиозную идейную базу под господство западной олигархии над всем миром. Не так давно Ватикан озвучил и тезисы о «необходимости» создания структур мирового правительства, в том числе - всепланетного Центробанка. Известный публицист, доктор экономических наук Валентин Катасонов резонно расценил это как подыгрывание Ватикана планам контролирующей мировые финансы иудейской олигархии (см. здесь). Подобные заявления для римских пап - норма жизни, а не исключения. Ведь и при разрушении Югославии католическая верхушка озвучивала планы глобалистских сил, идейно и финансово поддерживая бандформирования сепаратистов, развернувших этнические чистки против сербов, при этом публично лицемерно осуждая войну. Мировая олигархия пытается провести массовую деконструкцию смыслов, разрушение реальной картины мира в головах обывателей. Если в Риме, Амстердаме, Сан-Франциско, давно засели постмодернисты, насаждающие своей «игрой в бисер» смешение добра со злом, то на периферийных очагах его религиозную империю обычно представляют люди эпохи модерна, с его извечным национализмом. Католический епископат стран СНГ - это, обычно, польские или украинские националисты, в странах Балтии- балтийские и польские. Они вроде бы довольно резко выступают против таких фундаментальных ценностей западного либерального мира, как «право женщин на аборты», или эвтаназии с однополыми «браками». Однако при этом они активнейшим образом тащат свою паству в проевропейские политические авантюры типа киевского «Майдана», или массовых беспорядков в Беларуси против Лукашенко. Как известно, на киевском «Козьем Болоте», где Ющенко со товарищи истошно вопили о евроинтеграции Украины, едва ли не половину составляли униаты и католики. Остальную часть составляли сектанты и раскольники, хотя были и единичные «либерало-православные» маргиналы кочетковского разлива. Последние, кстати, все - филокатолики… Как же это декларативное неприятие ксендзами и униатскими парохами европейских либеральных ценностей может совмещаться с курсом на сближение с Евросоюзом? Ведь это все равно, что в годы войны агитировать за вступление Родины в Третий Рейх, при этом протестуя против существования бухенвальдов и майданеков… Хотя концлагеря - составная часть гитлеровского порядка, и одно невозможно без другого… Но папских демагогов этот абсурд не смущает… Рядовым украинским униатам и католикам их священники часто рассказывали и рассказывают басни о том, что Украина после вступления в НАТО якобы сразу «просветит» страны этого военного блока своей христианской истиной… А после этого якобы сразу вступит в Евросоюз и получит европейский уровень жизни вместе с «украинской духовностью», которая вроде бы выправит «случайные» аморальные перекосы возлюбившего содомию Брюсселя… И эти мифы пересказывают и «православные» филокатолики, хотя все это на самом деле очевидный бред, никакого вступления Украины в ЕС никогда не будет, однако Киев, благодаря курсу на «евроинтаграцию», все больше становится подневольным донором ресурсов для Брюсселя (см. здесь.) Заметим, что исторически подобная «интеграция» удава и кролика всегда начиналась с навязывания русскому народу чуждой ему католической веры. Западная модель колонизации «туземцев» общеизвестна и стандартна: сначала в чужие земли идут европейские торговцы, затем - миссионеры, за ними - солдаты. Причем последние иногда заходили даже без войны, по «добровольному» приглашению «туземных» правителей; после состоявшегося экономического и религиозного подчинения такое приглашение бывало нередким. Недаром в Киево-Печерской Лавре аршинными буквами выбиты слова преподобного Антония Печерского о том, что «проклят будет» любой русский, принявший «латинскую ересь». Если набрать в поисковом сайте слово Ватикан, то высветится огромное количество количество ссылок на экуменическую деятельность папистов, фактически работающих над скрещиванием всех религий. Как известно, Римские папы все время пытаются «кнутом и пряником» присоединить к себе ряд религиозных конфессий, часто - небезуспешно, а иудеев фактически признали своими «старшими братьями», вопреки христианским канонам молясь вместе с ними. (см. здесь.) После 2 Ватиканского собора католицизм реально утратил, строго говоря, право называться христианской конфессией. В самом Ватикане давно играют в постмодернистские игры смешения добра и зла, иногда доходя до совершенно абсурдных антихристианских заявлений, противоречащим не только догматике, но и простому здравому смыслу. Например, в 2006 году монсеньор Вальтер Брандмюллер, глава папского совета по вопросам истории, и писатель Виттори Масури, оба - близкие друзья слывущего «консервативным» Папы Римского Бенедикта 16, - публично провозгласили, что образ Иуды якобы стал жертвой “теологической инсинуации”, которая послужила затем толчком к появлению и развитию пресловутого «антисемитизма». Они сказали, что намерены продвигать в массы идею, что Иуда Искариот не был предателем, а лишь «исполнял волю Божью». Это явно санкционированный ватиканской верхушкой шаг к прославлению Иуды. Конечно, ватиканской верхушке приходится пока еще маскировать свое манихейство «христианством», и поэтому иногда получаются совершенно противоречивые и комические заявления. Например, Вактикан официально всегда противодействовал внедрению контрацептивов. Однако явно давно их одобряет. И вот Бенедикт 16 «выдал», что презервативы использовать вообще-то нельзя, но если это сделают… проститутки мужского пола, то можно! (см. здесь). Подобные вещи постепенно лишают католиков всякого понятия хорошего и плохого, самой логики, по гностически смешивая «верх» и «низ». Однако подчинение Православного мира Ватикану в форме унии ныне вряд ли возможно, за исключением, возможно, отдельных регионов. Но радоваться нам особо нечему, ибо в наше время возможны иные, намного худшие варианты. Порой дипломированные богословы, как и полководцы, часто готовятся к прошлым войнам и конфликтам. Но ситуация сейчас совсем другая, чем в средневековье, ведь духовно одичавшее население уже не понимает значения догматов и канонов. На сегодня всеобщая формально и юридически оформленная уния уже не является столь необходимой ни Риму, ни другим субъектам глобализации. Они могут присоединять иные конфессии, оставляя им формальную «независимость». Их задача, думается, состоит уже не в том, чтобы соединить все мировые религии де-юре. Единая мировая религия вполне может состоять из формально независимых конфессий, главы которых будут при этом состоять в одной тоталитарной секте. При этом все эти конфессии должны будут непременно совместно благословлять деятельность грядущего правителя всей планеты. На новом уровне должна будет повториться ситуация, которая была в Римской империи. Там, как известно, было множество религий, однако все они соединялись в «обожествлении» императора, объявленного «земным богом» и одновременно верховным жрецом. Многие вполне светские политологи согласны с православными в том, что всемирная религия, совершенно необходимая для идеологического обоснования власти всемирного правителя, интенсивно создается в наши дни на основе соединения в духе политкорректности либерализированных осколков бывших мировых религий. (см. здесь). Своего рода «полигоном сатаны» в этом отношении был украинский майдан, кукловодами которого были зарубежные политтехнологи. Все конфессии там соединились в молебнах за независимость Украины, все «благословили на царство» своего «мессию» - Ющенко. Все, кроме Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Она одна, за исключением группки никого не представлявших клириков и мирян, противостояла майданному шабашу. Опять же, именно поэтому ее начал гнать оранжевый режим. И не только гнать, но и пытаться разложить изнутри, подкупом и компроматами заставляя ее подстроится под изменчивый политический мир. Сегодня православным предлагают вступать в союз с католицизмом в борьбе за нравственные ценности, которые у нас якобы общие. Но, во-первых, они у нас не общие. Мы, например, считаем безнравственными этнические «зачистки» сербов в бывшей Югославии, а Ватикан этому активно помогал в той же Хорватии. И во время Второй Мировой войны, и в 90-е годы. Мы считаем безнравственной содомию, а некоторые католические ксендзы и епископы не только ее практикуют, о чем свидетельствуют скандалы по всему миру, но уже даже и открыто ее поддерживают, что еще страшнее. Об одном из таких случаев я читал в раздаваемой по Верховной Раде Украины грантоедской книге «Социальная работа с людьми, практикующими однополые отношения». (см. здесь). Там на страницах 59-60 рассказана «трогательная» история о том, как на филиппинском острове Давао католический «архиепископ» Фернандо Каппали помог гонимым содомитам легализоваться в регионе во имя «христианской любви», и получить не только поддержку властей, но и… католических фондов. Так, помощь филиппинской общине педерастов и лесбиянок оказала… немецкая «Католическая агенция помощи в целях развития» (Katholische Zentralstelle für Entwicklungshilfe). За такие «подвиги любви» содомиты, издавшие данную книгу, весьма хвалят католиков… Несложно увидеть, что Ватикан навязывает каждому региону мира столько яда апостасии, сколько тот способен вместить, не отторгая его. Наша Русь, при всем ее упадке - это все же не знойные, морально разложившиеся Филлипины. Здесь, как уже говорилось, Ватикан задействует «пастырей» модерна, не приемлющих подобной постмодернистской «любви». Тут католические активисты и епископы достаточно активно борются против абортов, блуда, пьянства, и активнейшим образом привлекают к этому и православных людей. И вот православные активисты начинают общие посиделки с католиками, очень часто доходя и до запрещенных канонами совместных молитв с ними. Хотя мы вполне можем обойтись в социальной работе своими силами. Вчерашние горячие православные неофиты, занимающиеся социальной работой, быстро становятся либеральными экуменистами, потом нередко выходят и на антирусские майданы со своими новыми друзьями. Не это ли и есть главная цель Ватикана, верхушка которого давно доказала свою готовность пойти на практически любую аморальность? При этом на «низовом» уровне католические активисты так называемого «про-лайфовского» движения вполне приличные люди в моральном отношении. Их используют «втемную», что еще более увеличивает возможность соблазнения православных в папизм, или, что чаще, в либеральную теплохладность. На самом деле ересь - хуже всего, ибо она - и мать аморальности. Именно католическая ересь, затем породившая еще худшие протестантские секты, стала в конечном итоге первопричиной секуляризации Запада. А теперь Ватикан, породивший это все, предлагает нам совместно бороться с этой самой секуляризацией. На самом деле он постепенно проявляет свою истинную сущность катализатора апостасии, играя роль «козла-провокатора», ведущего на глобалистскую «бойню» консервативных овечек. В католицизме, даже либерально-европейском, предостаточно нравственно-здоровых людей. И Ватикан в «христианской» терминологии объясняет им «необходимость» принятия воистину сатанинского нового мирового порядка, при этом лицемерно критикуя его отдельные стороны (иначе бы паства от него совсем разбежалась). Как показывает печальный опыт, никакой новый Папа уже не сможет очистить католицизм хотя бы до уровня полувековой давности. Во-первых, честный и по-своему верующий человек уже не сможет стать новым Папой. А во-вторых, если даже каким-то чудом это произойдет, то он попросту будет убит, как это произошло с Иоанном-Павлом 1. По мнению известного английского политолога и публициста Дэвида Яллопа его, скорее всего, убили контролирующие ключевык позиции Ватикана масоны, которых он возжелал вывести на чистую воду (см. книгу Дэвида Яллопа «Кто убил Папу Римского?»). История очень ясно говорит нам о том, что союз Церкви с Ватиканом против вроде бы общей угрозы обычно заканчивается плохо. Так, в свое время пытался дружить с Римом князь Данило Галицкий. Но это не защитило его княжество от монголов, разоривших его земли, зато помогло ксендзам поработить Галицию. Брестская Уния 1596 года легла на уже подготовленную князем почву, ведь при нем там было построено множество костелов. Последствия всего этого мы не можем расхлебать до сих пор. Константинополь также вступил в унию с Римом, надеясь получить помощь против турок. И этот «союз» закончился завоеванием Константинополя турками. От всех этих наших совместных с католиками борений «против секуляризации» вреда намного больше, чем пользы. Ведь как уже говорилось, Ватикан сам давно слился с руководящей олигархией этого самого «секулярного мира». Неудивительно, что никакого законодательного насаждения здоровой нравственности с помощью Рима в странах СНГ не произошло. Практически все небольшие прорывы в сфере законодательной защиты морали и семьи - заслуга Православной Церкви. Однако немалые группы православных активистов под предлогом общего противостояния пресловутой секуляризации за счет католиков покатались в Рим, и воспылали к нему горячей любовью… Это и было, похоже, истинной целью кукловодов… «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» (Пс. 1:1-2). Здесь видно, что по-настоящему благочестивый человек описан здесь через отрицание. Он тот, кто «не ходит на совет нечестивых». Он предпочёл не слушаться еретиков и язычников, и ходить в законе Господа Бога своего. Стопы его направляются Словом Божьим, а не лукавством и коварными замыслами безбожников, которые ныне оседлали не только аморальный агностицизм, но и борьбу с ним. Как известно из творений многих святых отцов, сатана нередко представал перед людьми в виде ангела света. Это закономерно, ибо, чтобы люди восприняли зло, всегда нужно прикрыть его личиной добра/ Именно поэтому св. Кирилл Иерусалимский акцентирует внимание на «гуманизме» антихриста, говоря о нем следующее: «Сперва он будет показывать приличное человеку славному и разумному здравомыслиe и человеколюбие; и обольстивши иудеев, как ожидаемый Христос, знамениями и чудесами, обманчивым и льстивым волхвованием, после ознаменует себя всеми злыми делами бесчеловечия и беззакония, так что превзойдет всех бывших до него неправедных и нечестивых человеков; против всех, и особенно против нас Христиан, будет он питать мысли убийственные, жестокие, немилосердные и в различных видах открывающийся». А прп. Нил Мироточивый говорит в своем «Пророчестве о воцарении антихриста так: «…все, что подготавливает людей к отвержению закона Божия и Спасителя их, есть ложь, эта ложь домостроительно подготовляет пришествие Антихриста и принятие его родом человеческим… Как Предтеча проповедовал крещение Истиною и этим обращал людей на путь спасения, так (наоборот) многозаботливость будет помрачать чувства человека, чтобы сделать человека нечувственнымко спасению своему, чтобы он от множества плотских забот не мог ощущать спасения. Люди не будут ощущать ни желания вечной будущей жизни, ни страха вечного осуждения…». Как известно, католицизм зациклен на всевозможных социальных программах, накормить, одеть и т.д. Говорить о жизни вечной там считается дурным тоном. Не только консервативное большинство РПЦ, но даже часть церковных либералов заметила это явление. Так, профессор Алексей Осипов иронически заметил, что католицизм ныне живет по принципу, который противоположен евангельскому: «Ищите прежде всего, что вам есть, пить, во что одеться, а Царство Божие приложится вам»… Нужен ли нам союз с такой «церковью»?
5:08 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
352
Измена в Ватикане, или Заговор пап против христианства
Название: Автор: Жанр: Описание:На основе достоверных документальных материалов автор книги, научный сотрудник МГИМО Ольга Николаевна Четверикова, приходит к сенсационным выводам: начиная с 1933 года верхушка Римско-католической церкви начинает отходить от основополагающих принципов христианства и более того - активно пытается под видом “модернизации церкви” подменить эти принципы другими, христианству прямо враждебными. Поскольку большинство простых католиков об этих процессах ничего не знают, автор видит в происходящем заговор пап и кардиналов против самой Римско-католической церкви. “Измена в Ватикане” О. Четвериковой - острая и увлекательная публицистика. Хотя книги на данную тему уже выходили на Западе, в России об этом до Четвериковой никто не писал Издание:2011 г.
Предисловие
В настоящее время Россию ускоренными темпами встраивают в западный мировой порядок, осуществляя это на основе обновлённой модели отношений, исключающей жёсткую конфронтацию и утверждающей «диалог» исключительно по западным правилам игры. Они предполагают тотальную смену наших цивилизационных ориентиров, для чего осуществляется такая перестройка нашего сознания, при которой те силы, что традиционно воплощали собой совершенно чуждые нам нормы и ценности и являются нашими главными противниками, воспринимались бы в качестве союзников и друзей. В сфере военно-политической такая перестройка осуществляется в отношении НАТО, а в религиозно-мировоззренческой - в отношении Ватикана. Поэтому процессы сближения с ними идут параллельно и даже синхронно и должны завершиться такой интеграцией России в западные структуры, при которой она перестанет существовать как самостоятельное целое. Ватикану в этих планах принадлежит важнейшая роль.
Сегодня он представляет собой церковно-государственную структуру, обладающую уникальными разведывательными, дипломатическими, финансовыми и организационными возможностями, позволяющими ему, прикрываясь деятельностью многочисленных фондов и религиозных ассоциаций, последовательно реализовать свои цели. Работая в тесном союзе с Вашингтоном и применяя ту же тактику «перезагрузки», Ватикан проводит чёткий курс на «примирение» с православным Востоком. Однако миссия Св.Престола в отношении России остаётся неизменной: она нацелена на изменение основ русского духовного строя, на размывание вековых мировоззренческих принципов, сформированных православной верой, и, в итоге, на поглощение православия католицизмом под властью римского понтифика. На это направлены все последние шаги, предпринимаемые Св.Престолом для привлечения нас к тесному сотрудничеству и сближению с католицизмом, венцом которого должна стать встреча папы Римского с Московским патриархом.
В планах Ватикана эта встреча имеет особое значение. Ведь стержневой идеей католицизма, обеспечивающей жёсткий иерархический строй всей его системы и превращающий его в мощную организованную силу, является идея о папском примате. Она выражается в признании римского понтифика в качестве наместника Христа на земле, видимого главы Вселенской Церкви, обладающего полной, верховной и универсальной властью. Подкреплена эта власть догматом о непогрешимости папского учения по вопросам веры и нравственности (принятым на I Ватиканском соборе 1870 г. и подтверждённым на II Ватиканском соборе 1962-1965 гг.). В силу того, что эта идея о первенстве римского понтифика глубоко противоречит учению Иисуса Христа и является главным источником всех заблуждений римской церкви, православие определяет католицизм как ересь. Поэтому встреча Московского патриарха с папой Римским станет для Ватикана знаком признания его лжеучения в качестве истинного и позволит ему рассматривать Русскую православную церковь как пребывающую в сфере его фактического влияния.
Между тем, планы Св.Престола амбициозны. Совершив в результате II Ватиканского собора отступничество уже в отношении основополагающих положений христианского учения, он «открыл» себя для активного экуменического общения с представителями различных религиозно-мировоззренческих систем, сохранив при этом в полной неприкосновенности положение о папском примате. Это, в свою очередь, позволило ему претендовать на духовное лидерство уже в общемировом масштабе.
Однако, осуществляя мощную идейную экспансию, давая нравственное обоснование необходимости «мировой политической власти» и добиваясь признания авторитета Ватикана в качестве ведущей религиозной силы в современном мире, папство само в реальности является лишь орудием в руках более мощных транснациональных структур, внедряющих универсальную мировую религию и глобальную этику для всего человечества.
Каким образом произошёл отход католицизма от христианского вероучения во второй половине ХХ в., что стоит за папским проектом всемирного управления и каковы реальные планы Ватикана в отношения Православия - об этом рассказывается в данной книге. В ней привлечены ранее не использованные зарубежные источники, что позволяет лучше понять уже известные факты и более широко взглянуть на происходящие процессы.
Содержание:скрыть содержание
Ольга Четверикова Измена в Ватикане, или Заговор пап против христианства
5:09 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
353
Чем отличается православная вера от западных исповеданий?
,
/ 15.06.2011
Ниже мы помещаем статью одного из известных русских архипастырей, митрополита Антония (Храповицкого) (1863-1936). Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по изд.: Антоний (Храповицкий), архиеп. Полное собрание сочинений. В 3-х т. Изд. 2-е. Том II. Спб.: Издание И.Л. Тузова,, 1911.- С. 192-201) подготовилдоктор исторических наук, профессор А. Д. Каплин. Авторские слова «в разрядку» по техническим причинам заменены курсивом с «жирным» шрифтом. Курсив в тексте - авторский. Цитаты, ссылки и сокращения оставлены без изменений.
+ + +
На такой вопрос многие из русских образованных людей скажут - обрядами. Нелепость подобного ответа до того очевидна, что он не заслуживает и внимания. Однако, немногим ближе к истине иное суждение, которое присуще людям богословски-просвещенным. Они скажут нам о f i l i o q u e, о главенстве папы и других догматах, кои отвергаются православием, и о тех догматах, - общих православию и латинству, - которые отвергают протестанты. Выходит, что православие лишено содержания, составляющего его исключительную принадлежность, одинаково чуждую европейским исповеданиям. Между тем историческое происхождение последних, выработавшихся одно из другого, заставляет думать, что все они одинаково чужды тех или иных сокровищ Христовой истины, потому что сомнительно допустить, чтобы из ереси могла выработаться другая, не сохранив в себе известной доли первой и не возвращаясь все-таки к истинной Церкви.
Славянофильские богословы в лице Хомякова впервые постарались отметить разность истинной Церкви от западных исповеданий не по тем или иным догматическим частностям, а со стороны общего превосходства внутреннего идеала истинной Церкви над церквами инославными. В этом огромная заслуга Хомякова пред богословской наукой, и пред Церковью, и пред просвещенным Западом, который оценил ее так же единодушно, как и русские литераторы, интересующиеся религиями. Оценка эта обнаруживается всего убедительнее тем, что все европейские богословы, относящиеся с симпатией к православию, говорят о нем именно в хомяковской формулировке вероисповедных разностей. В частности старокатолики, тяготеющие к православной Церкви и завязавшие продолжительную официальную переписку о сближении с нами своей общины, излагают именно хомяковские взгляды на главные вопросы, разделяющие, по их мнению, нас и старокатолицизм. Мы разумеем мысль о f i l i o q u e, как о нововведении, прежде всего противном церковной дисциплине, которая велит блюсти единение духа в союзе мира и на пресуществление в евхаристии, как на понятие, чуждое церковному преданию (которое учит о преложении) и заимствованное у западных теологов.
Среди всех богословских сочинений, писанных русскими, небольшой том Хомякова является самым популярным как среди нашего просвещенного общества, так и за границей. Не станем поэтому воспроизводить подробно его положений. Напомним, что он рассматривает разность вероисповеданий в их учении о 9-м члене Символа Веры - в учении о Церкви. Раскрывая православное учение об этой истине, совершенно искаженное и почти утраченное всем инославным Западом, Хомяков весьма ясно показывает нравственную ценность нашего духовного идеала, превосходство, вообще, нашей веры над инославием, которое утратило одну из наиболее святых и возвышающих душу истин христианства. Разумея под Церковью не столько власть, сколько взаимный союз душ, восполняющих друг друга своим таинственным общением со Христом, Который открывается верующим не по одиночке, но в их взаимной любви, по их единству (Вселенский собор), Хомяков вносит во все требование церковной дисциплины и в самое познание божественной истины (что обусловлено авторитетом церковного предания), - вносит дух радостный, чуждый рабства, уносящий нас в необъятную широту общения с целым миром верующих, с целой вечностью.
Признавая без дальних слов, что православное учение о Церкви Хомяковым изложено правильно, и что он вообще достаточно обнаружил превосходство православия над западными исповеданиями, утратившими понятие о нравственном союзе верующих и в их религиозной жизни и религиозном познании и низведшими царствие Божие на степень или личного (индивидуального) подвига, или внешне-правовой государственной организации, - признавая это и преклоняясь перед богословской и миссионерской заслугой Хомякова, мы утверждаем, однако, что его определение православия, или - что то же - истинного богооткровенного христианства в противовес европейским исповеданиям, неполно. Нам давно хотелось его восполнить.
На самом деле разность между нашей верой и инославием лежит гораздо глубже.
Догмат Церкви является, конечно, одним из важнейших; наше общение через Церковь должно воспроизводиться в сознании верующего человека постоянно. Но и помимо этого в определении прямого отношения каждой личности к Богу и к своей жизни чувствуется глубокая разность между инославным европейцем и православным христианином. Разностью этой проникнуты даже мелочи. Возьмем руководства духовной жизни. Одни из них, по которым мы учимся в школе и которые составляют содержание нашей богословской науки, догматической и моральной, заимствованы у католиков и протестантов; у нас опущены только известные всем и осужденные церковными авторитетами прямые заблуждение инославия. Другие руководства нашей духовной жизни, общие образованным людям и народу, - как современникам, так и предкам нашим по вере до IX века и ранее, - составляют содержание богослужебных молитв, гимнов и нашу святоотеческую мораль. Но замечательное дело! Между обоими родами этих руководств почти нет внутренней связи. Наших прологов, наших догматических гимнов (стихир и канонов), наших Четий-Миней не знают дипломированные богословы, а если иногда и знают, то не как религиозные мыслители, но как простые богомольцы, как любители церковного пения. Между тем эта славянская литература в толстых, неуклюжих книгах есть главная и почти единственная питательница и создательница действительной, живой русской веры и не только простонародной, но и просвещенной. Однако богословская наука не может даже подступить к ней, хотя бы из психологического интереса.
Возьмем теперь наиболее совершенных христиан, руководителей христианской жизни среди нас: иеросхимонаха Амвросия, о. Иоанна, еп. Феофана. Они не узкие фанатики, они благодарные воспитанники семинарий и академий, но отыщите в их поучениях заимствование или ссылки на наше школьное и ученое богословие. Не найдете, кроме случайных оговорок!
Предложете им целые горы ученых томов в помощь их поучениям, они отнесутся к ним с уважением, и, поверьте, не найдут, что позаимствовать. То же испытывает и обыкновенный христианин, желающий осмыслить то или иное явление своей религиозной жизни. - Очевидно, что создавшаяся по западным принципам богословская наука наша, хотя бы и чуждая западных заблуждений, так далека от действительной духовной жизни православных христиан, так несродна ей, что не только не может руководить последней, но даже и приблизиться к ней.
Этого не могло бы быть, если б только в учении о Церкви заключалась рознь западного богословия от православного; но это произошло оттого, что западные религии изменили самое понятие о христианской жизни, о ее цели, ее условиях.
Будучи ректором академии, я задал одному умному студенту тему: «сравнить христианское нравоучение по епископу Феофану и Мартенсену» [1]. Мартенсен - маститый протестантский проповедник, признаваемый за лучшего моралиста-теолога, притом наиболее свободного от вероисповедных заблуждений. Еп. Феофан - просвещенный русский богослов, бывший ректор Петербургской академии. И что же? Оказалось, что христианская мораль под пером этих двух авторов явилась в совершенно различном, нередко до противоположности различном виде. Итог разностей формулирован так.
Еп. Феофан учит тому, как построить жизнь по требованию христианского совершенства, а западный епископ (sit venia verbo) [2] берет из христианства то и настолько, что и насколько совместимо с условиями современной культурной жизни. Значит, первый смотрит на христианство, как на вечныйустой истинной жизни и требует от каждого ломать себя и жизнь до тех пор, пока она не войдет в эту норму, а второй смотрит на основы современной культурной жизни, как на факт непоколебимый, и лишь в области существующих частных разновидностей его указывает те из них, которые наиболее одобрительны с христианской точки зрения. Первый требует нравственного героизма, подвига, второй высматривает, что бы из христианства годилось нам в нашем теперешнем жизненном устройстве? Для первого, - человека, призванного к загробной вечности, в которой начнется истинная жизнь, - исторически сложившийся механизм современной жизни - ничтожный призрак, а для второго учение о будущей жизни - возвышенная, облагораживающая идея, идея, помогающая нам лучше и лучше устраивать здесь реальную жизнь.
В разности этих двух учителей добродетели сказалась и разность западно-европейских религий и православной веры. Последняя исходит из понятия христианского совершенства или святости и с этой точки зрения дает оценку наличной действительности, а Запад утверждается на status quo жизни и выгадывает тот minimum религиозных отправлений, при которых можно спастись, если и впрямь существует вечность. «Вы указываете не на ложные верования, а на пониженное религиозное настроение Запада!» - скажут нам. Да! - ответим мы; - пока мы говорили о настроении, о вырождении западной религиозной жизни и мысли; сейчас укажем и на высокий принцип, ими утраченный.
Христианство есть подвиг добродетели; христианство есть жемчужина, для приобретения которой благоразумный купец Евангелия должен был распродать все свое имущество. Исторически под этим самоотверженным решением, под взятием креста разумелись, по-видимому, различные подвиги: во время земной жизни Спасителя - вступление в число учеников, следовавших за Ним; далее - исповедание веры и мученичество; затем, от IV века и по XX - отшельничество и монашество. На самом деле эти разные виды подвига были лишь условиями одной идеи, одной цели - постепенного достижения на земле духовного совершенства, т. е. свободы от страстей, или безстрастия, и обладание всеми добродетелями, как того просят себе все верующие в Ефремовой молитве, многократно повторяемой Великим постом в сопровождении многочисленных поклонов. Сия есть воля Божия - святость ваша, говорит апостол, а достигнуть ее можно - лишь сделав ее главнейшей, единственной целью жизни, если жить для того, чтобы достигать святости. В этом заключается истинное христианство; это - сущность православия в отличие от инославия западного. Восточные ереси в этом отношении, а следовательно по существу, гораздо ближе к православию, чем западные (разумеем наиболее сильную восточную ересь монофизитов, к которой близко примыкают армяне). Духовное совершенство личности остается и у них целью христианской жизни, а разность возникает только в учении об условиях к достижению этой цели.
Но разве западные христиане говорят, что стремиться к нравственному совершенству не нужно? Неужели они станут отрицать, что христианство заповедует нам совершенство?
Сказать они этого не скажут, но не в этом видят они сущность христианства, да и в понимании совершенства и в способах достижения его они разойдутся с нами на каждом слове; они даже не поймут нас ни в чем и не согласятся с тем, что именно нравственное совершенство личности есть цель христианской жизни, а не просто богопознание (как полагают протестанты) или благоустроение Церкви (паписты), за что, по их мнению, Сам Бог дает человеку нравственное совершенство в качестве возмездия.
Нравственное совершенство достигается путем самодеятельной, сложной работы над собой, внутренней борьбой, лишениями, в особенности же самоуничижением. Православный христианин, искренно и усердно выполняющий духовную дисциплину, уже тем самым проходит значительную часть этого подвига, потому что наша дисциплина вся устроена именно так, чтобы служить постепенному умерщвлению страстей и приобретению благодатного совершенства. Этому способствует содержание наших богослужебных молитв, подвиги говения, постов и тот почти монашеский строй православной жизни, который указан нашим уставом и которого строго держались наши предки до Петра и держатся доныне люди, живущие началами культуры.
Говоря короче, православная вера есть вера аскетическая; православное богословское мышление - то, которое не остается мертвым достоянием школы, но влияет на жизнь и распространяется в народе, - оно есть изследование о путях духовного совершенствования. С этой именно точки зрения рассматриваются в наших стихирах и канонах как догматические определения, так и события священной истории, а равно и заповеди и ожидание страшного суда.
Конечно, все это не чуждо и западным исповеданиям, но там спасениепонимается, как внешнее воздаяние за известное количество добрых дел (внешних же), или за несомненную веру в Божество Иисуса Христа (протестантизм). Там не рассуждают и не умеют рассуждать о том, как постепенно должна освобождаться душа от своего подчинения страстям, как мы восходим от силы в силу к безстрастью и полноте добродетелей. Есть там и аскеты, но жизнь их проникнута мрачным, безсознательным выполнением давно установленных дисциплинарных требований, за что им обещано прощение грехов и будущая вечная жизнь. А то, что эта вечная жизнь уже явилась, как говорит св. апостол Иоанн, что это блаженное общение с Богом достигается неуклонным подвижничеством еще здесь, как говорит преп. Макарий Великий, - всего этого Запад не понимает.
Непонимание становится все грубее и безнадежнее. И современные западные богословы потеряли мысль о том, что цель христианства, цель пришествия Христова на землю есть именно нравственное совершенство личности. Они как бы помешались на вымысле, будто Христос Спаситель пришел на землю для того, чтобы принести счастье какому-то человечеству каких-то будущих веков, тогда как Он со всею ясностью сказал о том, что Его последователи должны нести крест страданий, и что преследование их миром, их родными братьями, детьми и даже родителями будут постоянны, а к концу веков умножатся с особой силой. То благоустройство, которого ждут на земле поклонники «суеверия прогресса» (по удачному выражению С. А. Рачинского), обещано Спасителем в жизни будущей, но ни латиняне, ни протестанты не хотят с этим мириться по той простой причине (говоря откровенно), - что плохо верят в воскресение и сильно верят в благополучие настоящей жизни, которую, напротив, апостолы называют исчезающим паром (см. Иак. 4, 14). Вот почему псевдо-христианский Запад не хочет и не может понять отрицание этой жизни христианством, которое велит нам подвизаться совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его (Кол. 3, 9). «Христианство есть любовь к ближнему, а любовь - сострадание в скорбях», - заметят современные христиане и особенно христианки: «аскетизм же выдуман монахами».
Не буду спорить против первого положения, как спорил Леонтьев; даже скажу так: если б была возможна любовь без духовного подвижничества, без борения внутреннего и без внешних подвигов, то и последние и первое были бы не нужны. Но любовь иссякла у людей именно тогда, когда они заговорили устами Лютера. Исполнилось слово: и за умножение беззакония иссякнет любы многих. Где нет подвига, где нет борьбы, там воцаряются страсти и беззаконие, а где царит грех, там иссякает любовь и люди начинают ненавидеть друг друга (см. Матф. 24, 10). Обращаюсь ко второму положению. Правда любовь выражается прежде всего в сострадании, но не столько внешним бедствиям ближних, сколько их греховности, а такое сострадание доступно только плачущему о собственных грехах, т. е. человеку подвизающемуся.
«Аскетизм выдуман монахами»… Одна московская дама выразилась еще решительнее: «всю вашу религию выдумали попы; я признаю только Иверскую и мученика Трифона (I’Iverskaya et Triphon le martyr), а прочее все глупости». Но эти фразы показывают прежде всего, что наши образованные люди не понимают слова аскетизм.
Понятием этим вовсе не предрешается строй нашей жизни, и само по себе оно не включает в себя ни девства, ни постов, ни отшельничества. Аскетизмом, или духовным подвижничеством, называется жизнь, исполненная работы над собой, такая жизнь, целью которой является уничтожение своих страстей: блуда, самолюбия, злобы, зависти, объедения, лености и пр. и наполнение души духом целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви, которая никогда не бывает одинокой добродетелью, а лишь спутницею и совершительницею перечисленных свойств души.
Конечно, христианин, желающий идти таким путем, сам увидит, что придется ему и от светской рассеянности удаляться, и плоть смирять, и помногу Богу молиться - но эти подвиги ни имеют никакой конечной ценности в очах Божиих, а получают ее только для нас самих как условие для стяжания даров духовных. Гораздо бóльшую ценность имеют подвиги духовные, совершающиеся в сознании человека: самоукорение, самоуничижение, самопротивление, самопринуждение, внутрь пребывание, зрение загробного мира, стояние в чувствах, борение с помыслами, покаяние и исповедание, гнев на грех и на искушение и пр., упражнения - все, что так мало знакомо современным образованным людям и столь понятно и известно всякому народному начетнику, прежнему и теперешнему. Вот тот алфавит духовный, о котором говорит святитель Тихон [3], и в этом-то и состоит существеннейшее содержание истинного христианства, как подвига жизни, - содержание, забытое западными исповеданиями, но составляющее центр православной богословской литературы, которая истолковывает все Откровение Божественное, все события и изречения Библии прежде всего в применении к этим ступеням духовного совершенствования. Воплотившийся, смирившийся и восскорбевший о грехе нашем Спаситель принес нам в лице Своем и в общении с
Собой возможность именно этого духовного делания, и в нем заключается наше спасение. Но одни совершают его (см. Флп. 2, 12) добровольно и сознательно, проходя духовную жизнь, другие проходят последнюю почти помимо воли, исправляясь посылаемыми от Бога страданиями и исполняя церковную дисциплину, третьи только перед смертью очищают раскаянием свою рассеянность и получают просвещение за гробом, сущность же христианского подвига заключается в аскетизме, в работе над своей душой; в этом же состоит и сущность христианского богословия.
Если проследить все заблуждения Запада, - как те, которые вошли в его вероучение, так и присущие его нравам, - передаваемые нам через «окно Европы», то увидим, что они все коренятся в непонимании христианства, как подвига постепенного самоусовершенствование человека.
Таково латино-протестантское учение об искуплении, как отмщении на Иисусе Христе оскорбленного Адамом божественного величия, - учение, выросшее из феодальных понятий о рыцарской чести, восстановляемой пролитием крови оскорбителя; таково материальное учение о таинствах; таково их учение о новом органе божественного Откровения в виде римского папы, каков бы ни был он по своей жизни; учение о заслугах должных и сверх-должных. Таково же, наконец, учение протестантов о спасающей вере, с отвержением всей церковной организации.
В этих заблуждениях ясен взгляд на христианство, как на нечто чуждое нашему сознанию и совести, нечто условное, как на конкордат (договор - Сост.) с Божеством, неизвестно почему требующим от нас признания каких-то непонятных формул и воздающим за это вечным спасением. Чтобы оградить себя от естественно поднимающихся возражений, западные богословы усилили учение о полной будто бы непостижимости не только Существа Божия, но и божественного закона и требовали в лице схоластиков, в лице Лютера и в лице даже современного Ричля, признать разум врагом веры и бороться с ним, в то время как Отцы Церкви, в лице Василия Великого и даже Исаака Сирина, считают врагом веры не разум, а глупость человеческую, рассеянность, невнимание и упрямство. Если от ложных религиозных верований перейдем к нравственным убеждениям западников, то у некоторых из них найдем просто извращение христианских заповедей, и эти извращение так въелись в уклад западной жизни общественной и личной, что никакие культурные пертурбации, опрокинувшие христианские алтари, разрушившие королевские престолы, не могли опровергнуть однако этих диких и безнравственных предрассудков. Так, Господь заповедует всепрощение, а западная мораль - месть и пролитие крови; Господь велит смиряться и считать себя греховнее всех, а Запад ставит выше всего «чувство собственного достоинства»; Господь велит радоваться и веселиться, когда нас поносят и изгоняют, Запад требует «восстановление чести»; Господь и апостолы называют гордость «бесовской», западники - благородством. Последний русский нищий, иногда даже полуверующий инородец, тайно поклоняющийся керемети (языческий идол - сост.), лучше различает добро и зло, чем подобные моралисты тысячелетней западной культуры, так печально смешавшей обрывки христианства с ложью классицизма. И в основании всех заблуждений лежит неразумение простой истины, что христианство есть религия аскетическая, что христианство - учение о постепенном исторжении страстей, о средствах и условиях постепенного усвоения добродетелей; условия эти - внутренние, заключающиеся в подвигах, и - отвне подаваемые, заключающиеся в наших догматических верованиях и благодарных священнодействиях, у которых едино назначение: врачевать человеческую греховность и возводить нас к совершенству.
Примечания: [1] См. «Православный Собеседник» за 1899 г. или «Сборник сочинений студентов Казанской Духовной Академии», т. I, 1900 г. [2] «Да будет позволено сказать» (лат) - Сост. [3] «Два рода ученых и мудрых людей: одни учатся в школах от книг, и множайшие от них суть безумейшие паче простых и безграмотных, яко и алфавита христианского не знают; ум острят, слова исправляют и красят, но сердца своего исправити не хотят. Другие учатся в молитве со смирением и усердием и просвещаются от Духа Святого и суть мудрейшие паче философов века сего; суть благочестивии и святии, и Богу любезнии; сии хотя алфавита не знают, но добро все разумеют: просто, грубо говорят, но красно и благоприятно живут. Сим, христианине, подражай» (III, 193).
5:19 22 Февраль 2012
eeki
Завсегдатай
сообщений 1402
354
публично провозгласили, что образ Иуды якобы стал жертвой “теологической инсинуации”, которая послужила затем толчком к появлению и развитию пресловутого «антисемитизма». Они сказали, что намерены продвигать в массы идею, что Иуда Искариот не был предателем, а лишь «исполнял волю Божью».
Вообще-то, в современних нехристианских учениях эта мысля давно уже считается само собой разумеющимся.
6:21 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
355
13:43 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
356
16:13 22 Февраль 2012
_Archangel_
Старожил
сообщений 2036
357
Да что-то предвыборного ажиотажа не видно… суеты. Сдаётся что там уже договорились и поделились…
19:32 22 Февраль 2012
donbraun
Старожил
сообщений 4113
358
авторы и персонажи приведённых Зубром статей настолько погружены в матрицу, что сами уже не могут выбраться и другим заслоняют путь. Можно изобрести ещё тыщу коментов на каждое предложение, но самое главное и необходимое постоянно будет ускользать. В этом и задача матрицы, где настолько сильные искажения Истины, даже о её понятии, - увести человека от голоса собственной души, жалобно плачущей как ребёнок в тюрьме из хоровода ментальных чувственных нагромождений. И все они грешат одним, описывают следствия но не причины. И эти самые следствия борятся друг с другом пока одна идея не победит другую. И в этом вечном противоборстве всегда ускользает гармония, в которую и облачается Истина.
Ещё одна проблема, что все концепции относительно общества и его судьбы прямо указывают или подразумевают руководящую силу, порабощающую свободную волю сына человеческого различными силами, идеями, прямо или косвенно исторгаемыми теми, кто порождает их в угоду собственной властной корысти. Эта власть не дана Высшим, она нагло захватывается и удерживается. Из всей этой писанины увидел ценность только в этом:
“Люди не будут ощущать ни желания вечной будущей жизни, ни страха вечного осуждения…” - именно этого и добивались изобретатели ложных концепций.
21:25 22 Февраль 2012
ZUBR
Завсегдатай
сообщений 1518
359
Аминь..
21:37 22 Февраль 2012
guest_
Гость
сообщений
360
Я абсолютно уверен, что до тех пор пока на планете будут существовать институты власти, все мы будем в дерьме. Собственно, то же касается и религий.
Поиск 
Форумы
Тема закрыта
