Форум : Журнал Новый мир. Майя

Майя. Потомки атлантов.

Истинной датой начала археологических исследований цивилизации майя следует считать 1773 год, когда был открыт дотоле никому не известный древний город Паленке. Честь от¬крытия Паленке принадлежит отцу Ордоньесу, служившему свя¬щенником в городке Сьюдад-Реал в провинции Чьяпас.
На стенах многих архитектурных памятников Паленке высе¬чены огромные барельефы с изображением мифологических сцен или исторических событий. На некоторых каменных сте¬нах встречаются изображения того, что долгое время признава¬лось иероглифами, расшифровать которые ученые не имели воз¬можности.
С того самого момента, как испанский священник отец Ордоньес опубликовал данные своих открытий в Паленке в книге, озаглавленной «История сотворения Небес и Земли», ученые пы-тались найти ответ на вопрос, кто же все-таки построил город Паленке и к какой эпохе следует отнести момент его возникно¬вения. Сам отец Ордоньес писал, что все, что он обнаружил в Паленке, построено вовсе не руками живущих в этом регионе индейцев, а является творением племени, прибывшего в Цент¬ральную Америку из-за Атлантического океана. Вождем этого племени, писал отец Ордоньес, был некий Вотан, уроженец го¬рода Триполи. При этом Вотан несколько раз приезжал в Пален¬ке, каждый раз пересекая для этого Атлантический океан. Вотан также побывал там, где строился храм, который должен был до¬стичь небес. Будучи ревностным христианином, отец Ордоньес полагал, что речь в данном случае шла о поездке Вотана в Вави¬лон.
Видимо, основанием для таких выводов отца Ордоньеса было большое внешнее сходство храмов Паленке с древневавилонски¬ми зиккуратами. Поэтому отец Ордоньес и сделал вывод о том, что Вотан — а может быть, и какой-то еще более ранний путе¬шественник или группа путешественников из Месопотамии, — и принесли идею строительства зиккуратов в Центральную Аме¬рику. Такая версия внешне очень логично объясняла тот удиви¬тельный факт, что цивилизация Центральной Америки действи¬тельно очень сильно опередило все остальные цивилизации кон¬тинента. Ведь североамериканские индейцы, например, не строили ничего подобного. Объясняя удивительные храмы Па¬ленке простым заимствованием — или импортом — из Европы, отец Ордоньес давал, как ему представлялось, ключ к разгадке этого феномена.
При этом отец Ордоньес утверждал, что обнаружил рассказ о Вотане и историю его прибытия в Центральную Америку в старинной книге индейцев киче, которая была частично ско¬пирована епископом Нуньесом де ла Вега перед тем, как в 1691 году он сжег саму книгу, как еретическую и богопротив¬ную. Согласно этой книге индейцев киче, указывал отец Ордо¬ньес, Вотан приплыл на берега Центральной Америки в составе группы своих соплеменников, которые все были облачены в длинные белые одежды. Коренные жители этих мест доброже¬лательно и радушно приветствовали Вотана и его людей и фак¬тически подчинились тому способу правления, который при¬несли с собой пришельцы. Приплывшие вместе с Вотаном муж¬чины, в свою очередь, взяли в жены дочерей местных индейцев. Из этого следовало, что те, кто построил Паленке и, возможно, другие величественные города в центральноамериканском ре¬гионе, принадлежали к смешанной расе: они были отчасти ин¬дейцами, отчасти — африканского или азиатского происхож¬дения.
Ученые до сих пор ведут жаркие дискуссии по поводу того, является ли хотя бы что-то рассказанное Ордоньесом правдой. Конечно, всех смущает тот факт, что сама книга, на которую ссы¬лается испанский священник, бесследно исчезла. С другой сто¬роны, когда Эрнан Кортес впервые высадился на землю Цент¬ральной Америки — это случилось в 1519 году, когда его кара-веллы причалили к побережью острова Косумель, — то индейцы сообщили ему о том, что на острове уже живут двое испанцев. Они были единственными выжившими членами предыдущей испанской экспедиции, которая достигла побережья острова в 1511 году. Одним из них был Херонимо де Агилар, который при-соединился к походу Кортеса и оказал ему неоценимые услуги в качестве переводчика. Именно поэтому всерьёз говорить о том, что испанцы случайно заразили индейцев чумой блохами из своих соломенных спальников невозможно. Речь можно вести только о целенаправленной поездке Кортеса по точной карте с грузом чумы. Испания всегда славилась ядами и исползованием биологического оружия.
Второй же испанец, оказавшийся на острове, по имени Гонсало Герреро, полностью воспринял обычаи и нравы туземцев. Испанские хроникеры периода покорения Нового Света, такие, как Диего де Ланда и другие, пишут, что Гонсало Герреро стал по своим манерам совершенно неотличим от индейца, отрастил длинные волосы, нанес татуировку на все тело, проколол уши и вставил в них палочки и, более того, стал поклоняться индейс¬ким идолам. Он женился на дочери вождя племени и хоро¬шо зарекомендовал себя в глазах индейцев, они сделали его чем-то вроде министра обороны племени, ответственным за во¬енные дела.
Подобно Херонимо де Агилару, Гонсало Герреро имел воз¬можность присоединиться к экспедиции Кортеса и влиться в ряды испанских конкистадоров. Однако он принял другое реше¬ние, предпочтя остаться среди индейцев. Герреро хотел продол¬жать жить той жизнью, которой жил до появления Кортеса. Этому, несомненно, способствовало и то, что он фактически стал одним из вождей «своего» индейского племени.
Выход в свет книги отца Ордоньеса «История сотворения Небес и Земли» пробудило заметную волну интереса к древним монументам майя в целом и особенно — к описанному им зага¬дочному городу Паленке. Поскольку к тому времени христиан¬ство уже давно утвердилось на всей территории Центральной и Южной Америки, сохранившиеся в виде древних памятников свидетельства существования древних дохристианских религий уже не рассматривались в качестве прямой и непосредственной угрозы «истинной вере». Поэтому то, что раньше сразу уничто¬жалось или сносилось с лица земли, теперь рассматривалось ней¬трально, в основном — в качестве предметов истории и старин¬ных образцов искусства.

Первый детальный план Паленке составил капитан испанс¬кой армии дон Антонио дель Рио. В 1787 году он руководил зна¬чительными группами местных индейцев, которые под его ру-ководством расчистили значительные площади джунглей, в ре¬зультате чего стали видны основные контуры древних развалин Паленке. В дальнейшем рабочие под руководством Антонио дель Рио стали очищать от лиан одно здание за другим. Капитан дель Рио сделал зарисовки главных зданий Паленке и гипсовые слеп¬ки с самых интересных каменных рельефов. В отчете, который капитан отправил в Мадрид, он предположил, что некоторые со¬оружения Паленке, возможно, были построены древними рим¬лянами, в частности, акведук, который проходит под самым боль¬шим зданием, сейчас известным как «Дворец». В подкрепление такого умозаключения дель Рио процитировал доминиканского монаха Ясито Гарридо, который писал, что Северную Америку в древности посещали путешественники из Греции, Британии и других известных мест античного мира. Ясито Гарридо имел в виду, что древние римляне отнюдь не были единственными, а возможно, были и далеко не первыми из европейцев, которым удалось пересечь Атлантику.
В Мадриде отчет Антонио дель Рио просто положили на пол¬ку и больше никогда не вспоминали о нем. Возможно, он так и оказался бы утрачен, если бы его копия не сохранилась в городе Гватемала.

Однако, он был неодинок. Английский художник по имени Фредерик Кейтервуд
выполнил целую серию детальных зарисовок древ¬них барельефов и фрагментов памятников майя, которые впос¬ледствии был использованы для изготовления литографий, не¬обходимых для того, чтобы проиллюстрировать книгу Стефенса. Несмотря на то, что картинки отличаются от соврменных, остав¬ленные Кейтервудом картинки имеют непреходящее значе¬ние для современной науки. Сегодня археологи, работающие в полевых условиях в Центральной Америке, сверяются с ними при проведении своих изысканий.
Также существует множество свидетельств о изменении положений камней Стоунхенджа. Ещё 100 лет назад камни были совершенно другие. И подделать и поменять положение никто не мог – слишком большой вес. 
В конце концов на смену карандашу и кисти рисовальщика пришел аппарат фотографа. Первые фотографические снимки древних руин майя были также сделаны французом Клодом Шарнэ. Главным спонсором экспедиции Шарнэ в Центральную Америку снова выступил император Наполеон III. Конкретной работой по подготовке экспедиции руководил министр культу¬ры Виоллет-ле-Дюк.
Подобно Шарлю Этьену Брассеру де Бурбуру и графу Вальдеку, Клод Шарнэ был «диффузионистом». Однако истоки влия¬ния на культуру и цивилизацию древних индейцев он искал в совершенно противоположном географическом направлении: на Дальнем Востоке. Именно оттуда, полагал Шарнэ, пришла куль¬тура древних майя и других народов Центральной Америки.
Клод Шарнэ был не единственным французом, который фо¬тографировал руины древних памятников майя в XIX столетии. Наряду с ним этим занимался также Огюст ле Плонжон. Ле Плонжон родился на острове Джерси, относящемся к группе англий¬ских Нормандских островов, поэтому его, по крайней мере, по паспорту, следует считать англичанином.
Огюст ле Плонжон также относился к господствующей шко¬ле «диффузионистов», однако его взгляды о путях распростра¬нения древних цивилизаций настолько разнились с воззрения¬ми большинства «диффузионистов», что он всегда выглядел чем-то вроде «белой вороны» среди них. В то время как подавляющее большинство «диффузионистов» полагали, что цивилизация была привнесена в Центральную Америку извне, Огюст ле Плонжон, наоборот, полагал, что именно Центральная Америка была ко¬лыбелью мировой цивилизации, из которой она затем триум-фально распространилась по всей планете: сначала в регион Даль¬него Востока, куда приплыли жители Мексики, покорившие Тихий океан, а оттуда — далее на запад, пока наконец не дошла до Египта. Когда уроженцы Мексики достигли Древнего Египта, то они, по Плонжону, принялись там за возведение привычных для них пирамид.
Игнорируя противоречие , что древнеегипет¬ская цивилизация возникла по крайней мере на тысячу лет рань¬ше древнемексиканской, — Огюст ле Плонжон отправился в Центральную Америку добывать доказательства, подтверждаю¬щие его теорию. Вместе с женой Алисой, также являвшейся ис¬кусным фотографом, они прибыли в Чичен-Ица в районе 1874 года. В Чичен-Ица они провели несколько месяцев, тща¬тельно фотографируя все древние развалины. Они также соста¬вили первый в истории всеобъемлющий план древних сооруже¬ний, сохранившихся в Чичен-Ица.
При этом Огюст ле Плонжон обладал заметным преимуще¬ством перед всеми другими ранними исследователями мексикан¬ских древностей: в отличие от них, он обладал солидной лингвистической подготовкой. Он выучил диалект, на котором говори¬ли жившие на полуострове Юкатан индейцы майя, и свободно общался с ними. Другие были лишены этой возможности, ибо ни на каком, кроме собственного языка, майя изъясняться не привыкли и не умели. Благодаря этим контактам с майя Огюст ле Плонжон всегда знал, где ему надо копать, чтобы раздобыть что-то по-настоящему интересное: майя сами показывали ему за¬ветные места. Майя помогли ему совершить по-настоящему зна¬чимое открытие: обнаружить статую типа «чакмооль». Эта ста¬туя была закопана рядом с древним культовым сооружением майя, известным под названием «Платформа Венеры», на глуби¬не в 24 фута. Очевидно, статую закопали испанские завоеватели, пытавшиеся тем самым искоренить старинные верования и куль¬туру майя. В настоящее время эта статуя, представляющая собой изображение наполовину откинувшегося назад мужчины, дер-жащего блюдо с ритуальными приношениями божествам в рай¬оне живота и повернувшего голову так, что он смотрит куда-то вдаль через правое плечо, находится в Национальном археоло-гическом музее Мексики в Мехико и является одним из его са¬мых ценных экспонатов.

Можно сказать, что интерес британских исследователей к центральноамериканскому региону по-настоящему пробудил изданный в 1841 году двухтомный дневник американского пу-тешественника Джона Л. Стефенса, озаглавленный «Заметки о путешествии по Центральной Америке, провинции Чьяпас и Юкатанскому полуострову». Двумя годами позже последовало продолжение, которое называлось «Заметки о путешествии по Юкатанскому полуострову».
Оба этих труда Джона Л. Стефенса были написаны с юмо¬ром, в занимательной форме, их страницы переполняло множе¬ство забавных историй, и они пришлись как нельзя более по душе читателям, предпочитавшим путешествовать, не покидая люби¬мого кресла у камина.
Впрочем, если стиль изложения Стефенса и был легким (и чем-то очень напоминал стиль Билла Брайсона), то сам его подход к работе, которой он занимался в Мексике, был добро¬совестным и исключительно серьезным.  
Альфред Модели подписал контракт с профессиональной художницей Энни Хантер, с тем чтобы она создала литографии, воспроизводящие наиболее интересные из сделанных им фотографий и гипсовых оттисков. Изыскания Модели были опубликованы в Лондоне в 1889 году в качестве приложения к энциклопедическому многотомному изданию, вышедшему под общим названием «Биология Центральной Америки». Работы Модели заняли пять томов, из которых один том приходился на текст, а четыре — занимали иллюстрации. На этих иллюстрациях была представлена наиболее полная на тот момент коллекция древних текстов, написанных иероглифами. Поскольку Альфред Модели копировал все встреченное или уви¬денное им с исключительной тщательностью, ученые до сих пор порой прибегают к его трудам и собранным там иллюстраци¬ям. Это становится особенно важным в тех случаях, когда ка¬кие-то из древних памятников майя за прошедшие годы под¬верглись частичному разрушению и фрагменты их оказались ут¬раченными.

И вот тут история делает крутой поворот. Если раньше все, кто писал о майя, говорили, что это потомки атлантов, то теперь за дело берётся ИНСТИТУТ КАРНЕГИ.

Основное бремя финансирования изысканий, посвященных исследованиям древних памятников и культуры Центральной Америки, взяли на себя два американских научных учреждения: вашингтонский Институт Карнеги и Музей Пибоди при Гарвар¬дском университете. В начале XX века Институт Карнеги стал играть ведущую роль в организации исследований древней куль-туры майя 
Изданная в 1915 году книга Сильвануса Грисвольда Морли, пусть не могла, в силу объективных причин, по-настоящему пре¬тендовать на действительное раскрытие тайны письменности майя, явилась исключительно важной по другой причине. Бла¬годаря Морли уже ни один специалист по истории майя, по крайней мере тот, кто дорожил своей репутацией, не мог более пускаться в безоглядные рассуж¬дения о «волнах эмиграции» из Атлантиды и Древнего Египта, которые будто бы легли в основу зарождения культуры и циви¬лизации майя. Четкая хронологизация древних памятников майя и их датирование согласно особым значкам, обозначающим временные периоды и высеченным на их стенах, позволила со¬здать новую систему хронологии доколумбовой цивилизации Мезоамерики, которая не зависела более от того, что говорилось в старых легендах и сказаниях, таких, как «Книга Пополь-Вух», «Анналы племени какчикель» и «Книги Чилам-Балам», которые перестали пользоваться подлинным доверием ученых, по край¬ней мере в том, что касалось приводимой в них хронологии со¬бытий.
После ухода Морли Институт Карнеги свернул программу исследований п-ова Юкатан, посчитав свою задачу выполненной за 1914-1926 годы.
В результате всех этих процессов сторонники прежней ис¬торической школы «диффузионистов», полагавших, что истин¬ные корни древних цивилизаций Центральной Америки лежат вне пределов самого региона, оказались практически полностью вытесненными приверженцами новых взглядов, которые счита¬ли, что все эти цивилизации являются результатом полностью самостоятельного постепенного развития. 

Майя. Война богов. 

«Книга Пополь-Вух» открывается рассказом о том, как боги создали весь мир и животных. Однако животные, которых они создали, не могли даже говорить. Это не устроило богов — им был нужен кто-то, кто смог бы разговаривать с ними и восхвалять их. В результате они решили создать говорящего человека — а без¬гласные животные были отныне обречены стать его пищей.
Однако две первые попытки создать человека оказались не¬удачными: самый первый человек, сделанный из глины, попрос¬ту рассыпался; следующие же люди, которых сделали из дерева, были слишком твердыми и глупыми и сами не понимали, откуда они взялись. И лишь когда в третьей попытке боги слепили лю¬дей из кукурузной муки, все получилось так, как надо.
Далее «Книга Пополь-Вух» рассказывает, как в конце третьей исторической эпохи — той, что предшествовала времени, озна¬меновавшемуся появлением современной расы людей, — стран¬ное птицеподобное существо, называемое Вукуб Какиш, то есть «Седьмой попугай», попыталось занять место самого Солнца. «Седьмой попугай» бахвалился своим могуществом и захватил место Солнца, превратившись в единственный источник света для планеты Земля:
«И покрыли тогда небо облака, и сгустился над поверхнос¬тью земли полумрак. Солнечный свет исчез совсем. Однако име¬лось существо по имени Вукуб Какиш, очень гордое собой.
И небо, и земля не исчезли совсем, однако и Солнце, и луну заслонили собой тучи.
И Вукуб Какиш сказал: «Действительно, были явные приме¬ры того, как люди тонули, а ведь те люди были сверхъестествен¬ными созданиями».
«Сейчас я стану могущественнее всех созданных существ. Я есть Солнце, есть свет, есть луна, — воскликнул Вукуб Какиш. — Как великолепно мое сверкание! Благодаря мне люди смогут хо¬дить и побеждать. Ведь мои глаза сделаны из серебра, они ярки и сверкают, как драгоценные камни, как изумруды; мои зубы сия¬ют, как прекрасные камни, как само небо. Мой нос светит вдаль, как луна, мой трон сделан из серебра, и поверхность земли осве¬щается, когда я прохожу мимо моего трона. Поэтому я и есть луна для всего человечества. Так и будет впредь, поскольку я могу ви-деть очень далеко».

Так говорил Вукуб Какиш. Но ведь он не был на самом деле Солнцем. Он был лишь преисполнен тщеславия, имея такие пе¬рья и такое богатство. Однако он мог видеть лишь до линии го¬ризонта, и не мог обозревать всего мира».
В рассказе, который связан с этой легендой, говорится о том, что появление настоящей расы людей начинается с создания двух пар «героев-близнецов». Вторая пара этих «героев-близне¬цов», Унапу и Шбаланке, унизили «Седьмого попугая», сбив его выстрелом из духовой трубки с верхушки дерева.

У «Седьмого попугая» имелось большое дерево нантце, пло¬дами которого он питался. Каждый день он подходил к этому дереву и взбирался на его вершину. Унапу и Шбаланке увидели, что плоды этого дерева являются пищей «Седьмого попугая». И тогда они решили спрятаться в засаде у подножия дерева. Там они залегли, закопавшись под листьями. А Вукуб Какиш пришел прямо к дереву, чтобы полакомиться своими любимыми плода¬ми.
Когда он взобрался на верхушку дерева и принялся поедать плоды, Унапу выстрелил в него из своей духовой трубки и попал тому прямо в челюсть. С громким криком Вукуб Какиш рухнул вниз с самой верхушки дерева.

После того, как он упал вниз с верхушки дерева, Вукуб Ка¬киш стал страдать от зубной боли. Чтобы избавиться от боли, он попросил близнецов Унапу и Шбаланке выдрать ему зубы, одна¬ко когда они выдрали зубы, то Вукуб Какиш лишился всего свое¬го величия. Униженный и более не способный гордиться своим великолепным внешним видом, он умирает. 

Супруга Вукуб Какиша по имени Чималмат (по мнению переводчика «Книги Пополь-Вух» Денниса Тедлока, это имя должно переводиться как «щит» или, возможно, как «щит, заслоняющий звезды») так¬же умирает.
После смерти Вукуб Какиша и Чималмат остаются два их сына. Оба они — гиганты. Старшего зовут Сипакна. Считается, что это имя восходит к имени мифологического животного, в об¬лике которого прослеживаются черты крокодила. Другого бра¬та-гиганта зовут Кабракан, то есть «землетрясение». Этот гигант известен тем, что сокрушает горы.
За этими двумя гигантами начинают охотиться братья-близ¬нецы Унапу и Шбаланке, из-за действий которых уже погиб отец Сипакны и Кабракана, Вукуб Какиш. На этом пути их ждет мно¬го разнообразных и опасных приключений. В конце концов Уна¬пу и Шбаланке убивают гигантов Сипакну и Кабракана. Так за¬канчивается третья историческая эпоха и расчищается путь для четвертой — для так называемой «эры ягуара».
Описав в общих чертах создание расы людей и уничтожение Вукуб Какиша и его сыновей-гигантов Сипакну и Кабракана ру¬ками братьев-близнецов Унапу и Шбаланке при переходе от тре¬тьей исторической эпохи к четвертой, «Книга Пополь-Вух» пе¬реходит к рассказу о происхождении самих Унапу и Шбаланке. Для этого составителям мифа приходится забежать назад и на¬чать свое изложение с рассказа о легендарной паре «героев-близ¬нецов», которая предшествовала паре Унапу — Шбаланке. Бра¬тьев из первой пары «героев-близнецов» звали Первый Унапу и Седьмой Унапу.
Их родителями были Шпиякок и Шмукане. Шпиякок и Шмукане были такими старыми, что могли скорее быть не ро¬дителями, а дедушкой и бабушкой Первого Унапу и Седьмого Унапу. Ну или они применили экстракорпоральное оплодотворение.
Любимым занятием Первого Унапу и Седьмого Унапу была игра в мяч. Однако удары их резинового мяча о землю привели в такое раздражение богов Шибальба — подземного мира — что те заманили Первого Унапу и Седьмого Унапу в свой подземный мир и заставили играть в мяч по их правилам. Когда Первый Унапу и Седьмой Унапу проиграли игру в мяч по правилам богов Ши¬бальба, те умертвили их. При этом голову Первого Унапу подве¬сили к бутылочной тыкве. Дочь одного из богов подземного цар¬ства, которая, невзирая на запреты своего отца, решила пола¬комиться плодами бутылочной тыквы, увидела эту голову. При этом, когда она подошла к ней поближе, то голова Первого Унапу заговорила с ней. А когда эта голова плюнула ей в ладонь, дочь одного из богов подземного царства забеременела от Пер¬вого Унапу.
В результате из чрева этой девушки вышла вторая пара леген¬дарных «героев-близнецов», которые впоследствии умертвили «Седьмого попугая». Этих «героев-близнецов» звали Унапу (то есть «один повелитель») и Шбаланке (то есть «маленький солнеч¬ный ягуар»), и они оказались гораздо более смышлеными и удач¬ливыми, нежели их отец и дядя.
После того как закончились приключения «героев-близне¬цов», вызванные борьбой против «Седьмого попугая» и его сы¬новей, Унапу и Шбаланке приняли вызов богов Шибальба, ко¬торые также предложили им сыграть в мяч по их правилам. Од¬нако если боги Шибальба мечтали расправиться с ними, как они уже сумели расправиться с Первым Унапу и Седьмым Унапу, то их поджидала неудача: Унапу и Шбаланке сумели перехитрить богов подземного царства. Они с честью вышли из всех уготован¬ных им испытаний и, действуя где хитростью, где ловкостью, обошли все ловушки, расставленные богами Шибальба, и выиг¬рали у них игру в мяч.
К тому же у Унапу и Шбаланке была в запасе еще одна хит¬рость: они умели оживать после физической гибели. Именно поэтому они без колебаний прыгнули в пылающую жаровню.
Боги подземного мира, увидев, как они обуглились в огне, возли¬ковали, решив, что навсегда избавились от пары «героев-близне¬цов». Они достали из пепла их кости, размололи их в муку и бро¬сили в реку. Однако Унапу и Шбаланке удалось ожить после этого. И тог¬да они предстали перед пораженными богами подземного мира и предложили им также попробовать это — гибель и последую¬щее воскрешение. 

Майя. Откуда есть пошла земля майянская.

Гигантские головы, вытесанные из огром¬ных каменных глыб. Всего в Центральной Америке нашли 17 та¬ких голов. 

Две из них хранятся в Музее антропологии Мексики в Мехико-Сити. Когда исследователи обнаружили эти каменные головы, они увидели, что те стоят отдельно от любых зданий и сооружений. Предназначение и цель установки этих каменных голов, увы, до сих пор окончательно не ясны. Их размеры — 2 метра в высоту! И это — при том, что равнина Табаско, где ольмеки построили все свои города, является болотистой местностью, где нет никаких залежей природного камня. Ба¬зальт, из которого ольмеки высекали эти каменные головы и дру-гие статуи, не говоря уже о базальтовых балках, из которых они сложили каменную гробницу, приходилось доставлять издале¬ка. Археологи считают, что камень приходилось привозить из гор Туштла, находящихся в 150 милях к западу от Ла Вента. Правда, по отношению к другим центрам ольмекской цивилизации, та¬ким, как Трес Сапотес, горы Туштла находились все же несколь¬ко ближе. Одна из величайших исторических загадок заключа¬ется в том, каким именно образом, не имея ни кранов, ни буль¬дозеров, ни современных подъемных механизмов, ольмеки ухитрялись передвигать столь массивные каменные глыбы на такие огромные расстояния. А как они обрабатывали базальт, не имея алмазного инструмента?
Профессор Глинн Уильямс, глава отдела скульптуры Королевского колледжа искусств в Лондоне, в 1998 году совместно с компанией «Би-Би-Си» снял программу, посвященную древним скульптурам ольмеков. По условиям этой передачи, группа доб¬ровольцев должна была переместить базальтовую глыбу на 100 ярдов, а затем профессор Уильяме должен был с помощью инструментов, характерных для каменного века, превратить ее в какое-то подобие скульптурного изображения типа тех, что из¬готавливали в древности ольмеки. Однако, несмотря на то что внешне эта задача не казалась такой уж сложной, исполнить ее на самом деле оказалось практически невозможно. Профессор Уильямс битых две недели долбил поверхность базальта инстру¬ментами каменного века, но ему так и не удалось превратить ба¬зальтовую глыбу в подобие древнего изображения. Он рассказал что, участвуя в съемках программы «Би-Би-Си», ему посчастливилось увидеть две новые скульптуры ольмеков, которые были только что обнаружены в джунглях. Эти скульптуры также были сделаны из базальта, однако это были не изображения голов, а статуи коленопреклоненных священ¬нослужителей ольмеков. Эти статуи были в таком прекрасном состоянии, что, казалось, они выполнены буквально вчера, а не две с половиной тысячи лет тому назад. Священнослужители ольмеков были изображены в головных уборах, выделанных из шкур ягуара. Обе статуи отличались превосходными пропорци¬ями, а их поверхность была великолепно отполирована Однако профессора поразили не столько даже сами статуи, сколько то, что они на деле означали с точки зрения истории развития ис¬кусства. «Две недели тяжелой работы с использованием инструмен¬тов эпохи каменного века позволили нам проделать лишь одну небольшую бороздку на поверхности базальтового блока. Более того, я обнаружил, что даже инструменты из стали очень быстро тупятся, если пытаться обрабатывать ими поверхность базальта. Очевидно, что ольмеки обладали совершенно иными, гораздо более совершенными технологиями обработки базальтовых бло¬ков, которые теперь утрачены». Главная загадка состоит в том, что археологам так и не уда¬лось пока обнаружить какие-либо материальные следы, которые показывали бы, как развивалось ольмекское искусство изготов-ления скульптур — от простых к скульптурам священнослужи¬телей и огромным изображениям человеческих голов. То, что мы наблюдаем в области ольмекской скульптуры, сравнимо с тем, как если бы Микеланджело создал своего знаменитого «Давида» бук¬вально «из ничего» — так, как если бы он, совершенно не имея за своей спиной великих традиций древнегреческой и древне-римской скульптуры, которыми он в действительности пользо¬вался для создания своего собственного творения. Так искусство скульптуры не развивается. Древние рим¬ляне копировали древних греков, а у тех, в свою очередь, искус¬ство скульптуры также не возникло на пустом месте. Древнегре¬ческим скульптурам предшествовали творения мастеров Древне¬го Египта, Месопотамии и Малой Азии. Древнегреческие мастера, создавшие фриз Парфенона, были на тот момент лучшими скуль¬пторами в мире, но они сами не изобрели искусства скульпту¬ры — они следовали традиции, которая насчитывала уже не¬сколько тысячелетий, и творчески развивали ее.
Ольмекские скульптуры в Мексике - это что-то вроде законченных, со¬вершенных творений, похожих в этом смысле на творения луч¬ших древнегреческих мастеров. Исполнение ольмекских скуль¬птур отличалось великолепной точностью и совершенством ли¬ний. Просто так, работая с камнем впервые, достичь этого невоз¬можно. Этому должен предшествовать определенный, довольно длительный эволюционный процесс, который и приводит в ко¬нечном счете к такому уровню совершенства в искусстве. Но если мы можем четко разглядеть следы влияния ольмекского искус¬ства на искусство ацтеков и майя, то что же предшествовало са¬мому ольмекскому искусству? Где более древние, возможно, бо¬лее примитивные скульптуры, которые предшествовали тем ка¬менным головам? Эти головы чересчур хороши, чтобы быть самыми первыми скульпту¬рами на Американском континенте. При этом очень важно от¬метить, что все без исключения найденные к настоящему време¬ни скульптуры ольмеков характеризуются чрезвычайно высоким уровнем исполнительского мастерства. Почему же мы не в состо¬янии обнаружить более примитивные произведения, которые неизбежно должны были предшествовать этим великолепным образцам?
В парке города Вилья-Эрмоса, куда были вывезены скульп¬туры из Ла Вента, помимо изображений огромных каменных го¬лов находятся и другие скульптуры. Среди них те, что в обиходе именуются «алтарями». Эти произведения высечены из огромных цельных кусков базальта и являются, возможно, самыми загадочными образцами скульптурного искусства оль-меков.

Вот один из «алтарей», длиной 2,4 метра и ши¬риной 1,3 метра и достигавшего примерно 1,2 метра в высоту. На нем изображено нечто вроде пещеры или грота со священно¬служителем, сидящим у входа. На нем головной убор, сде¬ланный из шкуры ягуара, и сам он в позиции полулотоса. На одном из базальтовых блоков было вырезано даже что-то вроде изображе¬ния полуягуара, получеловека, чем-то напоминающее изображе¬ние сфинкса.
Другим животным, которое также было широко представ¬лено в ольмекском скульптурном искусстве, была гремучая змея. Одна такая гигантская гремучая змея «обвивалась» вокруг всего «алтаря»: на одном конце базальтового блока была изображена ее голова, на другом — хвост с «погремушкой». То, что гремучая змея играла исключительно важную роль в религии и веровани¬ях майя, не подлежало никакому сомнению. Однако при взгля¬де на эти ольмекские скульптурные изображения становятся ясно, что культ гремучей змеи возник задолго до наступления «классического периода» в истории майя. На одном из «алтарей» была также высечена «небесная лен¬та», состоящая из набора отдельных иероглифов и значков, обо-значающих различные звезды и планеты. 
Ученые так и не смогли расшифровать письменность ольмеков, что заставило многих утверждать, что ольмеки на самом деле не знали письменности. Одним из наиболее ярких образцов этой древ¬нейшей письменности является каменная стела, обнаруженная в местечке Чьяпа де Корсо в центральной части провинции Чьяпас. Это место располагается к югу от Табаско — территории, на которой исторически проживали ольмеки. На стеле из Чьяпа де Корсо записана дата «длинного счета», обозначающая 7 декаб¬ря 36 года до н.э. Это — самая древняя дата «длинного счета» из обнаруженных к настоящему времени. Существование такой надписи на стеле говорит о том, что либо майя научились «длин¬ному счету» времени от ольмеков, либо ольмеки были попросту одним из ответвлений народности майя. Местные жители, обитавшие в районе Табаско в момент появления испанских конкистадоров, говорили на язы¬ке майя. 
Так откуда пришли и куда ушли ольмеки и майя?

Разумеется, любопытно выяснить, каким образом Солон, со слов которого передан весь этот рассказ, сам услышал его. Из различных источников нам известно, что в свое время Солон на десять лет покинул Афины, отправившись путешествовать по свету. Во время своих странствий Солон посетил в том числе и Египет. Город Саис, в котором он повстречался со священнослужителем преклонных лет, поведавшим ему историю Атлан¬тиды, являлся в ту пору столицей Египта. Сам Саис был очень большим и весьма древним городом. Его собственная история восходила еще к додинастическим временам, то есть к той эпо¬хе, когда в Древнем Египте еще даже не появилась первая ди¬настия фараонов. Однако в связи с тем, что все сооружения Саиса были выстроены преимущественно из необожженного кир¬пича, от этого некогда огромного города к настоящему времени практически ничего не осталось.
Впрочем, когда в Саис прибыл Солон, этот египетский город находился на вершине своего могущества и процветания. Пос¬ледние археологические раскопки подтвердили, что находивший-ся в Саисе храм в честь богини Нет своими размерами не уступал гигантскому храму Амона в Карнаке. Учитывая это, следует при¬знать, что рассказывавший Солону об Атлантиде священнослу¬житель, являвшийся главным жрецом этого храма, должен был считаться весьма важным лицом в городе и во всей древнееги¬петской иерархии.
Упоминающийся в рассказе Солона фараон Амасис был по¬следним египетским фараоном, являвшимся египтянином по крови. Он принадлежал к двадцать пятой династии и правил в период 570—526 годы до н.э., что означало, что в момент посе¬щения Солоном Египта в 560 году до н.э. страна находилась под его владычеством. Великий древнегреческий историк Геродот (484—425 гг. до н.э.) пишет о том, что в ходе своей поездки в Еги¬пет Солон встречался с фараоном Амасис, хотя в самих диалогах «Тимей» и «Критий» об этом не упоминается. Однако, учитывая довольно высокое общественное положение и известность Со¬лона, такая встреча представляется весьма возможной.