Записи ушедшего за грань (2)

- Ничего, ничего, - успокаивал я себя, не все ведь еще потеряно. А как люди на деревнях живут? И ничего: не умирают. Дом есть. Хозпостройки есть. Кафешку, в конце концов, можно и в аренду сдать. Сейчас приберусь, картошечки поджарю. Покушаем. А там и думать будет веселей…
- Где водка? Где все спиртное?
- Проснулся, дядя Коля? А больше тебя ничего не интересует?
- Дай похмелиться. Что не видишь - хреново мне.
- Нет водки. Ванька приходил. Светка с ним не рассчиталась, так я водкой и заплатил.
- Ты что, щенок, с ума сошел?
- Уходи, дядя Коля. Не хочешь жить по-человечески - уходи из моего дома.
- Из твоего дома? А ты знаешь, что этот дом уже не твой и ничей? - И отчим разразился истерическим смехом.
- Как не мой? Как ничей?
- А так, - дрожащим голосом ответил отчим, - Светка под него кредит в банке взяла. И денежки, небось, прикарманила. О-о-о на это дело она да… по финансам она… махинации всякие крутить - это ейная профессия. Димка, дай похмелиться, помру ж ведь. Давай вместе выпьем. А! Пропала коровка - пропадай и веревка!

В голове что-то перемкнуло, голос отчима слышался как из воды. За па-ру секунд я понял что произошло...

Одним ударом кулака я сбил отчима на пол. Нечеловеческая злость и нечеловеческая сила вселилась в меня мгновенно.
Я бил его нещадно: ногами в живот, по голове. Перед глазами мелькали слайды: как он издевался над мамкой и надо мной, как заманил куском сала и предал, оставил нас бездомными. Еще удар, еще. Я вымещал на нем всю свою злость мира: за тех брошенных детдомовских детей, в глаза которых смотреть страшно - их тоже предали такие же “козлы”, которого я бил сейчас.
По голове ногой, еще, а матери этих детей-безотцовщин - кто в проститутки от отчаянья, кто куда, растить детей негде, кормить нечем, в живот га-ду этому.
- Ага, хрипишь, живой еще, на тебе еще по хребту.
Бил, пока не обессилил.
Когда с глаз упала пелена, я увидел, что отчим лежит в луже крови, а лицо и голова его - кровавое месиво.
Настала жуткая тишина. Что-то шелохнулось возле двери. Дашка! Она все видела! Бледная, как смерть. Что я наделал, Господи!
- Дашенька!
Как только я сделал шаг в ее сторону, Дашка сорвалась с места и побежала. Я хотел бежать тоже следом за ней, но сил не было. Куда она, холодно ведь. В одной пижамке. В голове совсем все помутнело.
- Даша, Даша, Да-а-ша! Даша, вернись!
В лес убежала. Возле кустов валялась ее резиночка для волос.
- Даша, Дашенька!
Я бежал за ней, бежал изо всех оставшихся сил, спотыкался, вставал, опять бежал. Ветки хлестали лицо. Все сливалось перед глазами.
- Даша! Люди! Помогите! А-а-а!
Как Божья кара, с небес хлынул дождь.
Я нашел Дашку не сразу. Она лежала. Поднял рывком. Дышит, живая. Домой. Откуда-то взялась сила. Бежал. Быстрей домой. Ворвался в дверь. Взлетел на лестницу и в комнату. Стянул с обмякшего Дашкиного тельца все мокрое. Завернул во все одеяла.
- Нужно водки, - мысли мелькали бешеным темпом, - растереть водкой. Черт! Мы ж всю водку с Дашкой в землянку свезли.
Опять в лес. Отрыл мох, обцарапал о гвоздь, что торчал в доске, руку. Схватил водку - пару бутылок. Обратно к Дашке…
Пока бежал по лестнице, сердце замерло. Быстрей. Жива ли? Нет, Гос-поди, не надо!
Жива, но глазки закрыты. Дышит тяжело. Отбросил одеяла. Стал энер-гично растирать. Безвольное тельце сестрички моталось из стороны в сторо-ну. Растирал ее, пока кожа не стала красной. Сразу завернул в одеяло.
Отчим. А что с ним. Неужели убил?
Сбежал по лестнице. Стонет. Значит, жив. Набрал ведро воды и сбегал за водкой. На ходу сорвал с вешалки полотенце.
Облил водой. Отчим дернулся и еще больше застонал. На кухню за лож-кой! Разжал зубы, влил в глотку водки. Глотает. Обработал раны. Сгонял за подушкой и тюфяком. Положил. Накрыл.
Дашка! Что с ней? Быстрей бежать.
Дашка лежала в том же положении, как я ее положил. Дышит тяжело. Приложил к лобику руку.
- Горячая! Взял из Светкиной комнаты градусник. Мерил, прижимая безжизненную, вялую ручку: тридцать девять и семь десятых! Был бы теле-фон! Вызвал бы “скорую”! На трассу. Остановлю машину.
Мне показалось вечностью время, через которое остановилась машина. Водитель отреагировал на мои энергичные знаки, когда я пытался “голосо-вать”. Остальные проезжали мимо.
Фура. Водитель молодой. Открыл дверь.
- Друг, выручи, сестренка умирает, - со слезами на глазах умолял я, - у нас телефона нет, “скорую” не вызовешь.
Водитель без слов заглушил машину. Выпрыгнул.
- Пошли. Заберем ее и завезем в больницу.
Я, чтобы скрыть избитого отчима от глаз водителя, повел его через “черный ход”. Но он услышал его стоны.
- А это кто стонет?
- Отчим.
- Так у тебя тут целый лазарет! - решил пошутить, но сразу осекся, когда увидел Дашку.
- Давай ее сразу в одеялах понесем. Она ж и правда умирает! - испуганно закричал парень.
Пока довезли сестренку до больницы, губки у нее посинели, личико за-острилось, под глазами - синяки.
- В реанимацию. Срочно! - командовал врач медсестрам в приемной.
Дашку положили на каталку и увезли.
Я хотел плакать, но слез не было…
- Мамка, Боженька, кто-нибудь, помогите!
Не видя ничего перед собой, наткнулся на дверной косяк.
Выход. Надо идти. Куда? Да там же отчим…
- Эй, ты куда? Я тебя жду. Что с сестрой?
- Плохо. Дима меня зовут.
- Меня тоже. Поехали, завезу обратно.
Дима - водитель фуры, довез меня до самого дома. Спросил, чем еще может помочь.
Есть же еще добрые люди на свете, подумал я, но без радости.
- Дима, ты ведь в город едешь? Вызови, пожалуйста, сюда “скорую”. Для отчима.
- Да, видно, парень, у тебя сегодня не самый лучший день в твоей жизни. Хорошо, вызову.
Через два часа приехала “скорая”. Зашла стройная строгая молодая женщина, с гулькой из светлых волос, стук ее каблуков резонировал со сту-ком моего сердца, я подумал: эта точно вызовет милицию, и меня посадят.
С ней пришла молоденькая курносая, небольшого роста девушка с че-моданчиком, поставила его на стол и поправила шапочку:
- Где больной?
Я показал глазами на угол, где лежал отчим.
Девушка округлила глаза и резко приложила ладошку к губам, видно, сдерживая крик. Перевела испуганный взгляд на ту, что постарше. Это была врач, а та, что помладше - фельдшер. Я прочел это на грудных табличках, прикрепленных на белых халатах.
Строгая доктор сдвинула брови:
- Что случилось?
Мысли опять лихорадило: нет, я не готов сейчас сесть в тюрьму! Дашка! Что с ней? Нет!
И я соврал, даже не покраснев:
- Нас ограбили. А отчима, - я повел в его сторону глазами, - избили.
И сразу (нет! не для того, чтобы сбить доктора с толку, а потому, что на самом деле это жгло душу), стал сбивчиво просить врача:
- Доктор, умоляю вас, у вас ведь телефон есть, у меня сейчас сестренка маленькая в реанимации, ее я первую завез в больницу. Она умирала. Узнайте, пожалуйста, что с ней! Она сирота. Матери нет. Узнайте, как она.
Врач посмотрела еще минуту на меня, как бы раздумывая, верить мне или нет, помочь или отказать?
- В какой больнице? - Взяв в руки мобильный телефон, спросила и до-бавила:
- И диктуйте ее данные: фамилию, имя, отчество, возраст.
- Больница “скорой помощи”, Григорьева Дарья Николаевна, шесть лет.
Застонал отчим. Врач посмотрела в его сторону и отдала распоряжение своей напарнице:
- Маша, “тройчатку” ему.
Набрала номер:
- Здравствуйте, “скорая помощь”, третья бригада, скажите, пожалуйста, к вам девочка поступила недавно: Григорьева Даша…
- Люда, ты, что ли? Костя. Не узнала? - громкость позволяла мне слышать, что отвечают доктору.
- А-а-а! Привет. Ты уже в реанимации? Слышь, Костя, я тебе попозже позвоню, если хочешь, мы поговорим, а? Сейчас скажи, что с этой девочкой?
- Да, плохо, Люда. Кто она тебе?
- Дочка моего знакомого, - доктор тоже соврала.
Костя, который отвечал в реанимации, стал “сыпать” сложными медицинскими терминами в ответ. Но одну фразу я не мог не понять. После того, как я ее услышал, небо как будто бы упало мне на голову:
- Короче, Люда, шансов очень мало. Ну, подержим ее на аппарате, сколько сможем. Ну, ты ведь понимаешь. Так что подготовь там родню, чтобы для них это не было большим шоком.
Голос. Нет, не голос, а дикий волчий вой вырвался у меня изнутри. Я выл и качался по полу. Я выл и ползал, царапая об пол в кровь пальцы… Укол в руку. Боль. Я затих, все поплыло кругом и исчезло.
Сколько времени я пробыл в этом забытьи - не знаю. Помню только, что я не просто проснулся, а проснулся оттого, что в груди жгло, как каленым железом. Темно: вечер, ночь? Дашка… Дашенька! Опять лицо цыганки: “Останешься один, как перст…” Нет! а ведь это я во всем виноват. Я! Я сам по своей дурости и наивности допустил все это!
Я встал. Где я? А! В этом проклятом доме. На диване: кто-то меня сюда положил. А отчим?
Шатаясь, держась за стены, пошел. Обошел весь дом: никого. Я один. Все. Никого нет. Ничего нет. А я зачем?
Мамка, мамочка, прости… Я пойду к тебе.
Когда принял решение - стало легче. Методично выбирал в сарае веревку. Подбирал табурет. Нет, в сарае не хочу. Пойду на свою любимую полян-ку. Взял все с собой. Закрыл все двери. Связку ключей положил в карман.
Завыл Джек: - Собака! Она голодная. Вытащил из холодильника большой кусок мяса, дал Джеку. Он обрадовался, заюлил, лизнул мне руку.
- Ешь, когда еще покормят?
Пошел, не оглядываясь. Лес принял меня и стал обнимать лапами елей. Я дошел до полянки, бросил свое “снаряжение” в последний путь.
Присесть нужно перед дальней дорогой, вот такая пришла мне в голову первая мысль.
Я сел. Нет, решения я не изменил. Просто подводил итог. Мысли наоборот плыли плавно и спокойно, даже, можно сказать, торжественно:
Вот и все. Моя жизнь подошла к концу… Обидно и холодно. Горечь разъедает душу. Отравленные отблески снов и мечтаний бродили рядом, пытаясь еще спасти отвердевшую, окостеневшую сущность сломанного человека, неподвижно сидящего в ночном лесу. А вверху - стылый лик луны и манящий блеск звезд. Тишина. Я - никто. Я - ничто. А быть никем - это страшно. Когда впереди ничего не видно, кроме боли и горя, когда смертельный кровавый туман заставляет плутать в лабиринтах отчаяния, когда вокруг ли-ца со звериным оскалом…
Глухое рыдание вывернуло душу изнутри. И я почувствовал дыхание смерти.
Нужно идти. Решение пришло как-то безразлично, по-осеннему тускло. Ощущение такое, будто кристально чистый родник превратился в топкое болотце, заросшее гнилой осокой и камышом.
Я встал и пошел. Приладил петлю и приготовился к последнему шагу в неизвестность. Петля уже стягивала горло. Я посмотрел на луну. Она равнодушно ждала моего последнего шага. Смертный ужас. Страх неизвестности и беззащитности.
- Мамка, Дашка…
Луна метнулась и оказалась где-то в стороне. А затем лишь зияющий провал, бездна. Хруст. Боль…

Тело разрывала на части какая-то неведомая сила, меня крутило, трясло, сквозь меня проходила мощная вибрация, грохот и неслыханная мощная музыка, затем все сменилось на жужжание, и наступила пауза, состоящая из тьмы и тишины. Меня внезапно выбросило в поток светящихся волокон, а из них стали сплетаться кружева, коконы, я в них летел, как в туннеле и, казалось, что нет им конца и края. Было изумительно легко и невероятно красиво. Впереди показался просвет из ослепительно яркого света. Свет становился все ближе и ближе, и вот я уже оказался в этом лучезарном потоке света. Сразу появилось чувство всепоглощающей любви и покоя. Я знал, что меня кто-то очень-очень сильно любит, звучала мелодичная хрустальная музыка, и вдруг я услышал голос:
- Уставшей душе нужен покой…

……………………………………………….
Может, и долгим получился разговор, но мы с тобой очень давно не говорили. Я - не мог, а ты - не хотел…
Голос Любви затих, слова потеряли четкость, расплылись и превратились в переливчатое всеми цветами радуги сияние. Свет стал удаляться и вот уже еле светил в тоннеле, выносящим меня вихревым разноцветным потоком… Жужжание, хлопок, вспышка белого света. Провал в темную бездну…
Я открыл глаза. М-м-м… боль, болела шея, болели голова и грудь. Я вздохнул и постарался набрать в легкие побольше воздуха… но испытал невероятное, ранее мне неведомое чувство: от копчика до самой макушки прошлась горячая волна. Боль исчезла. Что это? И что вообще со мной было? Лес. Тот же лес. Поляна. Нет… не тот же лес. Я растерялся и стал оглядываться: каждая травинка на поляне излучали мерцающий фосфорический свет. Мой взгляд метался от ели к ели, от одного куста до другого. Все светилось! Даже корявая старая сосна на краю поляны. Странно! И воздух был неподвижным, он как будто висел, густой от тяжелых запахов гниющей древесины. Тишина была настолько глубокой, что биение моего сердца в груди было самым громким звуком здесь. Я поднял голову. На черном безоблачном небе висела луна, но какая! Вокруг нее сиял ядовито-желтого цвета ореол.
- Ладно, утешил я сам себя,- может, мне это снится. Может, все приснилось?
Словно в ответ мне за спиной прозвучал голос:
- Нет, тебе не приснилось.
Я вздрогнул, боясь поначалу оглянуться. А потом потихоньку, потихоньку стал оборачиваться.
Люди! Но… какие-то странные люди. Полупрозрачные. Привидения!
- Нет, мы не привидения, - с иронией в голосе сказал один из двоих полупрозрачных людей, и стал поближе. Но звука шагов его я не услышал.
Они подошли ко мне почти вплотную. И я с замиранием сердца стал разглядывать их: лица были светлыми, сияющими изнутри, дружелюбными и улыбающимися. Это были двое молодых парней. Глядя на них, мне передавалось каким-то непостижимым образом их расположение ко мне: доброта, понимание, сочувствие, сострадание…
Внутри меня все разжалось, вплоть до состояния приятной эйфории. Я не сводил глаз с них. Мне было хорошо в их обществе. Даже просто вот так стоять и молчать. Было такое чувство, что они мои самые близкие друзья и всем нам очень приятно видеть друг друга.
А-а! Понятно, и даже без малейшей тени сожаления, подумал я. Я умер, а это ангелы…
Один из них, который был повыше и поплотнее, с продолговатым лицом и правильными чертами лица, - оглянулся на своего спутника, прыснул задорным смехом, потом скрестил руки на груди, и, все еще посмеиваясь, ска-зал:
- Да не ангелы мы… мы люди. Меня Антон зовут, а его, - показал он на своего друга изящным взмахом руки, - Женька.
- Антон, хватит человека мистифицировать, - прищурив глаза, и улыбнувшись пухлыми губами, отчего на щеках его обозначились ямочки, сказал тот, кого звали Женькой, - он - показал на меня Женька, вытянув подбородок, - сейчас все перепутает: одну реальность с другой, будет думать, что у него “галюники”, пугать людей странными ответами и задавать им не менее странные вопросы…
- Подожди, подожди, Женька, - подняв вверх руку ладонью и повернув ее в сторону своего спутника (опять же, как-то странно-изящно и пружинно), - короче, объясняю… Дима, как вновь прибывшему в режим восприятия Мира Уставших Душ…Нет, - повернувшись к Женьке, с какой-то тонкой иронией “бывалого” Знатока, перебил сам себя Антон, - нужно подключить его к энергоинформационному полю Безмолвного Знания и комментатору, а то он столько пояснений будет требовать, что мы всю энергию на год вперед выкачаем.
Антон сосредоточился, и на него откуда-то из воздуха снизошел свет, почти не имеющий формы, как туман или облако, затем этот свет стал перемещаться, структурироваться и кристаллизироваться в правильные геометрические фигуры и ровные, пересекающиеся между собой светящиеся ярким красным цветом линии.
Все эти светящиеся структуры потянулись ко мне, повинуясь какому-то негласному приказу, но потом в голове моей произошли изменения - возникло непреодолимое впечатление постороннего, чужеродного звука. Внешне это проявилось как легкое покалывание на макушке, похожее на воздействие электрофореза. Перед глазами стали возникать голубые пульсирующие вспышки, похожие на неоновый свет. Я провел глазами последний луч, направленный ко мне, и невольно поглотил его. Возникло чувство наполненности и самодостаточности.
Антон стоял какое-то время в забытьи или трансе, а меня распирало любопытство: что это со мной сделали и как? И что из этого получится?
Я задал вопрос Жене (он мне казался попроще):
- Как это он сделал?
- А, ментальной энергией, - как о чем-то обыденном сказал он.
- Что это за энергия?
- Это энергия мысли. Генерируется точкой сборки или структурами головного мозга; в зависимости от частоты, т.е. качеством самих мыслей, - комментировал голос в моей голове. Этот голос звучал громче моих собственных мыслей, но не вызывал неудобства. Наоборот, вместе с комментариями еще чувствовался восторг и энтузиазм понимания. Понимания помимо слов!
- О! Пошел загруз! - весело произнес Антон. - Чудненько! Теперь можно начинать.
Антон притворно покашлял в кулак, как заправский лектор, прежде чем начать речь пред аудиторией:
- Дима… Тебе, кстати, понятно, откуда я знаю твое имя?
Я понимающе кивнул, как примерный школьник, поддерживая игру.
- Значит так, - продолжил Антон, - у тебя сложилась сложная жизненная ситуация: любовница твоего отчима, используя свой прирожденный талант воздействия на людей с помощью невербальных конструкций для сознания объекта…
Еще не успел у меня в голове возникнуть вопрос, “что такое… невербальные конструкции?”, как “голос” дал мне ответ:
- Невербальное воздействие поведением - это использование жестов, мимики, позы, тембра голоса и темпа высказывания, оказывающих незав-симое от вербальных и энергоинформационных факторов воздействовие на восприятие и психику человека…
Вместе с комментариями “голоса” формировалось понимание - как здо-рово! Здорово было еще и то, что внимание мое воспринимало сразу не-сколько источников получения информации. Это тоже поражало!
- …Еще и воспользовавшись твоей наивностью и неопытностью, - сделав акцент на эти слова и понизив голос, рассказывал Антон, а я опустил голову, и мне стало стыдно, - …заманили тебя “в мышеловку”, вначале соблазнив тебя куском сала.
И тут, не выдержав своего серьезного тона, у Антона вначале заискрили смехом глаза, потом (как он ни пытался сдерживаться) “заплясали” уголки губ, и, переглянувшись с Женей, они разом громко рассмеялись. За ними рассмеялся и я, попутно удивляясь, что мои беды действительно не казались уже бедами, я почему-то четко и точно знал - все будет хорошо!
Смех наш отзывался в лесу мощным эхом и сотрясал все вокруг, наполняя пространство живой, пульсирующей силой.
Вдоволь насмеявшись, Антон резко, но пружинно, рубанул воздух ребром ладони и подвел итог:
- Короче, Дима, что тебе рассказывать про твои беды? Ты и сам их знаешь. Начнем с самого главного: ты ничего умней не придумал, как разрешить все проблемы с помощью самоубийства.
Он сделал паузу, видно, наблюдая за моей реакцией. И добился своего: мне стало ужасно стыдно и неудобно.
- Но попытка самоубийства оказалась неудачной, - с притворным сожалением, разведя в стороны руки, сообщил Антон.
- Как не удалась? - недоумевал я.
- А так! Сук нужно было покрепче выбирать, - и, посмеиваясь, поманил меня пальцем к дереву, как-то там внезапно оказавшись.
Задрав голову, я рассматривал действительно обломанный сук. Потом опустил ее вниз и увидел опрокинутую табуретку, и валявшуюся рядом веревку.
Пока я это все разглядывал, Антон, не теряя времени, продолжал:
- От веревки на шее тебя освободил Иван. Ты разрыл свой тайник со спиртным и забыл его замаскировать снова. А у Ивана нюх на водку. Вы все думали и гадали, где это он в лесу напивается? Все очень просто: метров пятьсот отсюда мужики из соседней деревни в кустах чаны с брагой прячут, а потом гонят тайно самогонку. Вот Иван и лакал эту брагу. Иван, обнаружив такой “клад”, который ты разрыл случайно, проходя мимо, тут же “оприходовал” пару бутылок “не отходя от кассы” еще днем.
К собачьей будке, понятное дело, сил у него доползти уже не было. Да и зачем? Светки уже нет. А тут такой “Клондайк”… Ну, где ж он тебе все это “богатство” возьмет да просто так и оставит? Это ж его стихия и смысл жизни…
Вот он возле этого клада и приснул к вечеру. Спал бы, может быть, и до утра, но его разбудил треск обломившегося сука и грохот. Это ты так громко падал.
Мы все опять посмеялись над моей неудачной попыткой свести счеты с жизнью.
- А что было потом? - поинтересовался я, но было уже все почти ясно и так.
- Веревку Иван с шеи тебе снял, но ты был без сознания. Иван пытался тебя привести в чувства, но безрезультатно. Бедный мужик испугался, поду-мав, что ты помер совсем, и ретировался от греха подальше.
- Только при этом не забыл прихватить с собой энное количество бутылок водки, - посмеиваясь, добавил Женька.
- Да, это бы он сделал, даже если бы начался конец света, - решил по-шутить и я.
- Смех смехом, а Иван тебе жизнь спас, а вы над ним изгаляетесь. Неблагодарный ты субъект, Димка, - уже строго сказал Антон.
- Стыдно, Антон, за все стыдно…, - опустив голову, повинился я.
Не очень-то мне было и стыдно. Радость и необычность этого приключения перекрывала все остальные чувства. Я думал так: “Не было бы счастья, да несчастье помогло.”
Когда поднял голову и посмотрел на Антона и Женьку, понял: их бесполезно обманывать. Антон, укоризненно покачав головой, только и сказал:
- Ну-ну.
А вот сейчас стало действительно стыдно.
Антон не стал ждать, когда я найду компромисс со своей совестью. Стал рассказывать дальше:
- Кислородное голодание твоего головного мозга вызвало у тебя изме-ненное состояние сознания, произошел сдвиг твоей точки сборки, и она по-кинула твой энергетический кокон, потянув его за собой, как паровоз вагон. А поскольку частота вибраций твоей энергетической структуры принадлежит к режиму восприятия мира Уставших Душ, то ты туда автоматически и попал.

Метки: смерть, Жизнь, бессмертие
Запись: Записи ушедшего за грань (2)
опубликована 10 февраля, 2010 в 4:06 и находится в Ari-Navna |
Копирование разрешено ТОЛЬКО С АКТИВНОЙ ССЫЛКОЙ: