Тигр-Тигр
Доброго всем времени…
«Тигр! Тигр!» (англ. Tiger! Tiger!) — фантастический роман американского писателя-фантаста Альфреда Бестера. Впервые опубликован в октябре 1956 года в журнале «Galaxy Science Fiction».
отрывок:
Глава 16
Его ощущения пришли в норму в Звездном Зале дворца Престейна. Зрение вернулось к нему. Он увидел высокие зеркала и золотые стены, библиотеку с библиотекарем-андроидом на шаткой библиотечной лесенке. Он услышал стук механического пишущего устройства, за которым сидела секретарша-андроид. Он почувствовал вкус, когда пригубил коньяк, поданный ему роботом-барменом. Фойл понимал, что находится в безвыходном положении, приперт к стене. Сейчас ему предстоит принять самое важное решение в жизни. И тем не менее он пренебрег врагами и обратился к сияющей улыбке, застывшей на металлическом лице бармена, классическому ирландскому оскалу.
– Спасибо, – поблагодарил Фойл.
– Счастлив служить, – ответил робот, ожидая следующей реплики.
– Приятный день, – заметил Фойл.
– Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, – просиял робот.
– Отвратительный день, – сказал Фойл.
– Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, – отозвался робот.
– Погода, – сказал Фойл.
– Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр.
Фойл повернулся к присутствующим.
– Это я, – сказал он, указывая на робота. – Это мы все. Мы много болтаем о свободе воли, хотя не представляем из себя ничего, кроме реакции… механической реакции, однозначно заданной и определенной. И вот… вот я, здесь, готовый реагировать. Нажмите на кнопочку, я подпрыгну.
– Он передразнил холодный голос робота:
– Счастлив служить, сэр. – Внезапно его тон изменился и прозвучал, как удар бича. – Что вам надо? Они беспокойно зашевелились. Фойл был обожжен, обессилен, изранен… и все же оставался хозяином положения.
– Давайте оговорим условия, – продолжал Фойл. – Меня повесят, утопят, четвертуют, если я не… Чего вы хотите?
– Хочу вернуть свою собственность, – холодно улыбаясь заметил Престейн.
– Восемнадцать с лишним фунтов ПирЕ. Так. Что вы предлагаете?
– Я не делаю никаких предложений. Я требую то, что принадлежит мне по праву.
Вслед за ним Дагенхем и Йанг-Йовил попытались вставить слово. Фойл резко оборвал их.
– Пожалуйста, давите на кнопку по одному, джентльмены. – Он повернулся к Престейну. – Жмите сильнее… кровь и деньги… или найдите другую кнопку. Кто вы такой, чтобы выставлять сейчас требования? Престейн поджал губы.
– Закон… – начал он.
– Угрозы? – Фойл рассмеялся. – Хотите меня запугать? Не валяйте дурака, Престейн. Разговаривайте со мной так, как говорили на новогоднем балу… без милосердия, снисхождения, лицемерия. Престейн склонил голову, глубоко вздохнул и прекратил улыбаться.
– Я предлагаю власть, – заявил он. – Признание вас моим наследником, равную долю в предприятиях Престейна, руководство кланом и семьей. Вместе мы сможем править миром.
– С ПирЕ?
– Да.
– Ваше предложение рассмотрено и отклонено. Предложите свою дочь.
– Оливию?! – Престейн сжал кулаки.
– Да. Оливию. Кстати, где она?
– Ты!.. – вскричал Престейн. – Подонок… мерзавец… Ты смеешь…
– Вы предложите дочь за ПирЕ?
– Да, – едва слышно произнес Престейн.
Фойл повернулся к Дагенхему.
– Ваша очередь, мертвая голова.
– Если разговор пойдет таким образом… – возмущенно начал Дагенхем.
– Именно так он и пойдет, не сомневайтесь. Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия. Что вы предлагаете?
– Славу. Мы не можем предложить денег или власти. Можем предложить честь. Гулли Фойл – человек, спасший Внутренние Планеты от уничтожения. Можем предложить безопасность. Ликвидируем ваше досье. Дадим уважаемое имя.
Прославим навеки.
– Нет, – вмешалась неожиданно Джизбелла Мак Куин. – Не соглашайся.
Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
– Что такое ПирЕ?
– Тихо! – рявкнул Дагенхем.
– Это термоядерное взрывчатое вещество, которое воспламеняется одной лишь мыслью… психокинеэом, – пояснила Джизбелла.
– Какой мыслью?
– Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Этого достаточно, если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым изомером.
– Я же велел тебе молчать, – прорычал Дагенхем. – Это больше, чем идеализм.
– Ничего нет больше идеализма.
– Секрет Фойла больше, – пробормотал Йанг-Йовил. – ПирЕ сейчас сравнительно маловажен. – Он улыбнулся Фойлу. – Секретарь Шеффилда подслушал часть вашей милой беседы в соборе. Нам известно, что вы джантировали в космосе.
Воцарилась внезапная тишина.
– Джантация в космосе! – воскликнул Дагенхем. – Невозможно! Ты знаешь, что говоришь.
– Знаю. Фойл доказал; это возможно. Он джантировал на шестьсот тысяч миль от крейсера ВС до останков «Номада». Как я сказал, это гораздо важнее, чем ПирЕ. По моему мнению, этим и следует заняться в первую очередь.
– Тут каждый говорит только о том, что он хочет, – медленно произнесла Робин Уэднесбери. – Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
– Спасибо тебе, – промолвил Фойл. – Я жажду понести наказание.
– Что?
– Хочу очищения, – продолжил он сдавленным голосом. Позорное клеймо стало проступать на его перебинтованном лице. – Хочу искупить содеянное, свести счеты. Хочу освободиться от своего тяжкого креста… Эта боль раскалывает мне спину. Хочу вернуться в Жофре Мартель, хочу, чтобы мне сделали лоботомию, если я этого заслуживаю… И я хочу знать. Я хочу…
– Вы ищите спасения, – перебил Дагенхем. – Спасения нет.
– Я хочу освобождения!
– Исключено, – отрезал Йанг-Йовил. – Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать ее на лоботомию.
– Нам не до простых детских понятий – преступление… наказание… – быстро вставил Дагенхем.
– Нет, – возразила Робин. – Должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда не сможем преступить их.
– Нажива и убыток, грех и прощение, идеализм и практицизм… – горько улыбнулся Фойл. – Вы все так уверены, так прямодушны… А у меня лишь одни сомнения. Посмотрим, насколько вы действительно уверены… Итак, отдадите Оливию? Мне-да, так? А закону? Она – убийца.
Престейн попытался встать, но рухнул в кресло.
– Должно быть прощение, Робин? Ты простишь Оливию Престейн? Она убила твоих родных. Робин смертельно побледнела.
– Вы, Йовил. У Внешних Спутников ПирЕ нет. Шеффилд признался в этом.
Все равно будете испытывать его на них? Чтобы мое имя вспоминали рядом с именами Линча и Бойкота?
Фойл повернулся к Джизбелле.
– Вернешься ты ради своего идеализма в Жофре Мартель отсиживать свой срок до конца? А вы, Дагенхем, откажетесь от нее? Спокойно отпустите в тюрьму?.. Жизнь так проста, – иронично продолжал он. – И это решение так просто, не правда ли? Уважить права Престейна? Благополучие планет? Идеалы Джизбеллы? Реализм Дагенхема? Совесть Робин? Нажмите на кнопку, робот дернется. Но ведь я то не робот. Я выродок вселенной, мыслящее животное… Я пытаюсь разглядеть путь через эту трясину. Возвратить ПирЕ миру. И пусть он себя губит. Обучить мир джантации в космосе. И пусть он себе величаво ступает от галактики к галактике, распространяя повсюду заразу своего уродливого образа жизни? Каков же ответ?
Робот-бармен внезапно швырнул миксер через всю комнату. В последовавшей тишине надсадно прозвучал голос Дагенхема:
– Проклятье! Ваши куклы, Престейн, опять разладились от радиации.
– Ответ – «Да», – отчетливо произнес робот.
– Что? – ошарашенно спросил Фойл.
– Ответ на ваш вопрос – «Да».
– Спасибо, – сказал Фойл.
– Счастлив служить, – отозвался робот. – Человек в первую очередь – член общества, а уж потом индивидуум. И независимо от того, обречет ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.
– Совсем спятил, – раздраженно бросил Дагенхем. – Выключите его, Престейн.
– Погодите, – остановил того Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на металлическом лице робота. – Общество может быть таким тупым, таким бестолковым, таким запутавшимся… Ты свидетель нашего разговора.
– Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.
– Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звездам и галактикам? Ради чего?
– Потому что вы живы, сэр. С таким же успехом можно задаться вопросом «Ради чего жизнь?». Об этом обычно не спрашивают. Просто живут.
– Сумасшествие, – пробормотал Дагенхем.
– Но увлекательное, – заметил Йанг-Йовил.
– Жизнь должна быть больше, чем простое выживание, – сказал Фойл роботу.
– Тогда определите это «большее» для себя, сэр. Не требуйте от мира гибели, если у вас появились сомнения.
– Почему мы не можем все идти вперед?
– Потому что вы все разные. Вы не лемминги. Кому-то нужно вести и надеяться, что остальные не отстанут.
– Кому же вести?
– Тем, кто должен… одержимым…
– Выродкам.
– Все вы выродки, сэр. Вы всегда были выродками. Сама жизнь – это выродок.
– Спасибо тебе большое.
– Счастлив служить, сэр.
– Ты спас сегодняшний день. И не только сегодняшний.
– Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, – проговорил робот.
После чего он заискрился, затрещал и развалился.
Фойл повернулся к присутствующим.
– Он прав, а вы не правы. Кто мы такие, любой из нас, чтобы принимать решения за весь мир? Пускай мир сам решает. Кто мы такие, чтобы хранить секреты от мира? Пускай мир знает их и решает за себя. Идем в собор. Он джантировал. Остальные – следом за ним. Район до сих пор был оцеплен. Вокруг собралась колоссальная толпа. Столько опрометчивых и любопытствующих людей джантировало в курящиеся развалины, что полиция установила защитный индукционный экран. Но все равно озорники и зеваки пытались проникнуть на руины. Опаленные индукционным полем, они убегали с жалобным воем.
По знаку Йанг-Йовила поле выключили. Фойл прошел по горячему щебню к восточной стене собора, от которой еще осталось футов пятнадцать в высоту. Ощупал почерневшие камни. Раздался скрежещущий звук, и кусок стены три на пять футов с резким визгом стал открыаться, потом заел. Фойл нетерпеливо схватил его и дернул. Перекаленные петли не выдержали и рассыпались. Панель упала.
Двумя столетиями раньше, когда религия была запрещена, а истовые верующие всех исповеданий ушли в подполье, несколько преданных благочестивых душ устроили эту потайную нишу и сделали из нее алтарь. Золото распятия до сих пор сияло негасимым огнем веры. У подножия креста покоился маленький черный ящик из инертсвинцового изомера.
– Знак?.. – выдохнул Фойл. – Ответ, который я ищу? Он схватил тяжелый сейф прежде, чем кто-нибудь успел пошевелиться. Джантировал сотню ярдов на остатки кафедральных ступеней. И там, на виду у всей толпы, открыл ящик. Вопль ужаса сорвался с губ сотрудников Разведки. Они знали об его содержимом.
– Фойл! – бешено закричал Дагенхем.
– Ради бога, Фойл! – заревел Йанг-Йовил. Фойл вытащил кусочек ПирЕ – цвета кристаллов иода, размера сигареты… один фунт твердого раствора трансплутониевых изотопов.
– ПирЕ! – выкрикнул он, обращаясь к толпе. – Держите его! Это ваше будущее. ПирЕ!. – Он швырнул кусочек в гущу людей и добавил:
– Сан-Франциско!
Фойл джантировал в направлении Сент Луис-Денвер-Сан-Франциско. Там было четыре часа пополудни. Улицы кипели озабоченно снующими служащими.
– ПирЕ!! – взревел Фойл. – Его дьявольская маска налилась кровью и устрашающе горела. – ПирЕ… Он ваш. Заставьте их рассказать вам, что это… Ном! – обратился он к прибывшим преследователям и джантировал. В толпе оцепеневших от ужаса лесорубов, торопящихся к своим бифштексам с пивом, возникла кошмарная фигура с тигриным оскалом. Фигура размахнулась и бросила что-то в гущу людей.
– ПирЕ! Эй, вы там, слышите меня? ПирЕ! Хватайте – и без вопросов.
Слышите там, вы? Пусть вам расскажут про ПирЕ, и все! Дагенхем, Йанг-Йовил и прочие, джантирующие за Фойлом с секундным опозданием, услышали:
– Токио, Императорская площадка! Он исчез за миг до того, как до него долетели их пули. Фойл побывал в Бангкоке, где дождь лил как из ведра, в Дели, где бушевал муссон… преследуемый по пятам гончими псами. В Багдаде в три часа ночи его встретили с пьяным умилением завсегдатаи ночных баров, джантирующие вокруг света, вечно опережая время закрытия на полчаса. В Лондоне и Париже стояла полночь. Шумные толпы на Елисейских Полях и Пикадилли бурлили, как море, от странных действий и страстных призывов Фойла. Проведя своих преследователей за пятьдесят минут почти полный путь вокруг света, Фойл позволил им в Лондоне настичь себя, повалить, вырвать из рук сейф из ИСИ и пересчитать оставшиеся кусочки ПирЕ.
– Для войны осталось достаточно. Вполне достаточно для полного уничтожения… если посмеете. – Фойл смеялся и рыдал в истерическим триумфе. – Миллиарды на оборону, ни гроша на выживание…
– Ты понимаешь, что ты наделал, убийца? – закричал Дагенхем.
– Я знаю, что сделал.
– Девять фунтов ПирЕ разбросаны по миру! Одна мысль, и мы… Как забрать его, не говоря им правды? Ради бога, Йео, осади эту толпу. Они могут услышать.
– Это выше наших сил.
– В таком случае джантируем.
– Нет! – прорычал Фойл. – Пусть слышат. Пусть слышат все.
– Ты сошел с ума. Только безумец дает заряженный револьвер несмышленному ребенку.
– Прекратите относиться к ним, как к детям. Объясните им про заряженный револьвер. Откройте все. – Фойл свирепо рассмеялся. – Только что я положил конец последней тайне. Больше никаких секретов… Никаких указаний детишкам, что для них лучше… Пусть взрослеют. Пора.
– Господи, да он на самом деле потерял рассудок.
– Разве? Я вернул жизнь и смерть в руки людей. Простого человека слишком долго бичевали и вели такие одержимые, как мы… необузданные, неукротимые люди… люди-тигры. Они все время подхлестывали мир. Мы все тигры, все трое. Но кто мы такие? Какое право мы имеем решать за всех? Пусть мир сам выбирает между жизнью и смертью. Почему мы навьючены такой ответственностью?
– Мы не навьючены, – тихо пробормотал Йанг-Йовил. – Мы одержимы. Мы вынуждены принять ответственность, которой страшится средний человек.
– Так пускай перестанет страшиться, увиливать! Пускай прекратит перекладывать свой долг и свою вину на плечи первого попавшегося выродка, который поспешит принять их на себя. Или нам суждено вечно быть козлами отпущения?
– Будь и ты проклят! – бушевал Дагенхем. – Неужели до тебя не доходит, что людям доверять нельзя?! Они сами не знают, чего им надо!
– Так пусть узнают или сдохнут! Мы все в одной упряжке. Будем жить вместе или вместе умрем.
– Хочешь сдохнуть из-за их невежества?! Тебе придется найти способ собрать все кусочки ПирЕ, не взлетев на воздух.
– Нет. Я в них верю. Я сам был одним из них до того, как стал тигром.
И каждый может стать необыкновенным, если его встряхнуть, как меня, если его пробудить.
Фойл неожиданно вырвался и джантировал в бронзовую голову Эроса, пятьюдесятью футами выше Пикадилли, откуда яростно завопил:
– Слушайте меня! Слушайте все! Буду проповедь читать, я! Ему ответил снизу дружный рев.
– Вы свиньи, вы. Вы гниете, как свиньи, и все. В вас есть многое, вы же довольствуетесь крохами. Слышите меня, вы? У вас есть миллионы, а вы расходуете гроши. В вас есть гений, а мыслей что у чокнутого. В вас есть сердце, а вы чувствуете лишь пустоту… Вы все. Каждый и всякий. Его осыпали насмешками. Над ним глумились. Он продолжал со страстной, истеричной яростью одержимого.
– Нужна война, чтоб вы раскошелились. Неужели нужен хлыст, чтобы вы соображали. Нужен вызов, чтобы пробудить гений… Остальное время вы пускаете слюни.
Лентяи! Свиньи, вы все! Ну, хорошо, вызываю вас, я! Сдохните или живите в величии. Сдохните, сволочи! Будьте вы прокляты, или придите ко мне, Гулли Фойлу, и я сделаю вас великими. Я помогу вам встать на ноги. Сделаю вас людьми!
С Новым Годом…
Добра всем…
Да, читал давно её. Интересная книга, интересные мысли и посыл
ЦитироватьКнига действительно интересная.И очень содержательная. И читается запоем. И конец там шикарный.
Цитировать