Роды и жизнь провинции россии

Что есть и чего нет в маленьких больницах

В роддоме, где я лежала, нет УЗИ. Вернее, кабинет УЗИ есть, и даже аппарат есть, а врача не было: заболела. Таким образом, целый родильный этаж, дородовое отделение с проблемными беременностями и отделение гинекологических больных остались без УЗИ. На исследование нас отправили на машине в женскую консультацию, однако в праздники там никто не работал. Женщины рожали вслепую, врачи оперировали по наитию. Остальные смиренно ожидали: пациентки с кровотечением, отслойкой плаценты, преждевременным раскрытием шейки, предлежанием хориона и просто с миомой, кистами, воспалениями лежали молча, не до конца понимая, что с ними происходит. Я даже не знаю, какой более изощренный подарок можно было всем нам сделать на 8 Марта.

Другая проблема провинциальных рожениц — питание. В роддоме их ждет настоящая столовская еда: перловая каша, пюре на воде, следы тушенки вместо заявленного мяса, странный суп из перловки с добавлением рыбных консервов. Порции детские: рыбу, курицу дают кусочками примерно 3×3 см, треть сардельки, две ложки тушеной капусты якобы с мясом. На полдник — фрукт или сладкая булочка и самый некачественный йогурт с крахмалом и списком ингредиентов из семи строчек, такие в магазинах стоят на полках без холодильника. Иногда предлагают то, что не ест никто: например, капусту с гречкой, разваренные до однородной массы. В этих случаях приходится довольствоваться хлебом.

Прямо скажем, питание скудное. Можно, конечно, прожить, но придется компенсировать размер порций пятью-семью кусками хлеба. Кормят в роддоме пищей — едой ее назвать нельзя. Ольга Голодец, кажется, определяла такой рацион как «с преобладанием углеводов». Я думаю, он в роддоме на 90% углеводный. Белков почти нет. Долго беременным так не просидеть — как минимум потеряют ногти и волосы. Например, каждый день в разной форме в столовой дают капусту. Иногда повариха предупреждает: «Девочки, сегодня лучше не есть — с капусты будет пучить». Что такое «пучить», для женщины с огромным животом и угрозой выкидыша понятно.

Я очень сомневаюсь, что государство, какое бы оно у нас ни было, выдает беременной женщине в сутки 50 грамм белковосодержащих продуктов. Не верю! По общим нормам для городских и сельских больниц одного только мяса в день пациентам положено 100 грамм. А еще полагаются сыр, яйца, масло, рыба, творог. Для беременных эти нормы больше. Притом что повариха, как я заметила, таскает ту же рыбу и сыр домой. Где она их берет? Судя по тому, что в общем холодильнике свертков с едой лежит меньше, чем пациенток в отделении, родственники докармливают не всех. Кто-то вынужден довольствоваться кусочком рыбы 3×3 см раз в неделю и раз в три дня — прозрачным пластиком сыра.

Неудивительно, что женщины все время что-то жуют. Как правило, булочки, печенье, сладости. Кого не навещают, те жуют хлеб.

Дамы здесь, надо сказать, все очень полные и откровенно толстые. Таких крупногабаритных  беременных в городе я почти не встречала. Сами они рассказывают, что к концу срока набирают по 25–30 кг. Полнеют во время беременности, полагаю, потому что питание однообразное. Свежие фрукты, натуральный творог, орехи, морскую рыбу россиянки, живущие за пределами МКАД и КАД, видят нечасто. Едят в основном картошку, макароны, бутерброды, выпечку. Организму не хватает питательных веществ, потому возникает постоянное ощущение голода.

Я хожу пока без перевеса. Во время беременности есть стала даже меньше, чем раньше. В роддоме же к концу недели и я начала забивать голод булочками, крахмалистыми йогуртами, творожками: даже с учетом привезенных с собой фруктов, орехов, фиников мне не хватает. Вернувшись домой, я, склонная к вегетарианству и месяцами жившая без мяса, два дня ела коровьи сливки, творог, яйца, масло и даже котлеты — настолько был ощутим недостаток белков.

Но паек — это мелочи. По-настоящему страшно становится в женской консультации. Она находится в центре города, при этом анализы можно сдавать только в районной больнице, которая находится уже на окраине. Результаты бывают готовы нескоро, так как лаборатория обслуживает весь район. Во-вторых, в консультации стоит допотопный аппарат УЗИ. Врач так и сказала: дескать, это не Петербург, аппарат старенький, на многое не рассчитывайте. А я и не рассчитывала, потому что еще по состоянию коридоров и кабинета все поняла. Помните, какие картинки используются для демотиваторов про российские больницы? Грязь, плесень, ободранные обои, сошедшая со стен штукатурка, выщербленная кирпичная кладка? Как раз в такой демотиватор я и попала.

Возле женской консультации посетительниц ждет другая картина из библиотеки демотиваторов. Можете представить себе крыльцо женской больницы, на котором стоит средней плотности толпа беременных и курит? Курят они и в роддоме, прямо на крыльце. Такие вот местные традиции.

Любимые гаджеты, еда и косметика рожениц

Первое, на что я обратила внимание, это тумбочки женщин в отделении. На них стоят бутылки с самой отвратительной газировкой, дешевые соки, йогурты с крахмалом и искусственными стабилизаторами. Удивительно, как мои соседки проходили под врачебным надзором 40 недель и не узнали, какой огромный вред причиняют себе и ребенку едой, полной консервантов, красителей и сахара.

Помимо еды на тумбочках стоит косметика. Очень много косметики. Шампуни, кондиционеры, мыло, гели для душа, дезодоранты — все ровно те, что в этом сезоне рекламируют по ТВ. Зачем так интенсивно мазать бока лосьоном перед родами, я не знаю, но, допустим, для подтверждения тезиса «Женщина всегда остается женщиной».

В больницу вообще зачем-то заселяются с огромными тюками: везут еще духи, посуду, много халатов, тапочек, кульки с печеньем и булочками. На выписку выходят не с пакетами, а настоящими баулами, которые могут поднять только мужчины. Для меня это четкий показатель того, что люди маломобильны, они редко путешествуют и потому не умеют жить налегке. Присмотритесь к пассажирам в поездах и в самолетах: самые провинциальные на вид всегда путешествуют с огромным багажом.

В еде и косметике местные пациентки неразборчивы. Зато они научились разбираться в гаджетах. У многих есть айфоны, макбуки и айпэды. На них играют в игры вроде пазлов и смотрят «Дом-2». Моя соседка по палате, сама медсестра, лежала с макбуком. Я долго пыталась подглядеть, что она там делает. Оказывается, смотрит в записи телешоу «Пусть говорят». Одна женщина три дня обсуждала с мужем покупку подержанного, зато последнего айфона за 40 тысяч. Говорит ему: ну ладно, в загашнике лежат еще 10 тысяч, продержимся. Меньше чем через неделю она приедет домой с новорожденным, а там — айфон и 10 тысяч.

Я многое знаю о человеке, его устройстве, слабостях. Но я так до конца и не поняла, зачем ему макбук и айфон, если он не может позволить себе качественную медицину. Я слышала от обладательниц дорогих гаджетов разговоры о том, что медицина в Петербурге им недоступна. Туда отправляют только в самых экстренных случаях, направления нужно ждать долго. Да и с направлением доехать успевают не все.

Многие мои соседки очень плохи: не встают, мучаются болями, лежат целыми днями под капельницами. В прямом смысле прикованные к койке, они стараются выстрадать у природы хотя бы еще один день донашивания ребенка и страшно боятся внезапного выкидыша, потому что здесь нет детской реанимации. Будут ли выхаживать 24-недельного младенца, неизвестно, да и мать могут не спасти — некоторые операции в лужском роддоме попросту не проводят.

Работа и интересы

Удивительно, но женский контингент в роддоме не особенно болтлив. Наверное, состояние не располагает. Кроме того, в мой блок на сохранение попадают большей частью женщины взрослые, нижняя планка — около 30, совсем молодых нет. Дамочек, сюсюкающих про тугосерь и пузожителей, тоже нет. Пациентки здесь взрослые, серьезные, молчаливые.

В основном говорят по телефону. С родственниками обсуждают кредиты (это главная тема), детей и покупки. Я подслушала, как соседка диктовала супругу детское меню на завтрак: макароны длинные, одна сосиска (поджарить), кетчуп и майонез (без них не ест). Кормят школьников, кажется, довольно удивительно, но о главном — учебе — не забывают. Мужей и детей отчитывают примерно за одно и то же: одни с недостаточным рвением занимаются, другие слишком вяло проверяют у них уроки. Отдельная тема — разговоры с начальством и коллегами. Работать в том или ином виде продолжают почти все, даже проблемные беременные. Вслух считают дни до декрета, и важная цель — перед декретом взять еще и отпуск, чтобы раньше уйти. Но из-за частых больничных отпускные насчитывают маленькие, поэтому приходится дорабатывать до последнего.

При этом профессиональные дискуссии никто не ведет. Школа и мужья — вот единственные темы, на которые здесь говорят.

Школу ругают за неумение совладать с современными детьми. Если мои соседки не преувеличивают, у всех у них дети учатся плохо. Или вообще прогуливают, или сидят на уроках, уткнувшись в смартфоны. Домашнюю работу если делают, то строго в объемах заданного. Сверх программы ничего не читают, не любят. Мамаши говорят: что поделать, они же все сегодня больны этими компьютерами-смартфонами.

Другое дело, что ни одна моя соседка и сама не привезла в роддом книжку (про отношения с миром гаджетов см. выше). Зато все любят телевизор: некоторые на неделю госпитализации привозят ящик с собой. Я приехала с парой книг: «Екатерининский Петербург в письмах иностранцев» и «Всемирная история». Книги вызвали у медсестер уважение. Они решили, что я студентка. Действительно, станет разве взрослая тетка по своей воле читать? Справедливости ради отмечу, что ни одного книжного магазина в городе Луге я не видела. Зато встретилась единственная в центре города доска объявлений, половину которой занимала реклама услуг по написанию курсовых и рефератов.

Еще одна беда российских женщин, если судить по разговорам в роддоме, — мужья. Мои соседки жалуются друг другу, что мужья упрекают их в безделье. «Мне муж сказал, вы с сыном живете как флегмы. А сам на диване лежит. У меня белье постирано, поутюжено, в доме прибрано, обед приготовлен, уроки с сыном сделаны. И я же флегма! Да я сюда попала, потому что он белье полоскать не захотел! Три таза перестирала и развесила!» Разговоры о мужьях — только в таком ключе. Некоторые вместо прописанного полного лежания приходят в стационар на полдня — дома нужно готовить, прибирать, муж ребенком не занимается. Врачи понимающе вздыхают и отпускают. Вскоре эти заботливые жены возвращаются в больницу на скорой.

Сами мужья в беседе с соседками представляются как исключительные мямли и тюфяки. «Мой-то полудурок удумал», «Веду своего в магазин», «Моему пока не поддашь»… В один такой разговор я, не выдержав, вмешалась. Спрашиваю, зачем замуж за таких ходите, не лучше ли самой жить, все равно друг друга не уважаете? А мне одна бойкая бабонька отвечает: «Ой, не надо ля-ля, можно подумать, у вас не так. У всех так!»

Еще обсуждают алкоголизм, причем в каких-то запредельно страшных формах. Медсестра сыну по телефону разрешала: «Хорошо, сходи, купи себе. Только пока не купишь, папе не говори, что у тебя деньги есть, а то отберет. Я завтра с суток приду». Что покупалось тайком от папы, непонятно. Другая женщина объясняла дочке, где лежит заначка, которую срочно надо достать и перепрятать от отца. Ее на позднем сроке привезли с чудовищными болями, кровь хлещет, в руке — катетер от капельницы, между ног — катетер в утку. Она лежит, только в себя пришла, вздохнула, перекрестилась (еще бы — чуть не померла) и вынуждена переживать, не пропьет ли муж при ребенке последние деньги. Самое страшное, что они думают, будто так живут все.

Мужей этих, между прочим, можно поглядеть на улице: они привозят вещи в роддом и увозят их вместе с женой обратно. Походки неуверенные, глаза равнодушные. Мужья в Луге молчаливы, исполнительны. Покорно приносят и уносят сумки. По ним видно, что между собой они под рюмку водки ведут точно такие же разговоры. «А моя-то курица…», «Истерит и истерит», «Мужики, я с этой дурой больше не могу!»

Побег в Петербург

После выписки мне пришлось уехать из деревни. Повезло, что у меня есть петербургская прописка. Беременность моя не самая сложная, а всего лишь с осложнениями, которые в любой момент могут вызвать кровотечение. В условиях Лужского района это означает неминуемую гибель. Мою и ребенка. Лечащий врач из роддома, отбросив профессиональные кривляния, так мне и сказала: в райцентре вас обоих не спасут, даже если скорая успеет забрать живой, мы оперировать не сможем.

Теперь я бездельничаю в городской квартире и думаю про своих соседок, которые остались в роддоме. Что-то они сейчас делают? Смотрят новый сериал — на этот раз про урологов? Жалуются на мужей или обсуждают по телефону график выплаты кредитов? Мне очень жаль их, я за них переживаю.

Еще я переживаю за свое хозяйство: за огород, кошек и собаку, которые на несколько месяцев остались на попечении родственников. Год назад я жила в центре Петербурга и работала в крупном СМИ. Весной я все бросила, выкинула/раздала/продала несколько мешков косметики, обуви на каблуках и мини-юбок и переехала в деревню. Я провела на огороде полноценный сезон, забила погреб заготовками и уже приготовила рассаду. Этой весной я планировала построить парник для окры, вырастить брокколи, завести коз и кур. Я очень обижена. Не для того я год назад так кардинально развернула свою жизнь, чтобы вновь оказаться в городе только потому, что в лужской больнице таких, как я, не спасают.

Что же, я переживу. Рожу в городе и вернусь в свою деревню. Будут у меня и куры, и козы. И сыр я свой стану делать. Козий. Я, городская с рождения девушка, ранее не державшая в руке лопату и видевшая рогатый скот разве что из окна автомобиля, полюбила жить в деревне. Поэтому первое, чем я займусь, когда ко мне вернется мобильность, — стану добиваться открытия в Луге детской реанимации.

А. Миронова “Как Я попала в провинциальный роддом”