Просить прощения у туфель
Я слышал о Лин-чи, учителе дзэн. Однажды он сидел в своей хижине, и кто-то пришёл к нему. Тот человек был очень зол. Может быть, он поссорился со своей женой или со своим хозяином или произошло что-нибудь иное, но он был в гневе. Он в гневе распахнул дверь, в гневе сбросил свои туфли, затем вошёл очень уважительно и низко поклонился Лин-чи.
Лин-чи сказал:
— Прежде всего, пойди и попроси прощения у двери и у туфель.
Человек, должно быть, очень странно посмотрел на Лин-чи. Там сидели другие люди, которые начали смеяться. Лин-чи сказал:
— Прекратите!
Потом он сказал этому человеку:
— Если не сделаешь этого, оставь меня. Я не буду иметь с тобой ничего общего.
Человек сказал:
— Это выглядит безумием — просить прощения у туфель и у двери.
Лин-чи сказал:
— Не было безумием, когда ты выражал гнев. Будет ли это безумием теперь? Всё имеет сознание. Поэтому пойди, и если дверь не простит тебя, я не разрешу тебе войти.
Человек почувствовал себя неловко, но вынужден был пойти. Позднее он сам стал монахом и стал просветлённым. Когда он стал просветлённым, он рассказывал эту историю и говорил:
- Когда я стоял перед дверью и просил прощения, я чувствовал себя неловко, глупо. Но потом я подумал, что если Лин-чи говорит так, то в этом что-то должно быть. Я доверял Лин-чи, поэтому я подумал, что, хотя это и глупо, но делать надо. Вначале всё, что я говорил двери, было лишь поверхностно, искусственно; но мало-помалу стало теплее. А Лин-чи ждал, он сказал, что будет наблюдать. Если дверь простит меня, только тогда я смогу войти; в противном случае я должен был стоять до тех пор, пока не удастся убедить дверь и туфли простить меня. Мало-помалу я разогрелся. Я забыл, что на меня смотрят многие люди. Я забыл о Лин-чи — и тогда это занятие стало искренним и настоящим. Я начал чувствовать, как у дверей и туфель меняется настроение. И в тот момент, когда я осознал, что двери и туфли переменились, что они почувствовали себя счастливыми, Лин-чи немедленно сказал, что я могу войти. Я был прощён.
Этот инцидент стал преобразующим явлением в его жизни, поскольку впервые он осознал, что всё, на самом деле, представляет собой кристаллизацию сознания. Если вы не видите этого, то только потому, что слепы. Если вы не слышите этого, то только потому, что глухи. Нет ничего материального в вещах, окружающих нас; всё это — сконденсированное сознание. Проблема в вас вы не открыты и не чувствительны.
Да ладно… подумаешь… чуть меньше…
ЦитироватьSvetlena (1 ноября 2012 г. в 0:19)
Маленький человек ошибок не совершает 
Ошибки совершают взрослые 
ЦитироватьЖелание помочь, наконец, маленькому человеку осознать его ошибку… без всяких наказаний.
Свет… так какая ты истинная?
Такая…
Или та… которая подтолкнёт падающего и поможет утонуть тонущему?….
Цитироватьlarisa (31 октября 2012 г. в 23:52)
Сто раз уже рассказывала, больше не хочу рассказывать непонятливым об одном и том же 
ЦитироватьНеее… я не хочу….
Я даже представить не могу…. как это Светлена делает…. ну… ищет цитаты из прошлого…
Талант у неё… У меня такого нет…
А вот насчёт непонимания…. расскажи…
она томат
ЦитироватьЗор, все фотки классные, а эта, в платочке, просто заглядение.
ЦитироватьНе видела… сорри….
Ладно… ушла…
ЦитироватьС головой всё в порядке?…
ЦитироватьMay (1 ноября 2012 г. в 0:34)
Так мы женщины или кто 
ЦитироватьЗор, все фотки классные, а эта, в платочке, просто заглядение.
Ой ли… А что не так, дорогая? Не ты ли совсем надавно говорила такие слова… что падающего - подтолкни?
Али отрицать будешь?
Аль амнезия?
ЦитироватьУ. Ливингстон Ларнед
Раскаяние отца
“Послушай, сын. Я произношу эти слова в то время, когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щечку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я один прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжелая волна раскаяния. Я пришел к твоей кроватке с сознанием своей вины.
Вот о чем я думал, сын: я сорвал на тебе свое плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался, чтобы идти в школу, так как ты только прикоснулся к своему лицу мокрым полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я сердито закричал на тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол.
За завтраком я тоже к тебе придирался. Ты пролил чай. Ты жадно глотал пищу. Ты положил локти на стол. Ты слишком густо намазал хлеб маслом. А затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд, ты обернулся, помахал мне рукой и крикнул: “До свидания, папа!” — я, нахмурившись, бросил в ответ: «Расправь плечи, не сутулься».
Затем, в конце дня, все началось снова. Идя по дороге домой, я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры. Я унизил тебя перед твоими товарищами, заставив идти домой впереди меня. Чулки дорого стоят, — и если бы ты должен был покупать их на собственные деньги, то был бы более аккуратным! Вообрази только, сын, что это говорил твой отец!
Помнишь, как ты вошел затем в библиотеку, где я читал, — робко, с болью во взгляде? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери. “Что тебе нужно?” — резко спросил я.
Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал. Твои ручки сжали меня с любовью, которую бог вложил в твое сердце, и которую даже мое пренебрежительное отношение не смогло иссушить. А затем ты ушел, семеня ножками, вверх по лестнице.
Так вот, сын, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук, и мною овладел ужасный, тошнотворный страх. Что со мною сделала привычка? Привычка придираться, распекать — такова была моя награда тебе за то, что ты маленький мальчик. Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, все дело в том, что я ожидал слишком много от юности и мерил тебя меркой своих собственных лет.
А в твоем характере так много здорового, прекрасного и искреннего. Твое маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далекими холмами. Это проявилось в твоем стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну. Ничто другое не имеет сегодня значения, сын. Я пришел в темноте к твоей кроватке, и, пристыженный, встал на колени.
Это слабое искупление. Я знаю, ты не понял бы этих вещей, если бы я тебе сказал все это, когда ты проснешься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. Я прикушу свой язык, когда с него будет готово сорваться раздраженное слово. Я постоянно буду повторять как заклинание: “Он ведь только мальчик, маленький мальчик!”
Боюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сын, устало съежившегося в твоей кроватке, я понимаю, что ты еще ребенок. Еще вчера ты был на руках у матери и головка твоя лежала на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого”.
ЦитироватьА всё же….
Цитироватьlarisa (1 ноября 2012 г. в 1:30)
Лариса, ты была единственным ребенком в семье ?
ЦитироватьСто раз уже рассказывала, больше не хочу рассказывать непонятливым об одном и том же
А всё же….
larisa Почему ты такая строгая?
По наследству досталось…вот от неё 
ЦитироватьMay А как мы вам без платочка???
ЦитироватьСегодня 01.11 - Её День