Пьеса “Райские кущи”

Вот еще совсем тепленькая.   Не поленитесь и не сочтите за труд, мне на самом деле любопытно мнение здешней публики.

Действующие лица:

М е р л и н М о н р о.

С т а л и н.

Л е н и н.

Х р у щ е в.

Б р е ж н е в.

Д з е р ж и н с к и й.

К а р л М а р к с.

Г у с а р.

Ч е х о в.

Й о г а н, священнослужитель.

К л а р а Ц е т к и н.

Б е з ы м я н н а я д а м а.

Т а к л и, Уполномоченный Небесного суда от рая.

Г р и н а, Уполномоченная Небесного суда от ада.

С у д е б н ы е и с п о л н и т е л и – 2 чел.

В о л ш е б н и к (Б о г).

Действие первое

В уютной гостиной для послеобеденного отдыха уютно расположились: Мерлин Монро, Сталин, Ленин, Хрущев, Брежнев, Дзержинский, Карл Маркс, Гусар, Чехов, Йоган, Клара Цеткин, Безымянная дама. Вино на столе, остатки недоеденных блюд, десерты и фрукты говорят, что угощения были изысканными. Шокирует своим видом Безымянная дама: она несуразно наряжена в одежду разных стилей и эпох, на шее горжетка из меха облезшего непонятного зверя.

Л е н и н. Клара, а вы оказывается не только политическая проститутка.

Клара возмущенно встает с коленей Дзержинского.

К л а р а. Владимир Ильич, Вы видимо забыли что мы уже не на земле, а в раю, и здесь каждый может заниматься чем его душе угодно, о чем при жизни можно было только мечтать.

С т а л и н (подтрунивая.) Так вот о чем мечтала в жизни наша знаменитая Клара Цеткин!

Л е н и н. Если Вы так любите мужчин, то не понимаю, что же Вам мешало при жизни завести хорошего мужа или любовника?

К л а р а (обиженно.) Вы отлично знаете, что моей единственной настоящей любовью была революция и уж Вам, думаю, это хорошо известно.

М е р л и н (с добродушной наивностью.) В Вашей жизни, что совсем не было мужчин?

К л а р а. Были, конечно, но я не могла уделять им столько времени, сколько любимому делу.

М е р л и н. Странное какое у Вас было любимое дело… Революция…. И как только люди от этого могут получать хоть какое-то удовольствие?.. Знаете, я берусь за Ваше перевоспитание: здесь нашим любимым делом станут мужчины! (Протягивает руку.) Идет?

К л а р а (хлопая соей ладошкой по ладони Мерлин). Договорились! Я и сама, если честно, решила здесь немного поэкспериментировать.

М е р л и н. Ну, раз мы стали подругами, то давай перейдем на «ты»?

К л а р а. Конечно, без проблем!

М е р л и н. Я никак не возьму в толк, почему ты выбрала (кося глаза на Дзержинского) Феликса Эдмундовича? Он такой худенький и бледненький. (Смотрит в сторону гусара.) Ведь здесь столько краснощеких красавцев!

К л а р а. Да ты что?! Это же «железный Феликс» - карающий меч революции! Да я просто уверена, (лукаво) что кто-кто, а он уж не ударит в этом деле в грязь лицом. Да и вообще мне всегда навились высокие и стройные.

М е р л и н. Вот бы никогда не подумала: он с виду такой чахлик. Ну, какой там у него меч может быть? Прямо не знаю…

Слышен чахоточный кашель Дзержинского, Мерлин смешно морщит личико, отрицательно качая головой.

Ч е х о в (Кларе). Уверяю Вас, что Вы ошибаетесь: Феликс Эдмундович вряд ли подойдет на роль героя-любовника. Хотите, опишу Вам образ настоящего сексуального маньяка.

М е р л и н. Ой! Очень хотим! (Оглядываясь по сторонам.) А вдруг и здесь такие присутствуют?

Ч е х о в. Вот и посмотрите.

Раздаются приглушенные стоны и сдержанные крики. Все недоуменно переглядываются.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Боже что это? Неужели это слышны крики грешников из ада?

Д з е р ж и н с к и й. Да нет, это Александр Македонский в нашем спортзале занимается с Гитлером садо-мазохизмом.

К л а р а. Тоже нашли место!

Снова слышны завывания и стоны.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да, да точно! Теперь я узнаю голос Адольфа.

М е р л и н. А до этого вроде Саша кричал… Не понятно: кто же из них садист, а кто мазохист.

Ч е х о в. Ну, психологи утверждают, что не бывает чистых садистов или чистых мазохистов. Один и тот же человек сегодня может быть палачом, а завтра дрожащей жертвой: и от того, и от другого он одинаково получает удовольствие.

Раздаются громкие крики и взвизгивания.

К л а р а. Слышите? Это уже, похоже на Македонского.

М е р л и н (с состраданием). Не знаю, мне почему-то Сашу больше жалко, и кричит он как то пронзительнее и искреннее.

К л а р а (обнимая Мерлин). Не переживай, ведь им же хорошо.

М е р л и н. Да я понимаю. (Вздрагивает от очередного крика.) Ой!… Саша такая лапочка, и чего он только связался с этим извергом? Этот Адольф – сущий дьявол, и как он только умудрился угодить в нашу компанию?

К л а р а. Пути господни неисповедимы… А вообще, подумать только: жили в разные времена, в разных странах, а ведь нашли друг друга!

Б е з ы м я н н а я д а м а. А как вы думаете, нам не опасно жить рядом с такими агрессорами?

Д з е р ж и н с к и й. Да нет, они теперь, похоже, посвятили себя исключительно друг другу. Вот посмотрите, какие они вернутся после своих (с усмешкой) занятий: ну просто само благодушие и доброта.

С т а л и н. Да жаль, что они жили в разное время и поздно встретились: так бы глядишь, на две мировые войны на земле меньше бы было.

К л а р а. Вроде затихли. Вообще-то надо им сказать, чтобы они куда-нибудь подальше отходили для своих игр.

М е р л и н. Ну ладно, давайте не будем больше перемалывать им кости. (Чехову.) Антон Палыч, Вы ведь, кажется, собирались нам рассказать про маньяков: как они выглядят. Это же страшно интересно, я уже просто сгораю от нетерпения! Давайте же, мы Вас все очень просим!

С т а л и н (с улыбкой). Доктор Чехов, Вас изгонят из рая за развращение наших дам, невзирая на все ваши литературные заслуги.

М е р л и н. Мы не развращаемся – мы обучаемся. Должны же мы знать, как выглядит маньяк, ну хотя бы для собственной безопасности.

Шепчет что-то на ухо Кларе, та согласно кивает головой, обе хитро улыбаются.

К л а р а. Ну давайте же, Антон Палыч!

Ч е х о в. Буду краток: он должен быть маленького роста…

К л а р а. Почему маленького? (Глядя в сторону Дзержинского.) Ну почему обязательно маленького?!

Ч е х о в. Да потому что именно избыток мужских гормонов не позволяет ему расти.

К л а р а. Как жалко…

М е р л и н (громким шепотом). Зато этот избыток, думаю, способствует росту кое-чего другого.

Что-то шепчет Кларе на ухо, обе прыскают от смеха.

Ч е х о в. Но маленький рост – это не главный показатель сексуального маньяка. Главное…

М е р л и н (перебивая). Подождите, я запишу. Это очень важно, а у меня с памятью, ну сами знаете… (Глядя вокруг.) У кого есть бумага и карандаш?

Сталин, улыбаясь, протягивает блокнот и ручку.

С т а л и н. Вот возьмите, надеюсь следующие признаки, вычеркнут меня из списка маньяков, а то ростом я ведь тоже не великан. (Выдыхая дым трубки.) Продолжайте, товарищ Чехов.

Ч е х о в. От избытка гормонов у маньяка рано начинают выпадать волосы.

С т а л и н (улыбаясь, поглаживает шевелюру). Ну, слава богу, теперь я точно не он.

Все смотрят по сторонам по сторонам. Хрущев смущенно поглаживает лысину, Ленин надевает на голову кепку.

К л а р а. О, господи, значит он еще и лысым должен быть?

М е р л и н. Не переживай: одна моя подруга утверждала, что лысина – главное достоинство мужчины, потому что у женщины ее быть не может.

К л а р а (со вздохом). Ну ладно – лысина пусть!

М е р л и н (Чехову). Подождите, я запишу: (что-то бормоча, старательно пишет, облизывая кончиком языка накрашенную губку) должен иметь лысину.

Ч е х о в. Абсолютно точно. Но и это еще не все.

К л а р а. Боже, что же еще? Надеюсь не рога и копыта? Ладно, давайте уж добивайте до конца…

Ч е х о в. Рогов, конечно, нет, но вот на копыта, как Вы изволили выразиться, следует действительно обратить внимание.

М е р л и н. О, ужас! Страсти какие! (Чехову.) А Вы нас не обманываете? Что писать про копыта?

Ч е х о в. Зачем мне вас обманывать? Сегодня все можно объяснить с точки зрения медицинской науки.

К л а р а. Что наука говорит о том, что у него должны быть копыта?

Ч е х о в. Да не копыта, конечно, просто обладатели излишнего количества мужских гормонов, как правило, имеют кривые ноги.

М е р л и н (записывая). Значит он еще и кривоногий?

Ч е х о в (разводя руками). Научный факт.

К л а р а. Нет, пожалуй, я не хочу маньяка: маленький, лысый, кривоногий… (Оглядывается вокруг со смешной гримасой.) Уж не на Владимира ли Ильича Вы намекаете?

М е р л и н (восторженно хлопая в ладоши). Вот это да! Как же я сама об этом не подумала?! Молодец Клара! Вот здорово!

Подбегает к Ленину, снимает с него кепку.

М е р л и н (восхищенно). Владимир Ильич, что же вы это от нас скрывали?! Какая прелесть! (Присутствующим.) Его надо беречь и охранять, это теперь большая редкость! Нет, я непременно должна Вас поцеловать!

Пытается обнять Ленина, тот с раздражением отстраняет ее. Мерлин отходит обиженная.

Л е н и н. Отстаньте от меня – я не маньяк! У меня ноги не кривые! Не кривые!

К л а р а. А что же Вы тогда все время в таких широких штанах ходите?

Ленин нервно расстегивает ремень, штаны падают на пол.

Л е н и н (почти истерично). Смотрите! (Топая ногами.) Не кривые! Не кривые!

К л а р а. Ладно: видим, видим - не кривые. Но они у вас очень синие и вены такие ужасные, так что штаны лучше наденьте, а то весь райский интерьер испортите.

Ленин с недовольным видом натягивает брюки.

М е р л и н (добродушно). Плохо что они у него не кривые: при его внешности это могло бы стать для него ну хоть какой-то компенсацией: был бы по крайней мере маньяком, а так – просто лысый коротышка, (наморщив нос) да еще и злюка!

Ч е х о в. Мерлин, Вы меня просто умиляете: что все американцы такие прямолинейные?

М е р л и н. Только американские женщины: к сожалению, все наши мужчины – лицемеры и предатели… (с дрожью в голосе) даже Роби таким оказался. (Садится на стул, хнычет.) Роби, мой Роби, где ты теперь?

С т а л и н (Хрущеву). О ком это она?

Х р у щ е в. Да о их президенте.

С т а л и н. А она что того… «шуры-муры» с президентом?!

Х р у щ е в. А ты что не в курсе? Весь мир знает о романе Мерлин Монро и Роберта Кеннеди.

С т а л и н (сокрушенно). Ох, дурак я – дурак! Правильно говорил мне Лаврентий: «Чего стесняешься?» И дача была, и прислуга не болтливая… Не использовал… столько возможностей упустил!

Х р у щ е в. Да не кори ты себя так: может потому ты и в раю оказался. А этот американский блядун: где он? Нету его! Вон (указывая на Мерлин) она здесь, а где ее Роби? Ку-ку! В гиене огненной поди горит и криком кричит.

С т а л и н. Да пожалуй ты прав, Никита, мы свое здесь наверстаем.

Мерлин подходит к Хрущеву и выливает ему на голову бокал вина.

М е р л и н. Это тебе за Роби! Только попробуй про него еще какую-нибудь гадость сказать!

Хрущев обескуражено вытирает физиономию.

Х р у щ е в (Сталину). Коба, что-то тут странный какой-тот рай, ты не находишь? Это что же получается: уже и слова сказать нельзя!

С т а л и н. Да ладно, вполне нормальный, только, думаю, и в раю с бабами тоже лучше не связываться, (с усмешкой) тем более с беспартийными американками.

Пауза.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Вообще как все, однако, странно…

Ст а л и н. А что Вас так удивляет?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Многие здесь присутствующие были атеистами, а угодили в рай… Не понятно!

С т а л и н. Да ничего странного: ведь мы свои коммунистические лозунги прямо из Библии брали.

Присутствующие недоуменно переглядываются.

С т а л и н. Что удивляетесь? (Указывает на сидящего в отдалении монаха.) Вон хоть его спросите, святой отец не даст соврать.

Йоган (робко). Я дам соврать.

С т а л и н (с усмешкой, махнув рукой). А, поди еще помнит меня по земной жизни. (Затягивается из трубки.) Так кто мне скажет главный коммунистический лозунг?

Л е н и н. Бей буржуев!

С т а л и н. Ну а когда буржуи побиты?

Х р у щ е в. От каждого по способностям, каждому по потребностям.

С т а л и н. Молодец, Никита, не забыл!

Х р у щ е в. Ну как можно такое забыть, это же была наша цель!

С т а л и н (высокопарно, подняв вверх палец). От каждого по способностям, каждому по потребностям! Ну а как этот лозунг звучит в Библии?

Все растерянно переглядываются.

С т а л и н. Вот то-то и оно что не знаете, а от того и не понимаете почему коммунисты в раю оказались. Ладно, сам скажу, вы же, как я, в духовных семинариях не обучались: «От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут». (Замечает задремавшего Брежнева.) Чего сопишь, Леня? Проснись, а то так и не поймешь, в чем ваша с Никиткой беда была… Вверяли вы много, а вот взыскивать забывали!

Брежнев протирает глаза, расчесывает маленьким гребешком мохнатые брови.

Х р у щ е в. Да мы вроде взыскивали…

С т а л и н. Вот именно, что вроде! (Сокрушенно.) Эх, чуть-чуть мне времени не хватило, рановато я от вас ушел… От каждого по способностям я взял, а вот по потребностям дать не успел.

Б р е ж н е в. А скажи Иосиф, только честно, положа руку на сердце, а ты сам в коммунизм верил?

С т а л и н. Ну разбудил бармалея! Лучше бы ты спал, ей богу!

Б р е ж н е в. Нет серьезно, ты на самом деле считаешь, что его можно было построить?

С т а л и н. А я что, по-твоему, спектакль перед вами разыгрывал?!

Б р е ж н е в. Ну, почему разу спектакль? Просто мне не всегда были понятны твои методы.

С т а л и н. Методы ему не понятны! Это там (Указывает в сторону Мерлин.) у них на Западе думают что чтобы хорошо жить, надо зарплату поднимать, а того не соображают, что вместе с зарплатой и цены поднимутся. Замкнутый круг получается! Я же, ты знаешь, не зарплату поднимал, а цены снижал! Это уж потом вы с Никитой все переиначили. Теоретики, мать вашу!

Б р е ж н е в. Ну и до какой степени ты их снижать собирался, до какого такого разумного предела?

С т а л и н. Да пока совсем не исчезнут! До нулевого предела! О боже, с кем работать приходилось!

Глядя на Брежнева, стучит трубкой о голове. Маркс встает со своего места.

М а р к с (с восторгом). Это просто гениально! Позвольте пожать вашу руку. (Сталин довольно протягивает ему свою ладонь.) И как это мне самому в голову не пришло?! Этакий плавный переход к коммунизму. Конгениально! (Берет что-то со стола, откусывает, говорит, жуя.) Просто великолепно!

М е р л и н. А вы знаете, мне тоже понравились ваши коммунистические идеи и лозунги, честное слово. Я даже решила вступить в коммунистическую партию, вы меня примите?

С т а л и н. Вы же знаете, что здесь никаких партий нет.

М е р л и н. А что же делать? (Капризно.) Ну, мне очень хочется!

С т а л и н. Ну, давайте не официально, так сказать на добровольных началах: кто за то чтобы считать американскую актрису Мерлин Монро членом коммунистической партии, прошу поднять руки.

Все поднимают кроме Хрущева.

С т а л и н. Никита, а ты что? Обиделся что ли, что тебе голову шампанским помыли? Брось. Обида – скрытый гнев, а гнев – смертный грех. Не срамись! Она же женщина, тем более американская.

Хрущев поднимает руку.

Л е н и н. Единогласно! (Пожимает руку Мерлин .) Поздравляю, товарищ, вы можете пройти получить продовольственный паек.

Мерлин недоуменно смотрит на присутствующих.

М е р л и н. О чем это он?

С т а л и н. Не обращайте внимания, у него бывает – ностальгия по прошлому.

Л е н и н (глупо повторяя). Ностальгия по прошлому!

М е р л и н. Никогда бы не подумала, что коммунисты могут иметь духовное образование, они мне всегда представлялись такими безбожниками. (Сталину.) Но мне, все же, интересно: если вы учились в семинарии, то почему пошли в политику, а не стали пастором или что-нибудь в этом роде?

С т а л и н. Потому что я захотел построить рай на земле!… Да только вот не дали! Помешали!

М е р л и н. Кто?

С т а л и н (с усмешкой, указывая на Хрущева). Да вон сидит голубчик.

М е р л и н. Никита Сергеич?

С т а л и н. Он – сукин сын!

М е р л и н. Жаль что я ему не красное вино на голову вылила или даже лучше горячий чай!

Хрущев бросает недовольный и возмущенный взгляд.

С т а л и н. Ну что смотришь? Не так что ли? Ты же все и развалил!

Х р у щ е в. Да ничего подобного, я курс твердо держал! (Указывая на Брежнева.) Это все Леня своей мягкотелостью!

Брежнев, пожимая плечами, с недоумением ощупывает свое тело.

С т а л и н. А что же ты тогда такому мягкотелому поддался, как же это он тебя прихлопнуть сумел?

Х р у щ е в. Так обложили ведь словно медведя в берлоге.

С т а л и н (сокрушенно). Да, все прахом пустили…

Д з е р ж и н с к и й. Расстрелять их мало! Контра - одним словом!

Закашлялся.

Х р у щ е в. Я то в чем виноват?

С т а л и н. Он еще спрашивает… Ох, Никита, Никита, да ведь тебе же все дано было! Какую державу я тебе оставил! Ведь мы же через пятнадцать лет после войны человека в космос запустили!

Х р у щ е в (самодовольно). Да, в шестьдесят первом году.

С т а л и н. Память у тебя хорошая.

Х р у щ е в. Хорошая, не жалуюсь.

С т а л и н. И что, у тебя больше ума ни на что не хватило, кроме, как кукурузу на северном полюсе выращивать?

Х р у щ е в. Да задолбали вы уже все этой кукурузой! Я что ли приказы раздавал, где ее сеять? Это скорее твое воспитание.

С т а л и н. А я-то тут причем?

Х р у щ е в. Ты же всех приучил: если хозяин велит язву удалить, это значит что, на всякий случай, нужно заодно и кастрировать.

С т а л и н (смеясь). А чего зря наркоз пропадать будет? Пусть режут!

Х р у щ е в. Ну так что ты тогда удивляешься?

С т а л и н. Да я не о кукурузе, это я так, к слову: я, о твоей ссыкливости.

Х р у щ е в. О чем?!

С т а л и н. Память хорошая, а со слухом у тебя что-то слабовато.. Ссыкуном ты трусливым оказался, вот о чем!

Х р у щ е в. За что обижаешь, Коба?! Никогда трусом не был! Зря это ты.

С т а л и н. Да-да… Ботинком по трибуне в ООН стучал – знаю, знаю. (Смеясь и похлопывая Никиту по плечу.) Кузькину мать всем показать обещал.

Х р у щ е в (самодовольно). Было дело, было.

С т а л и н. Ну так и показа бы, черт бы тебя побрал!

Х р у щ е в. А я не показал?!

С т а л и н. Что?! Лысый череп, и голую жопу?!

Хрущев смущенно смотрит на хихикающих свидетелей разговора.

Х р у щ е в. Коба, ты не очень то, не очень: мы не в Кремле, здесь такие выражения не годятся.

С т а л и н. Ах да, совсем забыл, меня еще обосрал, в грязи извалял, чтобы на моем фоне чистеньким казаться.

Х р у щ е в. Тебе бы только в душу плюнуть. Да преданнее меня у тебя не было друга среди всех твоих жополизов.

С т а л и н. Ну, понятно: значит это ты меня в порядке внутрипартийной критики?

Х р у щ е в. Ну да, по-дружески.

С т а л и н. Так что же ты тогда, друг сердешный, дело мое до конца не довел?

Х р у щ е в. Ч то ты имеешь в виду?

С т а л и н. Да коммунизм не построил!

Х р у щ е в. Не успел.

С т а л и н. Не успел он! Да ты и не торопился!

Х р у щ е в. Чего ж я такого не сделал, что, по-твоему, должен был?

С т а л и н. Много чего!… Ну, хотя бы деньги отменить догадался: у тебя тогда все возможности для этого были, а ты сопли жевал!

Х р у щ е в. Скажешь тоже: деньги отменить… Интересно, как бы это у меня получилось?

С т а л и н. Да говорил же ведь уже! Понижал бы цены, покуда они совсем не исчезли. А нет цен – нет и денег! Вот тебе и коммунизм!

Х р у щ е в. Это на словах все просто.

С т а л и н. Вот я тебя ссыкуном почему и назвал: дела ты боишься!

Х р у щ е в. Ну так ведь нахаляву все бы растащили, ходили бы потом любовались на пустые прилавки. Не было ведь еще этой…, как ее…?

Л е н и н (с умным видом). Материальной базы построения коммунизма.

Сталин, презрительно глядя на Ленина, качая головой, крутит пальцем у виска, машет рукой.

С т а л и н. Базы им не было…

Х р у щ е в. Так ведь не было же на самом деле еще изобилия.

С т а л и н. Да оно бы в процессе появилось!

Х р у щ е в. Это как? Что-то не пойму?

С т а л и н. Да ты бы, когда деньги отменил, да выгнал на настоящую работу всех своих счетоводов, контролеров, да торгинспекторов, не то что базу бы построил, а еще и канатную дорогу до луны. (Смеется.) Пусть бы народ развлекался!

Х р у щ е в. Сомневаюсь что-то.

С т а л и н. Да ты только посчитай, сколько бы ненужных профессий отпало, сколько бы рабочих рук освободилось! Ни милиции, ни судей, ни тюрем… Красота!

Х р у щ е в. Как это так?

С т а л и н. А кого ловить, кого судить?

Х р у щ е в. Преступников! Кого же еще?

С т а л и н. Да все преступники в основном воры! А что воровать, когда все бесплатно?!

Х р у щ е в. Ну а как же политические?

С т а л и н. Политических тоже бы не было! Одно дело критиковать рай теоретический, а другое реальный! Так-то, Никита!

М е р л и н (восторженно хлопая в ладоши.) Я – за!

Х р у щ е в язвительно). За что «за»?!

М е р л и н. Ну за отмену денег и за «от каждого по способностям».

С т а л и н. Вот это слова настоящего коммуниста! (Хрущеву.) Учись, Никита!

М е р л и н (Сталину.) А мне позволят петь и играть в кино? (Растерянно.) Ведь у меня других способностей нет…

С т а л и н (с добродушной улыбкой). Позволят! Конечно, позволят!

Г у с а р (целуя Мерлин ручку). Да мы просто за счастье почтем!

М е р л и н. Как это здорово!

Поет свой знаменитый шлягер. Все танцуют. Клара, совершая очень эротичные движения, тоже раскрывает рот перед воображаемым микрофоном, имитируя пение, другие смешно и неумело двигаются в такт мелодии.

Музыка заканчивается.

С т а л и н. Ну у нас прямо импровизированный концерт получился. Давай, Никита, продолжай! Не забыл еще свой любимый краковяк?

Х р у щ е в (улыбаясь). Ох, давненько не плясать не приходилось.

С т а л и н. Ну так тряхни стариной!

М е р л и н. Да, да, пожалуйста, мы Вас все очень просим!

Х р у щ е в. Ладно, попробую: эх, была – не была!

Начинает танцевать. Все восторженно прихлопывают в ладоши.

С т а л и н (самодовольно). Он всегда этим танцем ублажал нас на партийных вечеринках. Молодец, Никита! Давай! Жги!

Хрущев резко останавливается.

Х р у щ е в. Не буду! Что значит - ублажал, зачем ты выставляешь меня каким-то шутом гороховым? И вообще я не люблю краковяк. В раю не буду!

С т а л и н (хмурясь). Ты что взбунтовался?

Х р у щ е в. Да не буду! Здесь свобода!

С т а л и н. Скажи пожалуйста. (Попыхивая трубкой и усмехаясь.) Это значит, тебе здесь и по лысине дать нельзя?

Х р у щ е в. Да нельзя, здесь твои старые замашки бросать придется.

С т а л и н. Значит, тебе не нравилось краковяк танцевать и когда я тебе по лысине…

Замахивается, чтобы шлепнуть Хрущева, тот уворачивается, отходя в сторону, Сталин промахивается.

Х р у щ е в. Нет не нравилось!

С т а л и н. А чего тогда танцевал?

Х р у щ е в. А куда деваться было?

С т а л и н. А когда по лысине давали, чего улыбался? Или тоже скажешь, не нравилось?

Х р у щ е в. Нет конечно!

С т а л и н. Врешь! Нравилось тебе. Это же я тоже по-дружески: потому и нравилось, потому и улыбался. Все вы тогда хотели у меня в друзьях ходить и улыбались все как один!

Х р у щ е в. Попробовал бы я тебе тогда не улыбаться.

С т а л и н. А теперь значит можешь?

Х р у щ е в. Могу!

С т а л и н. А ну ка посмотрим. ( Подходит, смеясь). Не верю! Будешь улыбаться!

Х р у щ е в. Не буду!

С т а л и н. Давай проверим.

Х р у щ е в (соглашаясь). Только ты не очень больно.

С т а л и н. А чего не больно то? Это я в Кремле не больно, чтобы тебе шире улыбку легче растягивать было. А здесь буду от души, как говорится, за все хорошее от чистого сердца!

Подходит, снова замахивается. Хрущев отстраняет его руку.

Х р у щ е в. Ладно не надо. На, я тебе итак улыбнусь.

Глупо и натянуто улыбается.

С т а л и н. Боли испугался…

Х р у щ е в. Да рука у тебя сегодня гляжу тяжелая – прибьешь еще.

С т а л и н (глядя на свою ладонь). Тяжелая… А я ведь всегда так: или не больно, или на смерть. Не больно, чтобы лучше улыбались, а насмерть – кто не хотел улыбаться, когда надо было.

Смеется.

К л а р а. Мужчины, да смените вы уже тему для разговора. Как говорится: кто прошлое помянет… Мы же в раю, не забывайте!

Б е з ы м я н н а я д а м а. В раю… А вам не кажется, что некоторые попали сюда по ошибке?

М е р л и н (Безымянной даме). А что Вы на меня так смотрите? Я вообще согласна и на ад, если бы только точно знать, что мой Роби там.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да я вовсе и не Вас имела в виду.

К л а р а. Тогда давайте без намеков, конкретнее.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну неужели вас не удивляет, как сюда попал, например, Адольф Гитлер?

К л а р а. Да элементарно! Раскаялся и успел получить перед смертью причастие. Наверняка там у них в Рейхе был какой-нибудь дежурный батюшка для таких случаев.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Замечательно! Значит, главное вовремя покаяться?!

М е р л и н. А я думаю, что нужно любому человеку предоставлять возможность начать жизнь с чистого листа.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Нет, есть грехи, которые можно смыть только собственной кровью в аду!

Мерлин пожимает плечами и, вздыхая, несогласно качает головой.

С т а л и н. По данным нашей разведки, он еще приобрел у Дрезденского музея, хранившуюся там древнюю индульгенцию.

Б р е ж н е в. Инт -тульт -хенцию? А что это такое?

М е р л и н. Ой, а я знаю что это такое! (Брежневу.) Сейчас я Вам расскажу!

Б е з ы м я н н а я д а м а (Мерлин). Вообще странно, как это Вы об этом знаете?

М е р л и н. Да мне еще бабушка рассказывала, а ей ее бабушка, той бабушке - предыдущая бабушка, ну та что была еще до них…

Б р е ж н е в. Как много у Вас было бабушек.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Погодите, я Вам все проще объясню. Индульгенция – это заверенный церковью документ, отпускающий грехи.

Б р е ж н е в. И он что действительно отпускал все грехи? Типа депутатской неприкосновенности что ли?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну, такие индульгенции стоили очень дорого, поэтому все в основном приобретали более дешевые – на какой-то определенный вид греха, к которому были более склонны.

М е р л и н. Да, именно! Так вот моя пра-пра-пра-бабушка и торговала индульгенциями, отпускающими грех за прелюбодеяния со священнослужителями.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Она у Вас, случайно, не монашкой была?

М е р л и н. А как Вы догадались?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Поверьте, это было не сложно.

Б р е ж н е в (Мерлин.) И что же она продавала такие инт-т-ульхренции всем подряд?

М е р л и н. Ну зачем всем подряд? Она же все-таки была монашкой, а не дурочкой! Я уверена, что исключительно порядочным и привлекательным одиноким мужчинам.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Тогда я просто уверена, что вашим пра-пра-пра-дедушкой был один из ее покупателей.

М е р л и н. А если это и так, то что в этом плохого?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да нет, ничего: считайте, что это был комплимент.

М е р л и н. Нет, я вижу Вы осуждаете мою пра-пра-пра-бабушку, а я считаю, что она все делала из лучших побуждений, из-за желания помочь несчастным людям.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Каким же это образом, что-то не возьму в толк?!

М е р л и н. Мне кажется, что согрешив с непорочной душой, сам становишься чище. И вообще мне иногда жаль, что прошли эти старые времена.

Б е з ы м я н н а я д а м а. (указывая на монаха). Вон там непорочный сидит: (улыбаясь) пойдите, попробуйте причаститься.

Мерлин с любопытством смотрит в указанную сторону.

М е р л и н. А как его зовут?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Йоган, кажется.

М е р л и н. Ой, пойду на самом деле попробую. А он ничего… (Направляется к монаху). Йоган, зайка, ягненочек мой!

Й о г а н (опасливо крестясь, со страшной гримасой, втягивает голову в плечи.) О, Господи!

Б р е ж н е в (сокрушенно). Ну, вот ушла… Только я хотел…

Б е з ы м я н н а я д а м а. А чего Вы хотели, Леонид Ильич?

Б р е ж н е в. Да так, ничего.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ой нет! Вижу, вижу: Вы явно не в себе!

Б р е ж н е в. Да в себе я, вон и костюм на мне мой – все на месте: это у меня просто брови такие насупленные от природы достались, что тут поделаешь?

К л а р а. Выщипывать надо, (кокетливо) хотите я вами займусь? Клянусь, я сделаю из вас писаного красавца, а то такой интересный мужчина и такой неухоженный. (Выдергивает несколько волосков из брови Брежнева, щекочет ему в носу.) Ну как, согласны?

Б р е ж н е в (громко чихая). Ап-чху! Ап- чхуй!

К л а р а (весело). Что, что Вы сказали?

Б р е ж н е в. Благодарю вас, я подумаю.

К л а р а. Можно я тут возле Вас сяду?

Усаживается рядом, игриво приглаживает Брежневу волосы, поправляет воротник.

Б р е ж н е в. Вы оказывается такая милая женщина.

К л а р а (жеманно). Ах, ну что Вы?

Б е з ы м я н н а я д а м а (влезая в разговор). Нет-нет, Леонид Ильич, женщину не обманешь, и не прикрывайтесь бровями. (Улыбается, заглядывая Брежневу в глаза.) Вижу! Вижу! По глазам вижу, что Вы расстроены!

К л а р а (отпихивая Безымянную даму). Может не стоит так бесцеремонно лезть человеку в душу? Вы все-таки в раю, а не на деревенской завалинке!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Какая разница? Порядочные люди всегда должны помогать друг другу. А как можно помочь, когда не знаешь в чем беда?

С т а л и н. В чем, в чем? В Мерлин Монро и дураку ясно!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Она что Вам нравится?

К л а р а. Ну что за бред? (Брежневу.) Леня, да скажи ты ей!

Брежнев смущено бубнит что-то невнятное.

Б е з ы м я н н а я д а м а. (ехидно поглядывая на Клару). Леонид Ильич, скажите честно: Вам нравится Мерлин?

К л а р а. Ленечка, да ответь ты этой занудной липучке! (Указывая на Безымянную даму.) Кто она вообще такая?! Мы даже имени ее не знаем! Ведь она нам даже не представилась: видно ей есть что скрывать!

Безымянная дама строит противную рожицу Кларе.

Б р е ж н е в. Ну да, нравится.

К л а р а. Кто нравится?!

Б р е ж н е в. Мерлин Монро.

К л а р а. Что?! (Встает.) А я еще брови ему собиралась щипать! Кабель! (Пересаживаясь на другое место.) Господи, все мужчины одинаковые!

Б е з ы м я н н а я д а м а. (Брежневу, торжествуя). У вас очень хороший вкус, (ехидно глядя в сторону Клары) сразу видно, что Вы разбираетесь в женщинах.

Б р е ж н е в (отрешено). Да, я разбираюсь, (указывая пальцем на флиртующую с Йоганом Мерлин) она мне все время нравилась. Я даже когда с женой спал, всегда ее представлял.

С т а л и н. Ну если она тебе так нравится, так в чем дело?

Г у с а р (воинственно). Вот именно: «Пришел, увидел, победил»!

Б р е ж н е в. Что же я теперь должен очередь за этим святошей занимать?

С т а л и н. Да ведь ты всю страну в очередь выстроил, (смеясь) вот значит где тебя расплата застала. Постой, постой – испытай на своей шкуре утомительные минуты ожидания.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну что вы на самом деле чушь какую-то городите? Какие здесь очереди? Тут всего вдоволь и на всех хватает.

С т а л и н (с сарказмом). Коммунизм - одним словом.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну почти!

Л е н и н (пьяным голосом). Я всегда знал, что коммунизм - наше светлое будущее, и мы обязательно в него попадем! Предлагаю выпить по этому поводу.

С т а л и н. Тебе бы только нажраться, вон смотри нос уж совсем сизый стал.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Владимир Ильич, припудрите немного нос, (протягивая пудреницу) чтобы никто к Вам не приставал.

Л е н и н. Спасибо.

Берет пудреницу, неумело мажет нос.

Б е з ы м я н н а я д а м а (Сталину). И вообще, не забывайте: здесь каждый делает что хочет.

С т а л и н. Да пусть пьет, (смеясь) он же, поди, на земле не доедал и не допивал, потому, наверное, только об этом и мечтал.

Б р е ж н е в (рассуждая вслух). Ну как же это я буду стоять в очереди за женщиной? Ведь это же не колбаса все-таки, или другой какой-то продукт потребления. Это как-то и меня унижает и ее. Непорядок…

Г у с а р. Да дай в глаз и отбери.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну что за крайности?! Не забывайте: это же рай! Здесь можно кланировать столько Мерлин, сколько пожелаешь! Стоит только захотеть и все тут же исполнится. Вот смотрите: я сейчас захочу… (Прикрывает глаза.) вот уже захотела… и сейчас появится другая Мерлин, специально для Леонида Ильича… (Делает загадочное лицо.) «Крибле, крабле…», как там дальше?…

Б р е ж н е в (хватая Клару за руку). Нет, постойте! Не надо: если это не дефицит, то мне не надо!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Странный Вы какой…

Г у с а р. (зевая). А здесь все не дефицит: это же – рай.

Б р е ж н е в. Тогда я ничего не хочу!

Г у с а р. Да уж… (указывая на стол) и жорева полно, (косясь на женщин) и порева сколько хочешь… Даже воевать не за что… (Делает взмах рукой, имитируя удар сабли.) Скукота! (жующему Марксу.) Карл!

Маркс пытается проглотить кусок пирога. Это ему плохо удается, он чем-то запивает из бокала.

К л а р а. Да оставьте Вы Маркса в покое, дайте же человеку поесть.

Г у с а р. Ладно, успеет еще. Карл, а ну-ка скажи…

М а р к с (с набитым ртом). Угу, угу… (проглотив) Что?

Г у с а р (громко). Жизнь – борьба?!

М а р к с. Борьба.

Г у с а р. А если бороться не за что - значит и жизни нет?

М а р к с. Нет.

Г у с а р. Ну вот, я так и думал… Скука здесь! Тоска!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну что Вы так пессимистично: называйте это не скукой, а душевным покоем… Не могу с Вами согласиться: здесь очень даже мило. Какая природа и все такое… Знаете, мне почему-то пришли в голову слова Пушкина: «Деревня, где скучал Евгений, была прекрасный уголок».

Г у с а р. Он в первый день без рассуждений в кусты крестьянку поволок.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Не надо все так опошлять, поручик.

Г у с а р. Уверяю вас, Онегин в деревне не скучал.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А Вам-то почем знать?

Г у с а р. У меня тоже было поместье, и пышногрудых красавец в нем тоже было хоть отбавляй… Так что за Онегина могу побиться об заклад!

Б е з ы м я н н а я д а м а. У Пушкина об этом ничего не говорится.

Г у с а р. Понятное дело… Культурный человек про такое писать не будет, а умный и сам догадается.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Нет, порядочная женщина такое слышать не в состоянии.

Отходит.

Г у с а р. Да бросьте Вы: ну не онанизмом же он занимался у себя в имении на самом деле?

Б е з ы м я н н а я д а м а. Нет, я этого не вынесу, пойду, пройдусь, поищу наших. (Глядя на присутствующих.) Не знаете, куда они направились.

М е р л и н. Пошли показывать вновь прибывшим окрестности и райские кущи.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Пожалуй, и я погляжу.

Г у с а р. Во-во, в кущах их и поищите, только не спугните и на трусы не наступите. Ха-ха-ха!

Безымянная дама направляется к двери, Мерлин преграждает ей путь.

М е р л и н. Нет, нет: мы Вас никуда не отпустим. (Громким шепотом.) Поручик на самом деле прав, там ведь действительно почти за каждым кустом…

Долго шепчет что-то Х. на ухо, у той все шире и шире открываются глаза, лицо приобретает несуразное и очень смешное выражение.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Боже, это же называется в извращенной форме!

М е р л и н. Ну, это смотря с какой стороны посмотреть: если по любви, то все вполне допустимо.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да с какой ни смотри! Ну что вы такое говорите?!

Возмущенно отходит.

С т а л и н. Что-то у меня все больше закрадывается подозрение, что мы вовсе не в раю.

К л а р а. Что это вам вдруг в голову взбрело?

С т а л и н. А чем, на самом деле, все тут занимаются? Едят, пьют, ни и все прочие, что делают с пьяных глаз и на сытый желудок. Почти как колхозники после сбора хорошего урожая. Может мы вообще на земле или в аду?

К л а р а. Типун вам на язык! В каком аду?! (Указывая на Йогана.) Святые отцы в ад не попадают!

Все смотрят на Мерлин, которая, повалив Йогана на диван, пытается залезть ему под рясу.

К л а р а. Мерлин, ну скажи им, что мы в раю. (Обращаясь к присутствующим.) Ну, посмотрите, какую райскую награду получил здесь батюшка за все свои посты и воздержания.

М е р л и н (с сарказмом). Да уж в раю! Что-то я в этом стала сильно сомневаться. Или вы думаете, что это я это ему в награду?

К л а р а. Ну а как иначе?

М е р л и н. Нет! Похоже это он мне в наказание.

К л а р а. Да нет же, уверяю ты ошибаешься: все мы Вы в раю!

М е р л и н. Да в каком к черту раю?! Я на земле ни с одним мужиком так не мучилась. Нет, это точно наказание господне за мои грехи.

К л а р а. В раю я тебе говорю! Потерпи немного, сейчас сама в этом убедишься.

Мерлин, отдуваясь, продолжает тщетные попытки стащить с Йогана штаны, тот усиленно сопротивляется.

М е р л и н. Очень сомневаюсь.

К л а р а. А вот подожди, сейчас сама увидишь. Давай вместе: я буду его щекотать, а ты тяни.

М е р л и н. Вот спасибо, а то у меня уже, если честно, и сил уже больше не осталось.

К л а р а. Понимаю, так и все желание пропасть может.

М е р л и н. Да оно уже почти пропало.

К л а р а. А чего ты вообще с ним связалась? Что других мужиков что ли мало?

М е р л и н. Я привыкла добиваться своего: это – дело принципа. Да и запретный плод всегда слаще: сама, наверное, знаешь.

К л а р а. Это точно, здесь с тобой не поспоришь. Ну, давай!

М е р л и н. Поехали!

Йоган отчаянно пытается сопротивляться. Клара с веселой улыбкой начинает его щекотать, Мерлин тянет на себя штаны.

К л а р а. Уси-пуси, уси-пуси. Ой, какой ты недотрога!

Й о г а н (сопротивляясь). А-а-а! А-а-а! Что вы делаете?! Оставьте меня! Ха-ха! Ой-ой! Прекратите ради бога!

К л а р а (продолжая свое дело). Святой отец, это совсем не страшно. Успокойтесь! Ну Вы же не в церкви на самом деле. Расслабьтесь!

Й о г а н. Вай-вай! Ха- ха-ха!

М е р л и н. По-моему ему уже начинает нравиться!

К л а р а. Точно! Входит во вкус! Давай тяни!

Й о г а н. Нет! нет! мне не нравится! Оставьте меня! Ой-ей!

К л а р а. Нравится! Нравится! По глазам вижу!

Й о г а н. Не-е-т!

Запыхавшаяся Мерлин продолжает стягивать с него штаны. Клара щекочет и одновременно тянет на себя рясу.

К л а р а. Ну что за блажь, ей богу! Это же – рай: здесь каждый отдыхает душой телом, как ему вздумается. Теперь, наконец, Вы можете предоставить своей душе то, чего на самом деле желает. Перестаньте же себя насиловать!

Й о г а н. Моя душа не желает этого! Не желает!

К л а р а. А это мы сейчас проверим. Ну же, совсем чуть-чуть сталось!

Последним рывком Мерлин удается сорвать с монаха штаны, Клара победно отскакивает в другую сторону с рясой в руках. Йоган, съежившись, обхватывает руками колени, Мерлин и Клара, в ужасе от увиденного истошно вопят. Все видят сконфуженного Йогана, на котором надеты ажурные женские трусики чулки.

К л а р а. Предупреждать надо, батюшка.

У Мерлин начинается истерика, она рыдает, вытирая слезы штанами Йогана.

Б е з ы м я н н а я д а м а (небрежно). Успокойтесь дорогая, ну не стоит он наших женских слез.

М е р л и н. Да?! Не стоит?! А вы знаете, что он мне сказал?! Негодяй! Что он мне сказал! Какой подлец! (Всхлипывая.) Да я таких слов ни от одного мужчины в жизни не слышала!

Г у с а р. (глядя на дрожащего от страха и холода Йогана). И что же вам сказал этот извращенец?!

М е р л и н. Да у меня даже язык не повернется такое повторить.

Г у с а р. Говорите! Клянусь честью, я заставлю его ответить: он смоет каждое оскорбительное слово своей кровью. Что он посмел Вам сказать?

М е р л и н (рыдая). Он сказал,… он сказал, что я не в его вкусе, что он меня не желает. (Плача.) Меня, которую желали короли и президенты!!! (Всхлипывая.) Разве это не оскорбительно для такой женщины как я? И это, по-вашему, называется раем?!

Г у с а р. Успокойтесь дорогая. Поверьте, мы все Вас желаем и все можем это подтвердить! Ведь так, господа?

Грозным взглядом смотрит на присутствующих. Все, кроме Хрущева, подтверждают и согласно кивают головами.

Г у с а р (Хрущеву). Никита Сергеевич, а Вы?

Х р у щ е в. Я желаю.

Г у с а р. Ну так и говорите, а то могут подумать, что Вы поддерживаете (глядя на Йогана) это безобразие.

Х р у щ е в. Нет я желаю, желаю и я не поддерживаю.

Г у с а р. Ну так-то лучше. Следует немедленно проучить этого хама. (Мерлин.) Мы докажем Вам, что Вы в настоящем раю среди истинных друзей. Я вызову его на дуэль.

С т а л и н. Зачем нам дуэль, к чему это средневековье? Давайте просто набьем ему морду, как это делают у меня на родине настоящие джигиты, когда защищают честь дамы, ну или хотя бы зарежем на худой конец.

М е р л и н (вытирая глаза). Нет, на худой конец не надо, я проти!

К л а р а. Нет, Иосиф Виссарионович, я тоже не согласна, ну что это будет за рай: дуэль, мордобой, поножовщина… Мы все-таки не на земле, прошу не забывать.

С т а л и н. Я что-то не возьму в толк: если это рай, то почему, если набить кому-нибудь морду, он должен превратиться во что-то другое? Лично я получу от этого удовольствие, (глядя в сторону Йогана) а на него мне наплевать: может он вообще по ошибке сюда попал.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Что Вы такое говорите? По ошибке! Разве Бог может ошибаться?!

К л а р а. Конечно нет! Мы все здесь находимся, потому что заслужили эту награду.

Г у с а р (указывая на Йогана). И этот мерзавец, по-вашему, тоже?!

К л а р а. Ну конечно. Я уверена, что до этого он был хороший, только сейчас немного проштрафился. (Подходит к Йогану, теребит его за плечо.) Ведь правда?

Й о г а н (дрожа, кивает головой). Угу.

С т а л и н. И все-таки мы должны его примерно наказать!

Г у с а р . Да гнать таких из рая надо и дело с концом!

К л а р а. Нет, это не метод.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Почему не метод? Изгнали же Адама в свое время.

К л а р а. Его, между прочим, изгнали вместе с Евой - это еще куда ни шло.

Б р е ж н е в. С Евой то, конечно, оно получше.

К л а р а. Вот и я о том же. А у этого даже пары нет: мы же просто обрекаем его на гибель. Нет, нет – это очень жестоко.

Л е н и н. Действительно, зачем же сразу гнать? Надо дать человеку возможность исправиться. Можно просто сделать замечание, поставить на вид.

М е р л и н (капризно). И не давать ему ликера и пирожных целый месяц!

Г у с а р (Ленину с сарказмом). Поставить на вид - это Вы, конечно, здорово придумали: вид у него что надо. Красавец, ничего не скажешь, есть на что полюбоваться! Ха-ха-ха!

Л е н и н. Да я вовсе не это имел в виду. А, кстати, где он взял такие симпатичные трусики?

М е р л и н. Да у меня же и спер гад! Надо хорошенько посмотреть, может он еще что-нибудь прихватил.

Л е н и н. А чулочки тоже Ваши?

М е р л и н. Ну, естественно, мои.

Л е н и н. Американские?

М е р л и н. Конечно да! Здесь таких не достанешь. (Хныча.) Тоже мне, рай называется!

С т а л и н. А я считаю, надо построить для таких тюрьму.

Л е н и н. Ну на счет тюрьмы, я право не знаю… Разве только в самых крайних случаях.

К л а р а. Тюрьма в раю? Ну это уж ни в какие ворота не лезет, господа хорошие.

С т а л и н. А сделать замечание или поставить на вид, как предлагает товарищ Ленин будет слишком мало для такого проступка. Эдак с таким либерализмом мы знаете, до чего докатимся?

Л е н и н (язвительно Сталину). Но тюрьма для него тоже не наказание. Там, наоборот, для таких, как он – раздолье. Некоторые извращенцы даже мечтают туда попасть.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А Вы почем знаете?

Л е н и н (с раздражением). Да вот знаю и все, что за дурацкие вопросы?!

С т а л и н (ехидно). А чего Ильичу не знать: разве он мало тюрем обошел?

М е р л и н (трогая Ленина за ягодицы). Бедненький.

Л е н и н (отстраняясь от нее). Попрошу без фамильярностей!

К л а р а. (глядя на Йогана). Ну, так что же нам с ним делать?

М е р л и н. А давайте отдадим его Адольфу и Саше: попросим чтобы они его как следует отшлепали. Им ведь все равно кого тиранить.

К л а р а. Верно! И удовольствие получат и доброе дело сделают. Истинно райское решение – сплошная польза!

Л е н и н. Давайте голосовать. Кто «за», прошу поднять руки.

Все голосуют, только Маркс, будто не замечая, продолжает что-то жевать.

Л е н и н. Карл, как Вас там по батюшке? А Вы?!

М а р к с. Вообще-то это не гуманно, но я как все.

Поднимает руку.

Л е н и н. Единогласно! Обжалованию не подлежит.

Й о г а н (испуганно). Нет! Только не это! Я с детства не выношу физической боли!

С т а л и н (Йогану). Вопрос решен: получи что заслужил. Действуйте, товарищ гусар. (Хрущеву.) Никита, помоги.

Гусар и Хрущев тащат упирающегося Йогана к выходу.

Й о г а н. Нет! Нет! Я не надо! А-а-а!

Х р у щ е в. Надо, надо, родименький.

М е р л и н. Заберите его штаны, и пусть вернет мои трусики и чулки.

Швыряет вслед уходящим штаны Йогана, они повисают на плече Хрущева.

Х р у щ е в (Йогану). Оглох что ли, давай снимай!

Йоган ошалело смотрит по сторонам, надеясь найти в ком-нибудь защиту.

Г у с а р. Да снимай, кому говорят: (смеясь) они там тебе все равно не понадобятся.

Йоган, дрожа, снимает чулки с трусами, остается в одной коротенькой обтягивающей маечке. Гусар возвращает Мерлин ее пропажу.

Г у с а р. Все цело и невредимо, правда, конечно, придется постирать.

Мерлин забирает, подносит к лицу трусики, с наслаждением вдыхает.

М е р л и н. А пахнет, как от настоящего мужчины. Жаль что он монах и голубой.

Г у с а р (просебя). Дура!

М е р л и н. Скажите, чтобы они его там не слишком больно наказывали.

Хрущев и гусар уводят Йогана, он, уже не сопротивляясь, обреченно бредет вместе с ними.

Б е з ы м я н н а я д а м а (смотрясь в зеркало). Что-то, мне кажется, я тут поправилась. Может быть, не стоит нам так часто разворачивать нашу скатерть-самобранку: думаю, вполне достаточно двух раз в день.

Кл а р а. Не надо быть такой эгоисткой, (глядя на Дзержинского) здесь есть и те, кому пара лишних килограммов вовсе не помешает. А Вам бы я посоветовала проявлять характер и волю, ведь насильно в Вас никто не запихивает. Берите пример с меня. Я уже давно не ем ни мучного, ни сладкого, а вчера даже от малинового морса отказалась, хотя его очень люблю – только чистая вода! И вот он результат!

Подбоченившись, демонстрирует свою талию.

Б е з ы м я н н а я д а м а. О, доложу я Вам, это целая наука – выдавать свои недостатки и изъяны за достижения, и Вы в ней, как вижу, очень преуспели.

К л а р а. Что Вы имеете в виду?

Б е з ы м я н н а я д а м а (язвительно). А Вы не знаете?

К л а р а. Понятия не имею.

Б е з ы м я н н а я д а м а (с сарказмом). Сладкого она не ест… Да у Вас просто элементарный сахарный диабет!

К л а р а. У меня диабет?!

Б е з ы м я н н а я д а м а. А то у кого же?

К л а р а. Какой бред! Да я могу есть сладкого сколько захочу, это все – сила воли!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Диабет!

К л а р а. Да я вам докажу!

Б е з ы м я н н а я д а м а (с издевкой). Очень сомневаюсь!

К л а р а. Да вот, пожалуйста! (Хватает и ест сладости со стола.) Все могу! Вот, пирожное…, это крендель…, еще пирожное…, а это мед…

Лихорадочно жует, запивая медом.

Б е з ы м я н н а я д а м а (Чехову ехидно). Доктор, сегодня вечером у Вас работенки явно прибавится.

Появляются Хрущев и Гусар.

Г у с а р. Ну, настроение у них там боевое, (Мерлин.) так что будьте уверены, Ваш обидчик понесет заслуженное наказание. Ха-ха-ха!

М е р л и н (немного растерянно). Да я уже его почти простила, мне его теперь даже жалко.

Слышны шум и крики.

Г у с а р. Экзекуция началась!

Крики усиливаются, превращаясь в душераздирающие вопли. Слышен грохот не то падающей мебели, не то рушащихся стен.

М е р л и н. Боже, что эти варвары там с ним делают?! (Хрущеву.) Я же просила, чтобы вы их предупредили, чтобы они не очень усердствовали.

Х р у щ е в. Да мы вроде предупреждали.

Страшные крики и грохот повторяются.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Они что там с ума посходили?!

М е р л и н. Нет, эти изверги его искалечат! Поручик, пойдите, срочно приведите его обратно! Я его прощаю! Пусть возьмет эти трусики и чулки, ну раз они ему так нужны. Господи, он такой безобидный. И черт меня только дернул!

Крики продолжаются.

Х р у щ е в. Туда теперь и сунуться страшно, похоже они вошли в азарт.

М е р л и н (решительно). Тогда я сама пойду! Тоже мне – мужчины!

Дверь внезапно распахивается, в комнату, держась за стены, почти вползают Гитлер и Македонский. Все в ужасе цепенеют: у обоих свежие синяки под глазами, шишки на голове, местами видны следы крови, на Гитлере нет штанов. Хромающий Александр помогает идти едва волочащему ноги и держащемуся за бок стонущему Адольфу.

К л а р а. Боже! Что это?!

М е р л и н (в испуге). А где Йоган?! Он жив?!

Македонский и Гитлер, вытаращив глаза, моча смотрят на нее с лицами полными жалости, негодования и возмущения.

К л а р а. Адольф, где Ваши брюки?

Гитлер начинает рыдать.

М а к е д о н с к и й. Да это чудовище у него отняло! Кого вы нам привели?! Это же просто зверь какой-то!

Г и т л е р. Фашист!

С т а л и н (смеясь). Вот он настоящий бунт, Никита! Молодец! Не чета вам! Вы ж только после смерти можете клевать. (Махнув рукой.) Воронье!

М е р л и н. Это что же Йоган их так?!

С т а л и н. Ну а то кто?!

Македонский помогает Гитлеру сесть, сам усаживается рядом, вытирает ему кровь и слезы на лице.

Г и т л е р (Македонскому). У тебя здесь тоже шишка огромная, надо что-нибудь холодное приложить.

Берет со стола графин, прикладывает к голове Александра.

М а к е д о н с к и й (чуть не плача). Адольф, ну за что он нас так?!

Г и т л е р (воя). Не знаю… Чистый зверь!

Появляется Йоган, одетый в штаны Гитлера. Потирая кулак, со свирепым лицом он поднимает с пола свою рясу, резким движением отрывает подол, надевает на себя. Подходит к Македонскому и Гитлеру, те съежившись, с ужасом сморят на него. Одним махом Йоган отрывает рукав от красной рубахи Македонского, ловко делает из него пояс, который повязывает вокруг талии. Весь его облик теперь напоминает бойца в кимоно.

Й о г а н. И-йа-а!!!

Его руки, описав в воздухе замысловатую траекторию, замирают вблизи лиц избитых тиранов, те, дрожа, втягивают головы в плечи.

Й о г а н. И-йа-а!!!

Пинает ногой стул, который отлетает в противоположный угол.

К л а р а. Йоган, Йоган, дорогой, успокойтесь! Если Вам так уж необходимо что-нибудь покрушить, то лучше это сделать там, во дворе.

Й о г а н. И-йа-а!!!

Ударом ноги распахивает дверь. Уходит.

М е р л и н (восторженно). Я же говорила, что от него пахнет, как от настоящего мужчины!

Б е з ы м я н н а я д а м а (подавая Гитлеру штаны Йогана). Вот возьмите, наденьте пока, а то что ж Вы в таком виде?

Г и т л е р. Спасибо.

Надевает брюки.

Македонский отрывает для симметрии второй рукав своей рубахи, вытирает им лицо, отдает Гитлеру. Тот берет рукав и тоже приводит себя в порядок.

Б е з ы м я н н а я д а м а. И чего только в жизни ни бывает.

М е р л и н (Гитлеру и Македонскому). Вот выпейте кваску холодненького. (Разглядывая лица пострадавших, подает две наполненные кружки.) Ничего страшного, через пару дней никаких следов не останется.

Все постепенно приходят в себя.

С т а л и н. Смотрите, какая отличная у нас здесь команда подобралась: и теоретики, и полководцы, и бойцы! А мы тут все сидим и на скуку жалуемся. А жизнь – борьба: это Карл совершенно правильно сказал.

Г у с а р. Так не за что ведь бороться!

С т а л и н. Так уж и не за что? Даже как то удивительно слышать от такого бравого молодца: в жизни всегда есть место подвигу! Так что ли, Никита?

Х р у щ е в. Да так то оно так, только я не возьму в толк, на что ты намекаешь?

С т а л и н. А ты подумай.

Х р у щ е в. Да думаю, но что то ничего в голову не приходит. Ведь здесь же всего полно?!

С т а л и н. Э-э, мелко мыслишь, Никита! Все только о своей шкуре печешься!

Х р у щ е в. Тебе бы только обидеть.

К л а р а. На самом деле, Иосиф Виссарионович, что Вы задумали? Ну не томите же.

С т а л и н. Чьи стоны сюда доносятся, когда ветер дует с восточной стороны, как думаете?

К л а р а. Известно чьи, грешников из ада.

С т а л и н. Ну ладно мы старые сухари, а Ваше женское сердце неужели тоже может оставаться безучастным?

К л а р а. Но все же это расплата за земные грехи, не в нашей компетенции вмешиваться.

С т а л и н. И Вы туда же: «Моя хата с краю».

К л а р а. Нет, конечно, мне их жалко, но что же мы можем поделать.

С т а л и н. Как что? Освободить их!

Х р у щ е в. Освободить грешников?!

С т а л и н (многозначительно подняв палец). Угнетенных! Между прочим, среди них много наших бывших товарищей.

М е р л и н. Да! Да! И мой Роби, возможно, там! Непременно, непременно их нужно освободить!

Д з е р ж и н с к и й. Выпустить грешников из ада? Рискованно! Тут знаете, что может начаться?…

Ст а л и н. Может, если позволим. Мы-то здесь на что? Наша задача дать им возможность исправиться и проконтролировать этот процесс. Все-таки несправедливо, что за свои проступки человек должен вечно гореть в огне.

М а к е д о н с к и й. Лично я эту идею поддерживаю!

Г и т л е р (со звериным блеском в глазах). Да, да! Мы их будем перевоспитывать, я даже знаю как!

С т а л и н. Вот и отлично!

М е р л и н. Только если мой Роби там, (Глядя на Гитлера и Македонского.) то я его буду перевоспитывать лаской. Можно?

Македонский вопросительно смотрит на Гитлера.

Г и т л е р (Македонскому). Ладно, отдадим одного.

Х р ущ е в. Да разве мы справимся? Нас ведь тут раз, два и обчелся.

С т а л и н. А когда Фидель с Чегеварой на Кубу высадились, на много их больше было? Наша задача организовать и возглавить восстание, а дальше сам народ нас поддержит – сами угнетенные.

Л е н и н. Да-да из искры возгорится пламя!

С т а л и н. Это верно: лиха беда начало.

Л е н и н. Для начала надо перебить чертей.

Г у с а р. У меня уже давно руки чешутся перебить здесь чего-нибудь!

М е р л и н. Господа товарищи, но не будьте же вы такими кровожадными, ведь черти, наверное, тоже твари подневольные.

Л е н и н. А у Вас что есть другое предложение?

М е р л и н. Есть… Я думаю, что многие люди такие злые и жестокие только потому что они некрасивые.

Б е з ы м я н н а я д а м а (перебивая). А некрасивые они, потому что злые и жестокие. По Вашей теории замкнутый круг получается!

К л а р а. Да не обращай ты внимания на эту антикварную лавку, давай выкладывай свою идею.

Б е з ы м я н н а я д а м а. (язвительно). Да-да пусть расскажет, как она из чертей будет делать красавцев.

М е р л и н. Я думаю, если чертям отпилить рога и немного укоротить хвостики, то они станут похожи на маленьких обезьянок, пусть себе прыгают по здешним пальмам. Ну чем плохо?

Х р у щ е в. А чем мы будем пилить, здесь ведь нет никаких рабочих инструментов?

Г у с а р. Да можно и просто обламывать.

Ч е х о в. У меня в моем медицинском саквояже есть пилочка для ампутации конечностей.

М е р л и н. Вот здорово! А что-нибудь для анастезии найдется?

Ч е х о в (открывая саквояж). Надо посмотреть.

Г и т л е р (закрывая саквояж). Не надо! У Вас, наверное, все равно все лекарства просрочены, (глядя на Македонского) мы с Сашей и без этого обойдемся.

С т а л и н (Мерлин). Вообще предложение любопытное.

М а р к с. Да просто замечательное!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Не понимаю, что Вы находите в этой идее замечательного?

М а р к с. Как что?! Сначала мы делаем из чертей обезьян, ну а потом труд превратит их в людей! Так сказать эволюция под контролем человека! Господа, Вы чувствуете, какая великая миссия на нас возложена! Мы с вами творцы истории, творцы эволюции! Вы чувствуете?!

Трясет за плечи Безымянную даму.

Б е з ы м я н н а я д а м а. (с сарказмом). Вот сейчас почувствовала.

Маркс с горящими глазами подбегает к Брежневу.

Б р е ж не в (испуганно). Я чувствую, чувствую, только трясти меня не надо.

М а р к с. Это же просто великолепно! Мы – творцы! Нет, мы – боги! Да, да: не надо бояться этого слова – мы боги, вершители истории! Со временем нам здесь в раю поставят памятники!

Б е з ы м я н н а я д а м а. (с усмешкой). Ага, нерукотворные.

Б р е ж н е в. Точно! В могилу тебя черти по пояс закопают, вот и памятник тебе будет.

С т а л и н (хитро глядя на Дзержинского). Вижу, есть не согласные…

Дзержинский многозначительно кивает головой.

К л а р а. Да, это смелое решение и, возможно рискованное, но смелость города берет.

М а к е д о н с к и й. Берет, да еще какие города!

К л а р а. Лично я – за!

С т а л и н. Давай, Карл, пиши теорию нашей будущей политики, только не такую длинную, как «Капитал», чтобы и простому народу понятно было. А то некоторые товарищи тут сомневаются, но я думаю, что после разъяснительной беседы, они изменят свое мнение. (Дзержинскому.) Феликс Эдмундовия, эту задачу мы поручим вам.

Д з е р ж и н с к и й. Исполню в лучшем виде.

С т а л и н (с усмешкой). Не сомневаюсь.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А что вы на меня все так смотрите? Я разве говорила, что против?

Б р е ж н е в. Да я тоже, как большинство решит.

С т а л и н. Ну, если ни у кого нет возражений, тогда приступим к распределению обязанностей.

Действие второе

Та же гостиная и ее обитатели. Отсутствуют Гусар, Карл Маркс и Йоган.

На стене висит портрет Сталина, справа и слева огромные фото. На одних Македонский и Гитлер пилят чертям рога, на других улыбающиеся безрогие черти что-то укладывают в ящики, на третьих чертенята в пионерских галстуках отдают салют.

С т а л и н. Товарищ Дзержинский, доложите обстановку.

Д з е р ж и н с к и й. Первая партия обработанных чертей…

С т а л и н. Кстати, надеюсь, они прошли у вас с полную обработку? Я имею в виду, что кроме отпиливания рогов и обрубания хвоста с ними должным образом проведена разъяснительная работа?

Д з е р ж и н с к и й. Старались как могли, товарищ Сталин. Всем были розданы брошюры, неграмотным читали, тем, кто не понимал, вдалбливали.

С т а л и н. Надеюсь, что в этот раз обошлось без жертв?

Д з е р ж и н с к и й. Можно считать да: всего двое в реанимации, но врачи говорят, что их жизни ничего не угрожает.

С т а л и н (Чехову). Антон Палыч, а какое Ваше мнение?

Ч е х о в. Выживут, но вообще-то надо бы немного полегче.

С т а л и н. Хорошо. Продолжайте, товарищ Дзержинский.

Д з е р ж и н с к и й. Итак, первая партия обезьян, извиняюсь, безрогих чертей выпущена в пальмовую рощу и уже приступила к общественно полезным работам – сбору кокосов.

Аплодисменты.

С т а л и н. Ну и как они трудятся?

Д з е р ж и н с к и й. Если честно, то пока еще без огонька.

С т а л и н. Ну ничего, мы еще успеем задать им жару!

Л е н и н. Э-нет, из под палки никто хорошо работать не будет: надо разбить чертей на бригады и организовать между ними соревнование.

С т а л и н. Идея, считаю, правильная: самолюбие и престиж – великие двигатели, которыми должен умело пользоваться хороший руководитель. Думаю, что надо выпустить ордена и медали для особо отличившихся и ввести звания, чтобы ликвидировать равенство: это не даст им возможности объединяться – так нам будет ими легче управлять.

Д з е р ж и н с к и й. Не беспокойтесь, товарищ Сталин, ситуация полностью под нашим контролем. Вот тут благодарные письма самих же бывших чертей, которые полностью осознали и осудили свое прошлое.

Кладет перед Сталиным кипу бумаг.

С талин, ухмыляясь, просматривает письма. Дзержинский подает какие-то знаки Хрущеву, тот встает, держа в руках красивый сверток.

Х р у щ е в. А это, дорогой Коба, тебе подарок от местных умельцев.

С т а л и н (улыбаясь). Что это?

Х р у щ е в. А разверни – сам и увидишь!

Сталин развязывает ленточку, разворачивает, достает красиво обработанный инкрустированный рог.

С т а л и н (Македонскому с восторгом). Это что, один из тех самых?

М а к е д о н с к и й. Да, я лично отпиливал его у их предводителя.

С т а л и н (рассматривая рог). Прекрасная работа! Только ведь он пустой, так не положено!

Хрущев берет со стола бутылку, наливает в рог.

С т а л и н. Наполните все свои бокалы. Я предлагаю выпить за поистине великую победу, такую, которая не снилась ни одному полководцу в мире. (Поднимает наполненный рог.) За освобождение ада!

Все чокаются, пьют.

С т а л и н (занюхав рукавом). Кстати, территорию ада надо переименовать, ведь теперь мы должны присоединить ее к нашим райским землям.

Д з е р ж и н с к и й. Уже сделано.

С т а л и н. И как эта местность теперь называется?

Д з е р ж и н с к и й. Район «Чертаново», ведь там, я полагаю, будут проживать только черти.

С т а л и н. Почему только черти? Во-первых, не черти, а уже обезьяны, которых потом труд превратит в людей. В ближайшее время там надо все расчистить и облагородить, чтобы это место ничем не отличалось от других. А чтобы процесс пошел быстрее, (Глядя на Брежнева и Хрущева.) первыми туда переселятся Леня с Никитой: их мы и назначим ответственными за это дело.

Х р у щ е в. Так там же жить еще даже негде!

С т а л и н. Ничего, пока в палатке поживете.

Б р е ж н е в. Как в палатке?! И кто нам будет поставлять провизию?

С т а л и н. Будете есть там из общего котла.

К л а р а (Брежневу). Я думаю, что если бы все Ваши прихлебатели из ближайшего окружения не получали привилегированных пайков и жили бы не в хоромах, а хотя бы в коммуналках и последними въезжали в отдельные квартиры, то от большевистской революции было бы куда больше толку, и сегодня никто бы не посмел называть великие коммунистические идеи утопией!

С т а л и н. Какая пламенная речь! Браво, Клара! (Задумчиво.) А что, пожалуй, она права! Вот эту теорию мы сейчас на практике и проверим. Так что, Никита с Леней, пакуйте чемоданы.

К л а р а. Надо все же чтобы на земле не знали, что ада больше нет, а то знаете что там может начаться.

С т а л и н. Да-да, это совершенно ни к чему, никакой утечки информации быть не должно: проследите, Феликс Эдмундович.

Д з е р ж и н с к и й. Конечно, конечно.

К л а р а. И все же меня порой терзают сомнения: не наломали ли мы дров в этом деле? Ведь ад все-таки, наверное, выполнял определенные задачи.

С т а л и н. Вы считаете, что поджаривание людей заживо лучше, наших методы перевоспитания?

К л а р а. Ну а вдруг он был все же создан Богом только для каких-то одному ему известных целей?

С т а л и н. Я так не думаю! (Иронично.) Или может Ваш Бог садист? (Марксу.) А Вы в своих трудах отразите эти моменты, (указывая на Клару) чтобы у наших товарищей не было сомнений.

М а р к с. Я как раз сейчас этим и занимаюсь. В двадцать шестой главе я привожу неопровержимые доказательства того, что ад тоже когда-то входил в состав райских территорий, а уже потом власть в этой местности захватили черти.

С т а л и н. Вот это правильно!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Я думаю, что и земля тоже когда-то входила в состав райских территорий, но вот потом чертям тоже удалось установить там свой порядок.

М е р л и н (с сомнением). Но ведь на земле никаких чертей нет.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Я и не говорю, что есть: они там просто установили свой порядок, а люди его теперь усиленно поддерживают.

М е р л и н. Послушайте!…Знаете о чем я сейчас подумала?!…

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ох, лучше бы Вы, ей богу, не думали, а пели.

М е р ли н. А вдруг!… А вдруг эти миленькие обезьянки, ну которые бегают по африканским джунглям или где-то там еще, – я не слишком сильна в географии… Вдруг они и есть черти, которые за всем присматривают?!

Глядит на всех испуганными широко открытыми глазами.

Л е н и н. Не исключено! Не исключено!… В следующий раз, когда мы будем делать революцию на земле, то начнем с того, что перебьем всех обезьян!

К л а р а. Слава богу, что следующего раза, наверное, уже не будет.

М е р л и н. Один мой знакомый, он очень умный человек…

Б е з ы м я н н а я д а м а (с сарказмом). У Вас и такие имелись?

М е р л и н. Не смейтесь. Так вот он говорил, что давным-давно земля была совершенно другая, и все люди на ней жили очень дружно и счастливо, ну прямо как в раю. Нет, правда-правда!

К л а р а. Возможно так оно на самом деле и было.

Б е з ы м я н н а я д а м а (бросив взгляд на портрет Сталина). Наш рай что тоже с каждым днем все больше и больше начинает походить на землю.

Сталин с недовольным вытянутым лицом смотрит на Дзержинского, тот понимающе кивает головой и делает многозначительный жест рукой.

Появляется гусар. Заметно, что он немного навеселе: штаны в репейнике, пуговицы расстегнуты, в голове перья.

С т а л и н. А вот и свежие новости появились! Человек, как говорится, прямо с места событий. Ну, рассказывай, как там наши грешники празднуют свое освобождение.

Подсаживается к Дзержинскому, что-то ему объясняет.

Г у с а р (отдавая честь). Освобожденные грешники разбежались, и поймать их нет никакой возможности.

Б е з ы м я н н а я д а м а (вынимая перья из головы гусара). Ну, похоже, что одного – или, скорее, даже одну Вам таки удалось выловить.

Г у с а р (лукаво). Не одну! Не одну! Но бегали они от меня словно от черта. Неужели я на него похож?

Треплет Безымянную даму за щеку.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Поручик! Поручик, что за вульгарные выходки? Я вам не уличная девка! И чем от вас так отвратительно пахнет?

Г у с а р (обиженно кривляясь). Ой-йо-ей! Чем пахнет? Известно чем: что пили, тем и пахнет.

Б е з ы м я н н а я д а м а. И что же Вы там такое пили?

Г у с а р (язвительно). Коньяков и шартрезов туда не поставляют. Пил, что и весь народ пьет: солярку для адских котлов, (горделиво и многозначительно) но очищенную и облагороженную, естессно.

Л е н и н (Гусару). Товарищ, товарищ, давайте поконкретнее: как там дела у наших угнетенных, чем они теперь занимаются после освобождения?

Г у с а р. Ну, в принципе, тем же, чем и мы: едят, пьют, (лукаво) ну и все такое прочее. Правда, едят пищу менее качественную, (морщась) и напитки пьют не такие, как здесь, но женщины у них (щелкнув пальцами) очень даже!… (Глядя на Безымянную даму.) Я бы даже сказал, что многим здешним не чета! Ну, просто ни в какое сравнение!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Хам казарменный!

Л е н и н. Так Вы говорите, что они разбежались?

Г у с а р (щелкнув каблуками). Так точно!

Л е н и н. Отлавливать и учить! Учить! Учить! И учить!

Г у с а р. А чему их учить? (Лукаво прищурившись.) Они все умеют! Ха-ха-ха! (Гитлеру и Македонскому, играющим в «ладушки».) Кстати, ваш Йоган тоже где-то там с ними потерялся – дорвался до воли. Ха-ха!

Гитлер и Македонский, облегченно вздохнув и перекрестившись, улыбаясь, смотрят друг на друга.

Мерлин, не решительно подходит к Гусару.

М е р л и н. Поручик, а вы не видели там среди них Роби.

Г у с а р. Каков из себя?

М е р л и н. Ну ведь я же давала Вам фотографию. Вы что потеряли?

Гусар достает из кармана помятое фото.

Г у с а р (глядя на снимок). Где же я Вам такого найду гладко выбритого и во фраке. Вы посмотрите, какие они там все дикие стали, заросшие и чумазые – сущие черти, только что рогов нет.

Мерлин забирает фото, бережно разглаживает.

М е р л и н. Бедный Роби. Нет! Я узнала бы его в любом виде, даже по одному родимому пятнышку, по одному единственному ноготку. Все! Решено! Следующий раз я иду с вами!

Г у с а р. Нет, этого никак нельзя допустить!

М е р л и н. Но почему?!

Г у с а р. Да появись Вы там такая вся свеженькая и чистенькая, эти дикари, знаете, что с вами сделают?!

М е р л и н. Хорошо! Я готова измазаться какой-нибудь дрянью, (сморщившись, дрогнувшим голосом) самой ужасной и вонючей, только бы найти его!

Б р е ж н е в. Вот она любовь! (Хрущеву.) А ты спрашивал, (указывая на Мерлин) за что она мне нравилась.

Х р у щ е в (Гусару). И что там на самом деле много симпатичных женщин?

Г у с а р. Да почти все!

С т а л и н. А я еще на земле заметил, что грешницы на много симпатичнее праведниц. Отчего это, доктор Чехов?

Ч е х о в. Да, наверное, потому, что праведники себя насилуют, запирая в рамки существующих моральных норм. А какая красота может быть у заключенного?

Х р у щ е в. Так что же, по-вашему, лучше грешить?

Ч е х о в. Лучше быть праведником, не сидящим за решеткой, отлитой из правил.

Х р у щ е в. Это как? Что-то не пойму.

Ч е х о в. Когда твои добродетели исходят из сердца, так сказать, когда все правила истинной морали исполняются естественным образом, без усилий, а усилия требуются чтобы их нарушить.

Б р е ж н е в. А если не получается естественным?

С т а л и н. Тогда лучше вместо лживого поцелуя дать по морде! (Чехову.) Верно, доктор?

Ч е х о в. Здесь, наверное, однозначно ответить нельзя: но, по крайней мере, такой человек внешне должен выглядеть более привлекательным.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Нет уж, я лучше с некрасивым праведником, чем с симпатичным зверем!

Г у с а р (игриво). А я, пожалуй, лучше предпочту хорошеньких чертовочек!

Мерлин подходит к Гитлеру и Македонскому, увлеченными игрой в «ладушки». Отстраняя Гитлера, продолжает игру с Александром. Гитлер зло и обижено смотрит на нее.

М е р л и н. Ладушки, ладушки, где были? У бабушки! (Шлепает своими ладошками по ладоням Александра). Саша, помоги там, пожалуйста, поручику отыскать Роби, ведь ты такой умница и сердце у тебя такое доброе! Я подумала: ну как я буду мазаться какой-то дрянью? С меня же вся кожа клочьями слезет! Ну, кому я потом буду такая нужна? А Роби, он такой избалованный…

Г и т л е р (сквозь зубы). Поможем, поможем.

М е р л и н (с опаской). Только мы с вами договаривались, что я сама буду его перевоспитывать.

М а к е д о н с к и й (Целуя руку Мерлин). Не беспокойся, мы все сделаем. Если он там, то из под земли достанем и предоставим тебе целого и невредимого.

М е р л и н (обнимая Македонского). Спасибо, Саша. Я только тебе здесь верю.

Гитлер нервно и ревниво убирает ее руку с плеча Александра.

Македонский встает, подходит к Гусару, увлеченному беседой с Хрущевым и Брежневым.

М а к е д о н с к и й. Поручик, ну хватит уже здесь пошлить. Пора заняться истинным делом. Ваши красавицы-грешницы давно Вас заждались.

Г у с а р. А Вы никак со мной собрались?

М а к е д о н с к и й. Да, в этот раз мы с Адольфом составим Вам компанию.

Подходит Гитлер.

Г и т л е р. Нам тоже давно пора сформировать первую группу для перевоспитания.

Г у с а р. Конечно, сейчас идем. Я ведь собственно сюда зашел только немного выпить и подкрепиться, а то тамошняя еда и напитки, если честно, такая мерзость. (Указывая на стол.) Так что я бы и вам советовал на дорожку.

На скорую руку, что-то едят и пьют.

Г у с а р (жуя с аппетитом). У-у-у! Там таких разносолов не будет… Ну пора! Давайте на ход ноги.

Наливает вино, все поднимают бокалы, чокаются, пьют.

Г у с а р. А вообще, если харчеваться здесь, а для любовных утех бегать туда, то это, пожалуй, будет оптимальный вариант нашей райской ссылки.

М а к е д о н с к и й. Почему ссылки?

Г у с а р (громким шепотом). А Вам разве на землю не хочется, если честно?

М а к е д о н с к и й (с грустью). Хочется.

Г у с а р. То-то и оно! Мне, признаюсь, тоже. Ладно, пора, пора…

Уходят.

С т а л и н. Ну что, Никита, нос повесил, или американке нашей позавидовал?

Х р у щ е в. С чего ты взял?

С т а л и н. Вот сейчас приведут ей ее Роби, и будет она здесь среди нас самая счастливая.

Х р у щ е в. Что делать? Ведь мы с тобой все для народа, да для народа, а о себе порой и подумать времени не было.

С т а л и н. Так ведь и счастье настоящего большевика в борьбе за счастье народа и состоит, дурья твоя голова!

Х р у щ е в. Да ведь этот борец за счастье народа – тоже живой человек. Вот где вся загвоздка! Для тебя то, что главной радостью в жизни было?

С т а л и н. Раздавить врага и выпить бокал доброго грузинского вина!… Бывали, конечно, и огорчения, но я всегда заканчивал победой! Это ли не счастье, по-твоему?!

Х р у щ е в. Да нет, Коба, не то это – себя не обманешь. Я ведь знаю, почему ты так фильмы любил смотреть.

С и а л и н. А ты не любил?

Х р у щ е в. Любил и, наверное, за о же самое.

С т а л и н. Ну и за что же мы, по-твоему, их любили?

Х р у щ е в. Да за то, что, набив толстое брюхо деликатесами с кремлевского стола, любовались, как стройный парень на последние копейки покупал для своей девочки мороженое на пляже. Смотрели и слюной исходили от зависти, потому что понимали, что это он богат и счастлив – он, а не мы! И вообще, знаешь, о чем я иногда думаю?

С т а л и н (с грустью). Хорошо, что думаешь иногда.

Х р у щ е в. Можно ли дать кому-то счастье, если сам его не имеешь? Что скажешь?

Сталин начинает рыдать.

Х р у щ е в. Коба, Коба, успокойся! Ну что ты? Все же смотрят!

С т а л и н. Пусть смотрят!

Х р у щ е в. Ведь ты же сильный, ну не надо: мужчины не плачут!

М е р л и н. Почему не плачут? Для чего же и тогда даны слезные железы? Нет, я например, терпеть не могу мужчин, которые не умеют плакать: это просто бездушные уроды какие-то! (Сталину.) Вы плачьте, пожалуйста, сколько вашей душе угодно. Хотите, я тоже здесь вот сяду рядом и с Вами поплачу?

Садится, начинает подвывать в унисон Сталину.

С т а л и н (Хрущеву). Один я, Никита, один как перст был! Знаешь, как это страшно? Ведь чего ты думаешь, я от вас иногда на дачу сбегал? Я же там волком выл, а иногда просто пил горькую.

Х р у щ е в. Ну, не надо, не надо - это же все в прошлом.

С т а л и н (вытирая слезы). Ведь ни жены!… Да и дети все будто чужие!… Ведь сам знаешь! Ведь никто меня не понимал! Никто меня не любил! Никто!

Х р ущ е в. Не правда, мы все тебя любили!

С т а л и н. Врешь! Просто боялись!

Х р у щ е в. Боялись, конечно, но любили тоже.

С т а л и н. Так не бывает: «Боящийся не совершен в любви» - это еще апостол Иоанн говаривал. И прав он был! Тысячу раз прав! Нет, там, где страх, там любовь не живет!

Х р у щ е в. Ладно, ладно, главное ты теперь осознал свои ошибки. Ну, не кори ты себя уже так. Ты порой был суров, но иногда и справедлив. Уважали тебя люди.

Сталин прекращает плакать, поднимает брови и, прищурив глаза, смотрит на Хрущева.

С т а л и н. Что же ты об этом не упомянул в своей пламенной речи на 20-м съезде?! Ах ты - предатель! Ты что же думаешь, Сталин тут перед тобой настоящие слезы льет?! Да я просто хотел понять дурак ты или подлец. Оказалось дурак! Какие я свои ошибки должен был осознать?! Что тебе в свое время под зад коленом не дал?!…(Пародируя Хрущева.) Был порой справедлив… Как только твой язык повернулся такое сказать?!

Х р у щ е в. Ну что ты к словам придираешься, я наверное просто не так свою мысль выразил.

М е р л и н (морщась). Ой, какое грязное дело эта политика!

Встает, отходит в сторону.

С т а л и н. Ладно, давай выпьем. Дурак это все же не подлец, с подлецом бы я и пить не стал.

Наливает в два бокала.

Х р у щ е в. Любишь ты меня ни за что обижать. (Указывая на бокал, который собирается взять Сталин.) А можно я этот возьму?

С т а л и н. Ты может думаешь, что я тебя отравить собираюсь?

Х р у щ е в (уклончиво). Да нет просто здесь больше.

Сталин подливает в его бокал.

С т а и н. Ну что, теперь одинаково? (С хитрой улыбкой смотрит на Хрущева, заметно, что тот в замешательстве.) Ладно, на – бери мой. Эх, Никита, Никита!

Чокаются, пьют.

С веселым шумом в дверях появляются Гусар, Македонский и Гитлер, с ними в лохмотьях, с всклокоченными волосами, весь заросший симпатичный мужчина.

Г у с а р. Только стали подходить к лесочку, и вот он - голубчик! Как говорится, на ловца и зверь бежит, так что получите Вашу пропажу!

Мерлин и Роби смотрят друг на друга не в силах вымолвить слова.

М а к е д о н с к и й (с волнением). Что, неужели не он? Сказал, что американец, бывший президент и фамилию правильно назвал.

М е р л и н (словно околдованная). Он! Конечно он!

Г у с а р (Роби). Ну чего ты стоишь, иди же обними ее, а то она того и гляди рухнет без чувств, как в водевиле.

Роби бросается к Мерлин.

Р о б и. Они мне сказали, что ты здесь, но я боялся поверить. (Целуя.) Боялся поверить своему счастью, сам не знаю почему?! Прости! Прости меня! Какой я был дурак!

М е р л и н. Не надо, дорогой, тебе не за что себя винить. Я так благодарна судьбе за то, что ты был в моей жизни, за каждую минуту, что провела с тобой! Главное что мы снова вместе и теперь я уже никуда тебя не отпущу.

Р о б и. А я никуда и не собираюсь уходить.

Страстно обнимаются, целуются.

М е р л и н. А что это у тебя за шрам здесь на шее?! Они что мучили тебя, пытали?!

Расстегивает рубашку, с тревогой осматривая и ощупывая тело.

Р о б и (осыпая Мерлин поцелуями). Да успокойся, все нормально.

М е р л и н. Они не жарили тебя на сковородке?!

Р о б и. Да нет же.

М е р л и н (целуя). А что они с тобой делали?

Р о б и. Они только сажали меня на мусорную кучу с радиоактивными отходами.

М е р л и н (Чехову). Доктор, это не очень опасно?

Ч е х о в. Если честно, то я точно не знаю: в мое время эту проблему мало исследовали, но вообще-то это может отрицательно сказаться на потенции.

М е р л и н (лукаво сощурив глазки). Ну, здесь у нас похоже все нормально! (Тесно прижимаясь к Роби.) По крайней мере, я никаких изменений не ощущаю.

М е р л и н (наморщив нос). Роби, а чем это от тебя так пахнет?

Р о б и. Да это, наверное, от скальпов.

М е р л и н. Какой ужас! Ты что снимал скальпы с индейцев?!

Р о б и. Да с каких индейцев? С чертей!

С т а л и н (Дзержинскому). Вы же говорили, что будет без жертв.

Д з е р ж и н с к и й (пожимая плечами). Партизаны…

М е р л и н. Выброси сейчас же эту гадость, ты же не убийца!

Снимает с Роби ремень и отбрасывает его вместе с привязанными к нему скальпами.

Г у с а р. Ну тогда я, пожалуй, откланяюсь, меня там, наверное, мои грешницы заждались -(Мерлин и Роби.) иначе просто с ума можно сойти от зависти глядя на вас. (Македонскому и Гитлеру.) Вы со мной?

М а к е д о н с к и й. Да, наверное.

Дверь открывается, появляется Такли - красивый юноша с белыми крыльями. Все ошарашено смотрят на незнакомца.

К л а р а. Смотрите ангел!!! Все-таки мы в раю! (Такли.) Что же вы так долго к нам не являлись?! Ведь мы,… вернее некоторые, начали уже было сомневаться…

Т а к л и. Я не ангел.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А кто же тогда?

Т а к л и. Меня зовут Такли. Я - Уполномоченный представитель Небесного суда со стороны рая.

К л а р а. Я что-то не возьму в толк! Насколько я понимаю, суд над всеми нами уже состоялся и мы, все здесь присутствующие, в данное время находимся в раю? Разве не так?

Такли. Вовсе нет.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А где же мы тогда?

Такли. Вы в приемнике распределителе, как бы сказали у вас на земле.

Г у с а р (со свистом). Ничего себе! Ну и дела!

К л а р а. Так что получается наша судьба еще не решена?

Т а к л и. Решена. Небесный суд, наконец, рассмотрел все ваши дела.

К л а р а. Только теперь?

Т а к л и. Да.

Х р у щ е в. Но почему так долго, что за волокита?

Т а к л и. Куча всякой рутинной работы накопилась, текучка и прочее…

Б р е ж н е в. Бюрократы!

К л а р а. Ну и какова же будет наша судьба?

Т а к л и. Подождите немного: сейчас должен подойти Уполномоченный представитель со стороны ада. Я без него не имею права оглашать решение.

С т а л и н. У вас там что, типа суда присяжных заседателей со стороны ада и рая?

Т а к л и. Совершенно верно. Я специально пришел пораньше, чтобы вам немного помочь. (Глядя вокруг.) Во-первых, срочно снимите эти картины, иначе Уполномоченный представитель ада может потребовать все ваши дела на пересмотр.

С т а л и н. Но ада ведь больше нет, мы его ликвидировали! Может ваш адский представитель об этом не в курсе?

Т а к л и. Да все осталось на своих местах! Вы как всегда наломали с вашими преобразованиями никому не нужных дров.

М е р л и н. Ну как же так, ведь чертей больше нет: они все стали такими миленькими обезьянками.

Т а к л и. Если черту отпилить рога, то он не перестанет быть чертом и потом все равно на смену утраченных рогов у него всегда вырастают новые, только еще более длинные и острые. Это обычно происходит в ночь полнолуния, а вчера была именно такая ночь.

М е р л и н (прижимаясь к Роби). Ой, мне страшно! Они же, наверняка, захотят отомстить нам!

Македонский с Гитлером опасливо переглядываются.

Т а к л и. Они так и собирались сделать, нам с трудом удалось их удержать. Ну, доложу я вам, вы и натворили дел: такого еще здесь не видывали!

С т а л и н. Если черту отпилить рога, то он не перестанет быть чертом.. Вот чего мы с тобой не учли, Никита! Вот где была наша ошибка!

Х р у щ е в. Это ты про тутошних чертей?

С т а л и н (Показывая вниз пальцем). Да нет, это я про тамошних людей.

М е р л и н (Уполномоченному ангелу). А откуда вы так хорошо все знаете про чертей?

Т а к л и. Да ведь я и сам раньше был одним из них, просто когда-то был направлен в рай на стажировку по программе изучения языка и обмена кадрами.

М е р л и н. Что Вы такое говорите, ведь вы же ангел, у Вас же крылья!

Т а к л и. Ничего удивительного: если черта поместить в рай, то рога у него со временем сами отваливаются и начинают расти крылья. Вот смотрите, (Расстегивает рубашку.) у меня тут даже шерсть еще немного сохранилась.

М е р л и н (восторженно). Прямо как у тебя, Роби! Ты теперь тоже у меня станешь ангелом: я помещу тебя в рай своей любви!

Такли приспускает штаны, обнажая свой зад.

Т а к л и. А вот здесь даже видны остатки хвостика.

Б е з ы м я н н а я д а м а (возмущенно). Нет, это точно не ангел! (С сомнением.) А можно потрогать?

Т а к л и. Да, пожалуйста.

Безымянная дама бесцеремонно ощупывает остатки хвоста и голые ягодицы Такли.

К л а р а (качая головой). Вы только посмотрите на нашу недотрогу! (Такли.) Интересно, а что же случилось с ангелами, которые по вашей программе обмена стажировались в аду?

Т а к л и. Тех, кого не успели вовремя отозвать, превратились в чертей.

К л а р а. Интересно… Если черт попадает в рай, то он становится ангелом, а если ангел в ад, то чертом…

С т а л и н. Да ведь, если подумать, так оно на самом деле и есть.

Т а к л и. Совершенно верно. Ведь на земле тоже все дети рождаются ангелами, это уж потом у них начинают отрастать рога. Ведь и все вы тоже когда-то были ангельскими крошками, только уже об этом не помните.

К л а р а. Мне страшно подумать, куда же мы все попадем: ведь, действительно, на рай мы, наверное, не тянем… (Глядя на Такли.) Получается что в ад?

Т а к л и. Ну не торопитесь, скоро узнаете. Давайте же быстрее убирайте ваши рекламные плакаты, а то вот-вот должен появиться Уполномоченный представитель ада.

Все бросаются снимать картины.

Т а к л и (довольно). Ну, вот и хорошо.

В дверях появляется Грина - размалеванная чертовка с маленькими рожками в мини-юбке и на высоких каблуках.

Г р и н а. Вижу, вижу! А что это вы там такое прячете?

Т а к л и. Это они к твоему приходу уборку решили сделать. Я сказал, что ты у нас большая чистюля.

Г р и н а. Верно. Ну, тогда молодцы!

Т а к л и. Разрешите вам представить: это – Грина, Уполномоченная представительница Небесного суда от ада.

Г р и н а (прохаживаясь элегантной походкой). Ну, а где здесь двое моих! (Подходит к Гитлеру, треплет его за щеку.) Вот он первый голубчик! (Глядя на Роби.) А вон он и наш беглец!

Подходит к Роби, пытается его обнять. Мерлин отталкивает ее.

М е р л и н. Отойди! Он мой! Слышишь ты, не смей к нему прикасаться!

Г р и н а (Такли). Знаешь, я сегодня уже устала от сумасшедших. Я, пожалуй, заберу своих, а с другими ты уж сам как-нибудь без меня сегодня разберешься. (Подает документы.) Держи: это решение суда, а это личные дела.

Т а к л и. Нет, давай уж все по порядку и по форме, как положено.

Г р и н а. Ну хорошо, только быстрее! Мне еще на субботник по восстановлению ада: ты бы только посмотрел, что эти идиоты там натворили.

Т а к л и. Итак, располагайтесь поудобнее: приступаем к оглашению решения Небесного суда относительно здесь присутствующих. Начну с хорошего: среди вас оказался один человек, которого Небесный суд счел возможным отправить в рай. Это, как вы, возможно, догадались, - Мерлин Монро!

Р о б и. Поздравляю, дорогая.

Мерлин очень взволнована и смущена. Все в напряжении переглядываются. Слышен ропот: «А как же мы?», «Что же будет с нами?»

Т а к л и. Двое, как вы уже поняли…(Грине с упреком) Вечно ты торопишься! Итак, двое решением Небесного суда, к сожалению, отправляется в ад: Адольф Гитлер, ну и Роберт Кеннеди также должен быть туда возвращен – это, надеюсь всем понятно. Все же остальные, чьих добродетелей оказалось недостаточно чтобы попасть в рай, а грехи оказались не столь тяжкими, чтобы угодить в ад, будут отправлены на землю: иными словами им суждено в очередной раз вновь родиться на этой прекрасной планете.

Все с некоторым облегчением вздыхают. Слышны возгласы: «Реинкарнация», «Я же говорила», «Ну это куда ни шло», «И на том спасибо»!

М е р л и н. Скажите, а мне положена райская награда?

Т а к л и. Конечно.

М е р л и н. И я могу просить, что захочу?

Т а к л и. Ну разумеется.

М е р л и н. Тогда я хочу чтобы Роби тоже пошел со мной!

Т а к л и. Но это совершенно не возможно, дорога грешникам в рай закрыта.

М е р л и н. Но мне не нужен рай без него!

Т а к л и. К сожалению, здесь ничем Вам помочь нельзя. Просите другую награду.

М е р л и н. Другая мне не нужна! В таком случае я тоже пойду за ним в ад!

Р о б и. Нет, Мерлин, нет! Я не смогу принять от тебя такую жертву! Ты должна быть счастлива, ты заслужила!

М е р л и н (твердо). Нет, Роби, я уже все решила!

Г р и н а (ехидно). Но у Вас нет адских грехов, а таких у нас не берут.

М е р л и н. Это от Вас что ли зависит?

Г р и н а. Представьте себе – от меня!

М е р л и н. Значит у меня грехов адских нет?!

Г р и н а. Нет!

М е р л и н (с угрозой в голосе). И в ад ты меня взять не хочешь?

Г р и н а. Нет не хочу!

М е р л и н. А может ты сама на моего Роби глаз положила?

Г р и н а. Может быть!

М е р л и н. Ах, может быть! (Направляется к Грине.) Сейчас ты у меня все захочешь! Сейчас будут у меня адские грехи!

Мерлин бросается с кулаками но Грину, трясет ее голову, вцепившись в рожки, треплет за волосы, хватает за горло. Такли, как может, разнимает их.

Г р и н а (оправляясь). Вот это темперамент! Прямо как я в молодости!

Т а к л и. Грина, ну давай ей поможем.

Г р и н а. Да ни за что! Смотри, как она мне рог погнула. (Хныча.) Ну, на кого я теперь похожа?!

Т а к л и. Грина, ну ты все равно лучше всех! Красоту ничем не испортишь, ведь ты же и сама знаешь.

Г р и н а. Такли, ты такой льстюха и хитрец, ну ни сколько не изменился!!

Т а к л и. Да никакой лести. (Показывая вокруг.) Спроси кого хочешь.

Г р и н а (Указывая на Мерлин). Вон пусть она скажет.

Слышны возгласы: «Мерлин, давай», «Скажи, скажи», «Будь умницей».

М е р л и н. Я бы не стала говорить, если бы это была ложь, но я на самом деле считаю Вас чертовски привлекательной!

Г р и н а. Ва-у! (То ли танцует, то ли прыгает от радости.) Ладно, я согласна ей помочь. Я ведь и сама когда-то любила одного мерзавца, (Глядя с упреком на Такли.) покуда он не уехал на свою проклятую стажировку! Эх, какой черт пропал! Всем чертям черт! И пошло потом все поехало к чертовой матери!

Т а к л и. Ладно, будет тебе чертыхаться. Давай лучше подумаем, что мы сможем сделать.

Г р и н а. Да ничего сложного: возьми из ее личного дела пару добродетелей, (указывая на Роби) да перепиши вон на него.

Т а к л и. Но ее же тогда нельзя уже будет в рай.

Г р и н а. Так зато и его нельзя будет в ад! Пусть отправляются на землю. (Мерлин.) Ты согласна?

М е р л и н. Конечно, согласна! (Обнимая Грину). Спасибо тебе!

Г р и н а. Ладно, иди, а то передумаю. Знаешь, что тут у нас бывает за подделку документов?

Г и т л е р (Македонскому). Саша, Саша, спаси меня!

М е р л и н. Александр, Вы на самом деле должны помочь своему другу.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Вот уж в чем я абсолютно не уверена.

М е р л и н. Уверяю вас, грешников надо спасать не наказанием, а любовью. Наказание их может только сильнее обозлить и сделать еще хуже!

Гитлер испуганно прижимается к Македонскому.

М а к е д о н с к и й. Я прошу, что бы мне тоже в награду дали Адольфа.

Г р и н а. А это кто?

Т а к л и. Македонский.

Г р и н а (перебирая личные дела). Македонский, Македонский… Ага, вот он! (Читает.) А Вы, голубчик, не в рай, Вы на землю: так что Вам никакая награда не полагается.

М е р л и н. Ну может быть в порядке исключения? Ну, придумайте же что-нибудь! Смотрите, как они хотят быть вместе! (Топая ногой.) Да есть у вас сердце, в конце концов?!

Т а к л и (указывая на Гитлера). Да на него у нас даже роженица не предусмотрена, (Мерлин) двух из резерва Вам и Вашему другу предоставили. Нет, это абсолютно не возможно!

М е р л и н (в отчаянье). Ну что же делать?!… Ну, а если Саша немного потеснится в утробе своей будущей матери?

Г р и н а. То есть вы хотите чтобы мать Македонского родила двойню?

М е р л и н. Ну да! Это же возможно?

Гитлер умоляюще смотрит на Македонского.

М а к е д о н с к и й. Да я не против.

Т а к л и. Вообще-то, если честно, я тоже за спасение грешников любовью.

Г р и н а. А ад что закрывать прикажете? Уже второго грешника забираете! У нас и без того котлы простаивают и масло на пустых сковородах постоянно горит.

М е р л и н (Грине). Ну, пожалуйста, не чините препятствий! Я ведь тоже от рая отказалось, (со вздохом) значит, и там будет пустовать маленький домик, предназначавшийся для меня. (Шепчет на ухо.) И потом, тогда уж точно никто не сможет выдать вас за подделку документов.

Г р и н а. Ладно, я согласна: пусть родятся близнецами, (указывая на Македонского) если он готов потесниться.

Т а к л и. Сиамскими! Тогда уж точно они больше никакой войны не развяжут.

Г р и н а. Ну, раз с этими все решено, то пошли дальше.

С т а л и н. Подождите, ведь здесь же нет Маркса и нашего монаха. Как же без них?

Г р и н а. Маркса мы уже отправили на землю, а монаха пока никак не удается выловить, (с довольным лицом) но то, что он сейчас там вытворяет среди грешников, явно делает его нашим клиентом!

Г у с а р. Что значит, дорвался до воли! Да, видно он попал сюда надолго

Г р и н а. Доктору Чехову тоже придется на некоторое время здесь задержаться, ему сначала надлежит немного подлечить пострадавшим рога: у некоторых начались воспаления. Эти варвары (грозит кулаком Гитлеру и Македонскому) пилили их в таких антисанитарных условиях и совершенно не обрабатывали раны. (Указывая Чехову на выход.) Прошу Вас приступить к исполнению клятвы Гипократа.

Чехов направляется к двери.

Г р и н а. Саквояжик забыли.

Чехов забирает саквояж. Уходит.

С т а л и н. Ну что ж, вопросов, как говорится, нет. (Грине и Такли.) Приступайте!

М е р л и н. Ой уже! Я так волнуюсь!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Не Вы одна, милочка: все волнуются – не каждый день такие путешествия.

Г у с а р. Я абсолютно спокоен.

Б е з ы м я н н а я д а м а (язвительно, морща нос). Конечно, после парочки литров успокоительного.

Т а к л и. А ну, посмотрим в наш волшебный экран.

Открывает что-то похожее на белый ноутбук, смотрит в него вместе с Секретарем-чертом.

Т а к л и. Ой, одного уже пора отправлять! (Сталину.) Поторопитесь, Иосиф Виссарионович, Вы – первый. Поздравляем!

С т а л и н. Как всегда: коммунисты вперед! А почему все-таки я первый? Если честно, мне бы хотелось проводить в дорогу всех товарищей, подбодрить, кого следует, пожать на прощание руки…

Г р и н а (ехидно глядя в экран). К сожалению никак нельзя: ваша будущая мать уже сняла трусики в подворотне.

С т а л и н. Я что же, буду сыном проститутки?!

Г р и н а. Почему сыном? Вполне возможно, и даже более вероятно, что дочерью.

С т а л и н (очень недовольно). А хоть в какой стране мне суждено родиться?

Г р и н а. По-моему, это Нью-Йорк, район Гарлема… Да-да точно! Тут все чернокожие, нет ни одного белого человека. (С издевкой.) И Ваша мать тоже очень миленькая, пухлогубенькая негритяночка.

С т а л и н (возмущенно). Я - дочь чернокожей шлюхи в Гарлеме?! Ну, это уж слишком! Не бывать такому! Настоящий грузин между позором и смертью выбирает смерть! Я остаюсь здесь: уж лучше ад, чем такое будущее! (Грине) Так что считайте, что на один котел или на одну сковороду у вас меньше будет простаивать.

Г р и н а. Вот и славненько! (Такли.) Тогда наши его забирают?

Т а к л и (разводя руками). Ну, раз он сам так решил.

Грина звонит в колокольчик. Входят исполнители решения Небесного суда, уводят Сталина.

Секретари опять смотрят в волшебный экран.

Т а к л и. Никита Сергеевич, Ваша очередь. Посевная уже в полном разгаре, уже брошены в землю первые семена.

Х р у щ е в. Я что же в новой жизни буду растением?

Б е з ы м я н н а я д а м а (хихикая). Ага, кукурузным початком.

Х р у щ е в. Я не хочу!… Я не согласен!

Г р и н а. Не пререкайтесь, здесь не положено – вопрос решен!

Выпроваживают Хрущева.

Х р у щ е в (оборачиваясь). Прощайте товарищи!

Уходит.

К л а р а. Жаль немного Иосифа и Никиту.

М е р л и н. Зато нашим близнецам как повезло!

Т а к л и (Безымянной даме и Кларе). Кстати, а вы ведь тоже по плану должны стать близнецами.

К л а р а (глядя на Безымянную даму). Что? С этой выдрой?! Да ни за что на свете!

Г у с а р (смеясь). А куда деваться? Судьба!

К л а р а (Такли и Грине). Послушайте, а у вас же все равно Сталинская мать освободилась.

Г р и н а. Ничего страшного, просто в эту ночь она не зачнет.

К л а р а. Нет-нет, пусть зачнет! Я согласна стать ее дочерью!

Г у с а р. Дочерью чернокожей проститутки в Гарлеме? Ха-ха!

К л а р а. По крайней мере это лучше чем быть сестрой этой драной кошки!

Г р и н а (с усмешкой, глядя на монитор). Тогда Вам надо поторопиться, там процесс уже идет полным ходом!

Т а к л и. Вы только не переживайте: быть дочерью проститутки на самом деле и не всегда такая трагедия: мать всегда остается матерью, и я уверен, что она будет Вас очень любить.

К л а р а. Да я не переживаю, (с мольбой в глазах) только если возможно, не дочерью, а сыном. Мне всегда так хотелось быть мальчиком! Пусть чернокожим, но только мальчиком. Пожалуйста!

Грина и Такли провожают ее до двери.

Б е з ы м я н н а я д а м а. А у вас больше нет рожениц в том районе?

Т а к л и. К сожалению, нет.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Очень жаль! Если бы я родилась где-нибудь там, на соседней улице, я бы уже оторвала этому негритянскому мальчику предмет его гордости!

Г р и н а. Но вообще-то Вам тоже предстоит родиться в Америке, только в другом городе.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Тогда все в порядке! Я думаю что мне без труда удастся разыскать эту выскочку: она наверняка будет нести свой бред в какой-нибудь из программ национального телевидения. (Вставая решительно.) Я готова!

Г р и н а (глядя на кран). Ну, немного придется подождать. Ваша будущая мать только еще пригласила своего одноклассника (ехидно) на чашечку кофе.

Б е з ы м я н н а я д а м а. О, господи! Она малолетка что ли?!

Г р и н а. Да нет, уже пятнадцать – по современным меркам, вполне зрелая женщина.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Боже, у нее хоть все уже выросло, что положено иметь матери? Я не останусь без грудного вскармливания?

Т а к л и. Не беспокойтесь, со здоровьем и формами у нее все в полном порядке и она очень даже симпатичная.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну, тогда хорошо!

Довольная, садится.

Л е н и н. А когда же, наконец, моя очередь?

Грина и Такли, нажимая на кнопки, смотрят на волшебный экран.

Г р и н а. Подождите немного. Вот-вот юные натуралисты уже начнут свой смелый эксперимент с хомячками.

Л е н и н. Хомячками?!

Б е з ы м я н н а я д а м . А что Вам так не нравится? Вам бы тоже свои эксперименты лучше было бы сначала над хомячками ставить, а уж потом над живыми людьми!

Л е н и н (растерянно Дзержинскому) Эдмундович, выручай!

Д з е р ж и н с к и й (пожимая плечами). А я что же здесь могу?

Г р и н а. Вы то точно никакого права голоса тут не имеете, Вам вообще поблажку по состоянию здоровья дали, а так мы для Вас и костерчик уже было приготовили.

Д з е р ж и н с к и й (Такли). Я Вам очень признателен. (Довольным голосом.) Я даже привередничать не стану. Я уже на все согласен, лишь бы от этой проклятой чахотки избавиться, готов даже сусликом, если потребуется, лишь бы здоровым. Так что лучше не говорите кем, пусть будет сюрприз.

Г р и н а (покатываясь от смеха, глядя в экран). Ну, уж сюрприз Вам точно обеспечен! Будьте уверены! (Указывая на выход.) Прошу!

Дзержинский не твердой походкой направляется к двери.

Д з е р ж и н с к и й (не решительно). Нет, лучше, конечно человеком. (Проходя мимо Грины и Такли, робко.) А кем, на самом деле?

Г р и н а (ехидно). Сю-у –урприз!

Л е н и н (прячась под стол). Я не хочу хомячком! Не желаю!

Б е з ы м я н н а я д а м а (с издевкой). Не понимаю, чего вы так испугались? Уже через пару недель вы появитесь на свет, будете сидеть в клеточке и наворачивать за обе щеки. Работать не надо, клетку почистят, еду принесут! Чем не коммунизм?

Л е н и н (из-под стола). При коммунизме все должны работать: «Кто не работает – тот не ест»!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Ну так и чистите свою клетку сами, если такой принципиальный. Возьмите вот лучше Вашу любимую плюшечку с ананасовым джемом, может там таких не будет, (смеясь) похомячьте тут напоследок: я смотрю, Вы уже начали приучать себя к половой жизни.

Берет со стола плюшку, сует Ленину под стол, тот быстрым жестом выхватывает ее.

Г р и н а отрывается от экрана, с улыбкой смотрит на Гусара.

Г р и н а. А Ваша, поручик, маман только что закончила свой приватный танец на столе в офицерском клубе.

Г у с а р. Представляю, что сейчас начнется!

Г р и н а. Ну, я всех тонкостей не знаю но Вы точно начнетесь.

Г у с а р. Что ж, по крайней мере, я буду сыном офицера!

Г р и н а. Тогда вперед!

Гусар, обнажив саблю, напевая марш, гордо направляется к выходу.

Б р е ж н е в. А что же будет со мной?

Т а к л и. Вам, к сожалению, придется ждать дольше других. Ведь сейчас зима и все медведи в спячке.

Б р е ж н е в. Я что же буду медведем?

Т а к л и (сочувственно). А Вам что очень бы не хотелось?

Б р е ж н е в. Ну почему же? Медведем, так медведем. Я так устал быть человеком! А они вот в спячке всю зиму… Хорошо. Пойду и я сосну немного, теперь мне, как медведю, полагается. (Тяжело встает, направляется к выходу.) Отдохну, посплю немного.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да, до будущей весны. (Махнув рукой.) Да он и по жизни был медведем!

Т а к л и смотрит на экран.

Т а к л и (Безымянной даме). Ой, уважаемая, а вам тоже пора! Я даже не ожидал, что там все пойдет так быстро!

Б е з ы м я н н а я д а м а. Они что, даже не пили кофе?!

Т а к л и. Похоже что нет.

Б е з ы м я н н а я д а м а. Да уж, ну и молодежь пошла! Одно утешает: значит, моя мама – точно красавица, если ее кавалер даже про угощение позабыл.

Мерлин осторожно подкрадывается к Грине и Такли, заглядывает в экран, ее лицо восторженно вытягивается, глаза широко открываются.

М е р л и н. Надо же! Прямо в прихожей?!

Т а к л и (отходя с монитором в сторону). Ну что Вы?! Вам нельзя!

М е р л и н (Безымянной даме). Ой, я так за Вас рада! Вам так повезло! Только, прошу, там на земле не нужно ничего отрывать негритянским мальчикам! Ваша мама такая хорошенькая, и Вы тоже будете красивая и добрая, ну совсем не такая, как теперь.

Безымянная дама с видом глубоко оскорбленной женщины с нескрываемым возмущением смотрит то в зеркало, то на Мерлин.

Б е з ы м я н н а я д а м а (с раздражением). Прощайте, милочка! (Заглядывает под стол.) Хомячо-о-ок, прощай!

Уходит.

Ленин, высунувшись из-под стола, нервно откусывает кусок плюшки, словно выдергивая чеку, и швыряет ей вслед.

Л е н и н. Получай гранату!

Все съеживаются в испуге, Такли падает на пол, закрыв голову руками, Грина прячется за колонну, Безымянная дама с визгом выскакивает вон. Ленин глупо смеется под столом.

Г р и н а (вылезая из укрытия). Пусть этого психа уведут.

Т а к л и (вставая). Но его очередь еще не подошла.

Г р и н а. Ничего, пусть подождет там, в предбаннике!

Звонит в колокольчик. Входят судебные исполнители, вытаскивают Ленина из-под стола.

Л е н и н (сопротивляясь). Оставьте! Оставьте меня! Вы не имеете права! Я тоже по образованию юрист! Это произвол! (В конце концов, ввиду неравенства сил, сдается.) Уйдите прочь! (отталкивая исполнителей.) Я сам! (Маршируя и напевая идет к двери.) Вихри враждебные веют над нами… нас еще судьбы безвестные ждут. (Повторяет не уверенно.) Безвестные ждут… Нет! Нет! Я не хочу хомячком!

Исполнители выпроваживают его за дверь.

М а к е д о н с к и й. Ну, следующие видно мы.

Г р и н а (глядя на экран). Угадали. Деревня Бирюково Тульской области, Евдокия Семеновна Загороднюк. Прошу любить и жаловать!

Г и т л е р. Это что же, наша будущая мать?

Т а к л и. Ну, чего вы так испугались? Прекрасная русская женщина – простая, добрая и работящая.

Г и т л е р. Значит, не из бедных?

Т а к л и. Ну что Вы, у нее крепкое хозяйство: корова, два десятка кур, поросята.

Г р и н а. Да она вообще по местным меркам помещица: кроме всего перечисленного, у нее еще имеется двадцать гектаров пашни, и какой пашни – чистый чернозем! Можно сказать, что вам повезло, будет, где развернуться!

Г и т л е р. Ну вот и сбылись мои меты: вот я и заполучил Русскую землю.

М е р л и н. Все мечты рано или поздно сбываются!

Г и т л е р. Она хоть замужем?

Т а к л и. Замужем, но муж болен, так что он ей, к сожалению, не помощник.

Г и т л е р. А чем болен то?

Т а к л и. Русской хандрой.

М а к е д о н с к и й. Никогда не слышал про такую болезнь. Она как-нибудь лечится?

Г р и н а. Практически нет.

М а к е д о н с к и й. Неужели совсем ни как?

Т а к л и. Пытаются самогоном, но он приносит только временное облегчение.

М а к е д о н с к и й. Жаль его, конечно.

Г и т л е р. А кто же ее землю обрабатывает?!

Т а к л и. Да сама Евдокия Семеновна и обрабатывает.

Ма к е д о н с к и й . Все двадцать гектаров?!

Т а к л и. Все двадцать.

Г р и н а. Семеновна – да баба русская, широка в плечах попа узкая!

М а к е д о н с к и й. Ну прощайте.

Мерлин обнимает Македонского, пожимает руку Гитлеру.

М е р и н. Не прощайте, а до свидания. Мы вас обязательно отыщем! Я думаю, это будет не сложно: ведь сиамских близнецов на земле не так уж много.

Г и т л е р (со вздохом). Приезжайте, адрес только не забудьте: Тульская область, деревня Бирюково - парное молочко, картошечка на натуральном навозе, огурчики с грядки…

М а к е д о н с к и й . До свидания. Мы будем ждать в гости самую красивую пару в мире!

Уходят.

М е р л и н. Ну, а когда же мы с Роби?

Т а к л и. Скоро. Гвинейские папуасы уже заканчивают свой свадебный танец через час-другой молодые пары уединятся в своих брачных шалашах.

М е р л и н. А я смогу потом отыскать моего Роби?

Т а к л и. Конечно, ведь вы родитесь в одной деревне, в хижинах, расположенных по соседству.

Р о б и. Мы что же будем папуасами?

М е р л и н. Дорогой, ну что в этом, на самом деле, плохого? Даже здорово! Тебя больше никогда не выберут президентом Соединенных Штатов, и между нами не будет больше никаких преград!

Р о б и. Но они же все время ходят в набедренных повязках. А я не могу, (что-то шепчет на ухо)… ведь ты у меня такая красавица!

М е р л и н (улыбаясь). Мы что-нибудь придумаем. Есть надежный и не сложный способ решение этой проблемы.

Р о б и. Ну ладно, ведь в конце концов там все-таки свежий воздух и экологически чистые продукты.

М е р л и н. А какие они там макияжи себе делают! Я видела в какой-то передаче. Тебе тоже подберем там симпатичную боевую раскраску.

Р о б и. Трудно, наверное, первое время будет обходиться без плодов цивилизации.

М е р л и н. Не переживай, там есть все необходимое! Я даже видела, что теперь у них на шее вместо акульих и тигровых зубов висят мобильники, а в хижинах, уверена, лежат ноутбуки. Так что все будет нормально, любимый.

Р о б и. Тогда все прекрасно! Может ли привередничать тот, кого только что вытащили из ада?

М е р л и н. Вот именно! А ну-ка быстро поцелуй свою спасительницу.

Целуются, жарко обнимая друг друга.

М е р л и н (Такли). Сколько у нас осталось времени?

Т а к л и (глядя на экран). Думаю, что еще минут тридцать.

М е р л и н. Роби, нельзя терять ни минуты: ведь следующая интимная встреча может произойти только лет через десять-двенадцать.

Р о б и. Мы же еще будем совсем детьми?!

М е р л и н (целуя). Я слышала, что гвинейские аборигены рано созревают для брака, значит, и наша весна не заставит себя долго ждать. Какое все-таки счастье, что мы снова вместе! Я всегда ждала! Всегда верила! Я знала, что это когда-нибудь случится!… Ты знаешь, я иногда тихо молилась об этом богу, хотя и не верила в него. Как хорошо, что оказалось, что он все-таки есть! Жаль только что нам так и не удалось его здесь увидеть.

Р об и. Моя мама говорила что его можно найти во всем, что нас окружает.

М е р л и н. Она права, и сейчас он для меня в тебе.

Р о б и. А для меняв тебе. Если бы ты знала, как я тосковал, когда мы были в разлуке!

Нежно целует Мерлин.

М е р л и н. Я такая счастливая… Только ты обязательно меня найди в следующей жизни!

Р о б и. Ты разве забыла, мы же будем жить в хижинах по соседству? Так что не потеряемся.

М е р л и н. Ой, смотри, кто это?

Указывает на приближающуюся фигуру мужчины, одетого во что-то, напоминающее костюм звездочета.

Р о б и. Не знаю. Может быть Бог?

М е р л и н. Мне что-то немного страшно. Он не заберет тебя у меня?

Р о б и. Нет, глупышка, моя мама говорила еще, что он всех очень любит, только некоторые этого не замечают.

Звучит песня, во время которой мужчина-волшебник прохаживается по сцене и взмахом своей волшебной палочки творит чудеса: с неба падает золотой дождь, вокруг расцветают цветы, сыплются искры фейерверков. Постепенно на сцене появляются все персонажи.

Представь себе: такое вдруг случается,
Чему поверить можно лишь едва.
Представь себе: снежинки превращаются,
В моей любви негромкие слова.

И уплывут снежинки эти чистые,
В них растворится неба синева.
И заблестят капелью золотистою
Моей любви негромкие слова.

В центре - обнявшиеся Мерлин и Роби, неподалеку Александр и Адольф. Гусар танцует с Гриной, Клара с Безымянной дамой о чем-то мило любезничают, другие водят хоровод. Волшебник достает из карманов и рукавов диковинные подарки и раздает всем. Грина, получив из рук волшебника венок, который ей очень к лицу, отбрасывает рога, хвост и уродливый нос и, превратившись в симпатичную девушку, продолжает кружиться в веселом танце со своим кавалером. Ленину волшебник дарит парик, тот надевает и счастливый восторженно скачет по сцене. Все очень радостные.

Они в саду прикинутся черешнями,
Их повторит доверчиво листва.
И зазвучат слышнее грома вешнего
Моей любви негромкие слова.

Представь себе, что всё ещё исполнится,
Что вновь душа надеждою жива.
И вспыхнут ночью ярким светом солнечным
Моей любви негромкие слова.

З а н а в е с

Меток нет
Запись: Пьеса “Райские кущи”
опубликована 22 августа, 2011 в 0:00 и находится в Блоги |
Копирование разрешено ТОЛЬКО С АКТИВНОЙ ССЫЛКОЙ: