Магия.

Упавшая вышка электропередачи лежала поперек шоссе, заросшего сизым северным мхом. Пришлось лезть через перекрестья ржавых балок. Но почти сразу дорога стала шире. Справа и слева начали попадаться черные скелеты выгоревших дач. Наконец у обочины замаячила монументальная бетонная конструкция, наверху которой все так же стоял чугунный танк времен Второй мировой, а внутри на прутьях толстой арматуры были распяты буквы из бетона, такого же седого и пыльного, как борода путника, остановившегося у этого постамента: «МИРНЫЙ». Путник обошел бетонную конструкцию по кругу — хулиганская надпись маркером на задней стороне монумента, что он видел здесь много лет назад, еще виднелась на бетоне, только стерлась от времени. Теперь разобрать можно было лишь отдельные слова: «Две части пластилина… раскатать в плоский блин… не менее локтя… водительского удостоверения… латинскими, крупными… оставить лучи пустыми… параллельно небесам… безопасное расстояние… Энди Патрик».

Вскоре вдоль дороги потянулись мусорные кучи и ржавые остовы перевернутых автомобилей, а затем измученный асфальт уперся в городские ворота старого военного образца — стальные, с выцветшими красными звездами на створках. Видно, уже потом строили вместе с забором, наспех.

Ворота были заперты. Шума над городом не висело, но город точно был обитаем. Путник прислушался: где-то клокотали куры, где-то плескался рукомойник, а вдали слышался приглушенный гомон, какой бывает на базарной площади. Поправив намордник на лице, путник постучал в ворота рукоятью посоха — звук гулко раскатился по железу, но ничего не произошло. Он постучал снова. Тогда что-то заворочалось, скрипнула дверь, раздались шаги, и в створке ворот повернулась железная заглушка, приоткрыв круглую дырку размером с кулак — то ли глазок, то ли бойницу.

— Что за добрый человек идет? — раздался недовольный голос, молодой и хрипловатый.

— Я странник, иду дальше на север, — размеренно и привычно заговорил путник, — мне нужен ночлег и еда. Знаю водопроводное дело, столярное и электрику, могу копать огороды…

— Электричества у нас в городе нету, — с ленцой пробасил охранник, — а беглых и бродяг мы селить не любим.

— Я был в вашем городе пять лет назад, помогал чинить дизель.

— Значит, плохо помогал, дизель уже давно не работает. Так что вали прочь, добрый человек, может, ты разбойник или колдун.

— Много кто чинил наш дизель, только соляры нет… — проворчал другой голос, дребезжащий и старческий. — Отойди-ка в сторону, Дозорный, дай гляну, кто там…

В стальной дырке мелькнула седая бровь, а затем появился изучающий глаз. Подслеповато щурясь, он осмотрел лицо путника, завязанное серой мешковиной до самых глаз, такой же серый плащ, посох, бороду и широкополую шляпу. Затем внимательно оглядел пустую дорогу и убедился, что путник один и рядом никто не прячется.

— Откуда идешь-то, добрый человек? — спросил он.

— Из Москвы.

— Ого, — уважительно вздохнули за воротами. — И как там, в Москве?

— Плохо. — Путник пожал плечами.

— А звать-то тебя как? — спросил из-за ворот молодой.

— Не паясничай! — сурово одернул молодого старик.

Путник усмехнулся:

— Разве я обидел вас чем-то, добрые люди, или сделал что-то плохое, такие вопросы мне задавать? Пришел с миром и уйду дальше на север.

— Ладони покажи, — потребовал молодой, заглядывая в дырку.

Путник усмехнулся и продемонстрировал левую ладонь. Переложил посох и показал правую.

— Вроде бы чистые, — подтвердил молодой, — хотя, стой-ка… А ну, покажи ладонь ребром! Вон там у тебя сажа!

Старик за воротами охнул. Путник удивленно осмотрел свою руку, а затем повернул ее ребром к глазку.

— Не сажа, а ржавчина, — объяснил он. — Там вышка поперек дороги повалена, видать, схватился, пока перелезал.

— Поднеси руку, я понюхаю! — потребовал старик.

Железный глазок заслонила маска из черной ткани, посередине которой вздымался и сопел бугор. Путник поднес руку вплотную. Бугор долго ворочался в глазке и сопел. Что он там сумеет унюхать через свою маску, оставалось неясным, но путник был совершенно спокоен за свои ладони. Наконец за дверью послышался скрежет засова.

— Ладно, — просипел старик, — заходи, вещи показывай.

Левая створка ворот приоткрылась, за ней стояли двое. Оба были одеты в бесформенные плащи из камуфляжного брезента, а лица их были замотаны до самых глаз черной тканью. Путнику показалось, что левый глаз у молодого слегка припух и отдавал желтизной. Голова у молодого была по-мальчишески выбрита, а у старика торчали во все стороны жидкие клоки седых волос. У каждого за поясом висел топор.

— Называй меня Сторожем, — представился старик и кивнул на молодого: — а моего помощника — Дозорным. Теперь расскажи толком, кто такой, сколько лет, куда идешь и что тебе здесь надо. Да смотри, не соври!

— Люди зовут меня Погодник, — представился путник. — Мне пятьдесят четыре года. До магии я работал инженером на погодных станциях.

— Погоду предсказывать умеешь? — заинтересовался Дозорный, шмыгнув носом.

— Так, в общих чертах. Станций-то уже нет, техника не работает.

— И что там у нас с погодой, в общих чертах? — передразнил Дозорный.

— Похолодание будет скоро, дожди, осень.

— Так и я могу, — хмыкнул молодой.

— Ладно, продолжай, — кивнул Сторож.

— Странствую с самого начала магии, ищу друзей и родных, останавливаюсь в городах и поселках, иду дальше. Дошел до Москвы, бывал даже в Европе, теперь иду обратно на север. Если найдется для меня в вашем городе работа — хотел бы остаться на пару дней, а там двинуться дальше к северу.

— Художник нам нужен, — продребезжал Сторож и быстро глянул Погоднику в глаза. — Рисовать-лепить умеешь? Отвечай быстро!

— Нет, — покачал головой Погодник, усмехнувшись. — Таких талантов, слава богу, у меня нет.

— Все так говорят, — цыкнул зубом Дозорный и сплюнул себе под ноги. — Выкладывай, что несешь в котомке.

Погодник перевел взгляд на старика. Сторож кивнул:

— Показывай, показывай. Времена сейчас дурные настали, может, у тебя там пластилина полный мешок…

Оба охранника как по команде положили руки на рукояти топоров и отступили на шаг.

Погодник не стал спорить — пожал плечами, положил посох, снял с плеча котомку, поставил ее на асфальт, сел рядом и принялся раскладывать свои пожитки: фляжка, целлофановый мешок с сухарями, старая зубная щетка, свитер, кожаная планшетка, компас, аптечка с бинтами и пузырьком йода, набор гаечных ключей, стамеска и моток изоленты.

— Все? — спросил Сторож. — А там на дне что за штука?

Погодник чуть помедлил, а затем вытащил сверток и развернул. В мешковине лежал бережно завернутый маленький ноутбук с самодельной педальной зарядкой.

— Ого! — присвистнул Дозорный. — А это тебе зачем? Он что, еще работает?

— В сухую погоду работает, — ответил путник. — Карты у меня в нем, книги да старые письма родных. Привык с собой носить ноутбук, инженером я был раньше.

— С роскошью живешь, — пробормотал Старик осуждающе. — Не каждый бы согласился такую вещь иметь при себе.

— Игрушки есть? — жадно спросил молодой. — А фотографии? Ну-ка, включи!

— Игрушек не имею, а уж фотографий тем более, — сухо ответил Погодник. — А чтобы включить его, придется полдня педали крутить. Если согласен — включу.

Дозорный тут же потерял к штуке интерес.

— Выкинул бы ты это барахло, добрый человек, — посоветовал старик, зевая. — Кончилось время инженеров.

Погодник молчал.

— А что в планшете? — вдруг спросил молодой, ткнув пальцем в кожаную папочку.

Погодник поднял на него взгляд:

— Маловато там места, чтоб пластилин хранить. Всего лишь мои бумаги.

— Покажи! — потребовал Дозорный.

— Может, тебе еще мое лицо показать? — спокойно ответил Погодник.

— Будет надо — и лицо покажешь, — кивнул Дозорный и крепче взялся за ручку топора.

Погодник перевел взгляд на Сторожа. Старик сурово кивнул:

— Покажи, если хочешь войти в город.

— Хорошо, — усмехнулся Погодник, — как скажете…

Он поднял кожаную планшетку и расстегнул. Сторож и Дозорный тревожно замерли. Погодник распахнул папку, и оба разом отпрянули назад, словно увидели змею.

— Черт! — воскликнул Дозорный. — Это ж листы из паспорта! Алексей Петров, город Москва, вроде и глаза на фотографии похожи, беловатые… Да и год рождения, — Дозорный задумался, прикидывая, — вроде его. Только номер паспорта срезан.

— А ну, тихо! — шикнул на него Сторож. — Такие вещи вслух не произносят!

— Он же сам нам показал! — возразил Дозорный.

— Вы велели — я и показал. — Погодник захлопнул папку. — Я ж объяснил, что там мои документы, а вы все равно велели показать. Теперь если со мной чего случится, на вас вина.

— Черт, — выдохнул старик. — Ты-то сказал, там бумаги, мы думали, там просто какие-то твои бумаги…

— А на что вам чужие бумаги? — спросил Погодник.

— Ну… мало ли, — старик, казалось, был растерян, — может, у тебя там обряд записан?

— Можно подумать, есть люди, которые не знают обряд наизусть, — усмехнулся Погодник. — Он у вас даже на постаменте при въезде в город написан.

Сторож и Дозорный переглянулись — видно, знали об этом.

— Сам-то много народа наобрядовал? — спросил Дозорный строго.

Погодник решительно помотал головой:

— Никогда таким не занимался.

— Все так говорят, — Дозорный погрозил кулаком. — Смотри у нас, Алексей Петров…

— Заткнись, дурень! — шикнул на него старик и кивнул Погоднику: — А ты никому больше свою папку не показывай, не все в мире добрые люди, сам понимать должен, раз до седин дожил… — Он кашлянул и продолжил ворчливо: — Ладно, добро пожаловать в город. Был, говоришь, у нас? Порядки наши знаешь? Лица своего не открывать, за чужими лицами не подглядывать, имен не выспрашивать, фотографий и рисунков не хранить, если заметят, как чего-то лепишь из глины, теста или земли — за все это у нас полагается смерть через раскрытие лица. Понятно?

— Что ж тут непонятного, — кивнул Погодник. — это уж как везде. А подскажи-ка лучше, добрый человек, где найти работу и ночлег?

— Ну, это твое дело, — отмахнулся старик, — пройдись по домам, постучись, может, где найдешь. Только сейчас все на площади.

— Случилось у вас чего-то? — догадался путник.

— Случилось, — сквозь зубы сплюнул молодой. — Обрядовальщицу поймали.

* * *

Городская площадь оказалась наполнена людьми, но было их тут немного — количество горожан сильно поуменьшилось за те годы, что он здесь не был. Одеты все были одинаково: в старые, с показными заплатами куртки серых неброских оттенков, в мешковатые штаны, делавшие фигуры некрасивыми. Лица были замотаны неизменными повязками до самых глаз. В некоторых городах носили серые намордники, в некоторых из мешковины, здесь же повязки были у всех черными, и Погодник со своим серым намордником выглядел чужим — на него бросали настороженные взгляды.

Посредине площади высилось пятиэтажное здание, хранившее следы былой администраторской строгости — видно, тут до магии располагалась городская мэрия или суд. Теперь здание стояло нежилым — окна зияли черными зубьями битых стеклопакетов, крыльцо с облупленными колоннами было завалено мусором. Кто же из горожан рискнет поселиться в таком видном здании, показав тем самым свои амбиции и любовь к роскоши? Стены над окнами последних этажей левого крыла были закопченными — здесь сжигали городские документы в первые месяцы магии.

Толпа еще шумела, но потихоньку расходилась по домам. Погодник осторожно пробился поближе и, привстав на цыпочки, заглянул поверх голов.

В центре площади стоял бетонный столб — бывший фонарный, а к нему старыми цепями была привязана женщина. Намордника не было — лицо ее было совершенно открыто, а коротко стриженные русые волосы лишь подчеркивали его красоту.

Погоднику это лицо показалось необычайно красивым, но, возможно, потому, что он уже много лет не видел открытых человеческих лиц. На груди у женщины висела большая картонка с надписью «ANTONINA SAVINA, MIRNYI», а ниже русскими буквами с пятью восклицательными знаками «обрядовала!!!!!». А затем Погодник заметил маленькую девочку лет шести — она сидела на земле в двух шагах от столба, закрыв лицо руками, и тихо плакала.

— Тесто я месила, люди добрые, — повторяла женщина усталым и безнадежным голосом, — не было там золы, не было и быть не могло… Может, подгорело чего-то снизу, но обычное тесто было, обычное, как у всех, как у вас…

— А кто Мельника убил? — крикнули из толпы.

— Не знаю, люди добрые, — безнадежно откликнулась женщина, не поднимая глаз, — тесто я месила, не было в нем золы, не могло быть… Может, из печи что насыпалось, крошки какие, но золы не было… — Она на миг запнулась, обвела глазами толпу и произнесла: — Позаботьтесь о Зайке, люди добрые… Позаботьтесь, Христом богом молю…

— А Мельника зачем убила? — снова крикнули из толпы. — А сына Кирпичницы?

— Не я это, не я… Тесто я месила простое, не было в нем…

Закончить она не успела: хлестнул оглушительный разряд, тело женщины вмиг окуталось синим пламенем, а когда пламя рассеялось, на цепях висел обугленный скелет, от которого вверх валил клубами белый пар. В воздухе едко пахло озоном, паленым волосом и чем-то кислым, чем пахнет всегда, когда срабатывает обряд.

— Ну вот и все, — вздохнул кто-то в наступившей тишине. — Отмучилась.

— Упокой господи душу! — охнула какая-то старуха и с поклоном перекрестилась.

Толпа принялась расходиться.

И тут девочка, сидевшая в пыли, дико закричала.

* * *

Погодник порылся в мешке с сухарями и нашел еще один большой кусок шоколадки и несколько мелких крошек.

— Кушай, кушай, — приговаривал он, глядя, как девчушка жадно просовывает кусочки шоколадки в рот под намордник. — Кушай. Сколько тебе лет-то, Зайка?

— Шесть сегодня… — всхлипнула девчушка. — Мама пирожок мне хотела на день рождения испечь, не было там золы… А они вбежали…

— Не было золы, не было, — поспешно согласился Погодник. — Мы же договорились больше о маме не говорить, чтоб она не расстраивалась на небесах, слыша, как ты плачешь. Верно?

Зайка шмыгнула носом и кивнула.

— А что ж, у тебя родни совсем нет в городе? — задумчиво спросил Погодник.

Она помотала головой.

— А дом-то есть? К дому тебя проводить?

Она снова помотала головой.

— Ну… придумаем чего-нибудь. А не знаешь ли, есть у вас в городе работа? Огород там вскопать, курятник поставить…

Зайка помотала головой в третий раз.

— Ладно, — Погодник решительно встал. — Пойдешь со мной, покажешь город?

Зайка кивнула.

Они долго ходили — прошли по центральным улицам среди нежилых домов, мимо сквера, где вместо тополей, давно порубленных на дрова, торчали гнилые пеньки, а бетонная чаша фонтана была завалена мусором. Но вскоре начались одноэтажные дома и потянулись огороды. Здесь уже была жизнь — окна в домах закрыты занавесками, за заборами лаяли собаки, копались в грязи куры, сушилось на веревках тряпье. Навстречу шла бабка, с натугой катя по улице тележку, сделанную из старых велосипедных колес. На тележке стояли пластиковые ведра, в них плескалась колодезная вода. Бабке было тяжело — она поминутно останавливалась и принималась обмахивать лицо рукой, намордника, впрочем, не снимая.

— Помочь ли вам, добрая женщина? — обратился к ней Погодник. — Могу таскать воду, чинить колонку, копать огород, рубить дрова.

— Это еще зачем, помочь? — насторожилась бабка.

— Я проездом в вашем городе, иду дальше на север, — терпеливо объяснил путник. — Ищу работу за еду и ночлег, зовут меня Погодник, потому что до магии работал инженером на погодной станции.

Бабка задумалась, а Погодник тем временем вежливо взял ручки тележки и неспешно покатил вперед. Зайка шла рядом.

— Мне бы, конечно, работник нужен, — размышляла бабка вслух, — да вдруг соседи позавидуют, что живу зажиточно?

— А вы им объясните, — терпеливо растолковывал Погодник, — что приютили на ночлег доброго проезжего человека и девочку-сироту. А проезжий за это помог вам по хозяйству. В чем же тут повод для зависти?

— Ну ладно, — решилась наконец бабка, косясь на девочку. — А надолго ли в наш город?

— Денька на три, — объяснил Погодник. — Отдохну, еды с собой возьму и дальше пойду своей дорогой.

— Далеко пойдешь?

— Да уж совсем близко. Километров пятьдесят.

— А ведьмину дочку мне кинуть собрался? — насторожилась бабка.

Бабка была права, но ответить Погодник не успел — Зайка вдруг сказала:

— Я с ним пойду.

Бабка удовлетворенно кивнула и задумалась:

— А разве ж на севере еще кто-то живет? Там же море и тайга.

— Я жил, — ответил Погодник. — Там станция у моря, на которой я инженером работал до магии.

— А чего ж ты ушел оттуда? — заинтересовалась бабка.

— Так… Ходил человека одного искать.

— Нашел?

— Нашел, — ответил Погодник. — Нашел.

Бабка оглядела его с опаской с ног до головы и больше вопросов задавать не стала.

Сперва бабка попросила Погодника нарубить дров, затем довольно щедро накормила его и Зайку горячей картофельной похлебкой с лепешками, а после велела копать яму под новый нужник. Зайке старуха дала гребень и поручила вычесать обеих своих коз от репьев. Коз девочка не боялась — видно, привыкла обращаться с ними в городке. От репьев вычесала, а больше ей работы не нашлось, поэтому она пришла к Погоднику, молча села на землю и снова тихо заплакала, обхватив руками коленки.

— Ну-ка, — с наигранным энтузиазмом предложил Погодник, — а давай-ка лучше с тобой поиграем… э-э-э… а вот в города! Помнишь, как играют в города?

— Не… — покачала головой девочка.

— Я тоже не очень помню. Но мы попробуем. Вот смотри, я загадаю город, а ты назови город на ту же самую букву. Вот я загадал, слушай: Москва… Это на какую букву? На букву «м». Ты знаешь какой-нибудь город на букву «м»?

— Не…

— Ну а ваш город как называется?

— Мирный.

— Вот! А говорила, не знаешь. А вот смотри, я еще загадал: Плесецк. Это теперь на букву «м». Знаешь какой-нибудь город на букву «м»?

— Не…

— Хорошо, давай тогда ты мне загадай какой-нибудь город.

Девочка задумалась.

— Мирный, — сказала она наконец.

— А ты в других городах была?

— Не… — покачала головой девочка.

— Ну… — Погодник с досадой воткнул лопату в неподатливую глину. — А есть у тебя любимый стишок или песенка?

— Не, — ответила девочка.

— А читать-писать ты умеешь?

Девочка замерла и молча уставилась на него испуганными глазами, влажно блестевшими над черным намордником.

— Я не здешний, обычаев местных не знаю, — быстро проговорил Погодник. — Если что-то не то спросил — извини, не со зла.

Девочка воровато оглянулась — бабка гремела кастрюлями в доме, больше поблизости никого не было.

— Меня мама научила буквам, — шепотом сказала Зайка. — Но только правильным буквам, нашим, русским.

— У вас в городе детям запрещают грамоту учить? — удивился Погодник.

— Мама не велела никому рассказывать.

— Считаем, что ты мне не рассказывала, — подмигнул Погодник. — Ладно, давай-ка лучше ты у меня что-нибудь спроси. Я человек бывалый, в разных местах бывал, по разным лесам ходил, разных зверей видел…

— Что надо написать, чтоб убило того, кто убил мою маму?

— Что? — Погодник от растерянности отпустил лопату и выпрямился.

— Что надо написать, чтоб убило того, кто убил мою маму? — упрямо повторила девочка.

Погодник выбрался из ямы и сел рядом с ней на корточки.

— Убивать людей нельзя, — сказал он, заглядывая ей в глаза. — Это очень плохо, это хуже всего в мире. Ты обрядовала хоть раз?

— Нет, — покачала головой девочка и зачем-то добавила: — И мама моя не обрядовала.

— Вот и не надо.

— Как узнать, кто убил мою маму? — снова спросила девочка.

Погодник вздохнул.

— Этого никак не узнать, — объяснил он. — Вспомнили и написали ее имя, открыли лицо — и кто-то из города выполнил обряд, но кто — мы никогда не узнаем. Это мог быть любой человек. Когда мы с тобой уйдем из этого города, ты больше никогда не встретишь этого человека, а его накажет бог. Понимаешь?

Зайка снова покачала головой.

— Он убил мою маму, — повторила она. — Я хочу его убить.

Погодник вздохнул и долго молчал.

— Посмотри, — начал он, обводя рукой покосившиеся заборы и лоскуты рваного белья на веревках. — Тебе всего шесть лет, ты родилась уже после магии. А ведь не всегда было так! Когда-то, до магии, люди много работали, у них были красивые дома, в домах днем и ночью был свет, у них были машины, которые ездили на бензине, и вкусная еда. И все ходили с открытыми лицами и не боялись называть свои имена, и никого не убивала небесная молния. А знаешь, что случилось потом?

— Знаю. Великий Энди Патрик подарил людям магию.

— Да, американский программист Энди Патрик опубликовал в Интернете обряд, с помощью которого можно убить любого человека, где бы он ни находился, зная только его имя, место рождения, номер паспорта или водительского удостоверения и ИНН, а если это все неизвестно, то хотя бы лицо.

— Надо слепить фигурку с его лицом и поставить посередине звезды…

— Тихо! — Погодник прижал палец к ее губам. — Помолчи. Дело не в этом. Энди Патрик не для того дал нам обряд, чтобы все люди убили друг друга. Понимаешь? Он хотел, чтобы погибли только те люди, которых все ненавидят.

— Его убили самым первым, — сказала Зайка.

— Конечно, — согласился Погодник, — он того и хотел, поэтому опубликовал свое имя и фотографию в манифесте. Ты слышала про его манифест? Или только про обряд?

Зайка покачала головой.

— Надеюсь, в вашем городе это рассказывать не запрещено, — пробормотал Погодник. — В некоторых городах запрещено, а где-то запрещено даже вспоминать имя Патрика. Где-то его считают богом, где-то дьяволом. Но он был простым человеком и верил, что делает нужное дело. Знаешь, что он написал в своем манифесте? Он писал, что с каждым годом в мире все больше оружия, и это оружие делается все мощнее и все более доступно. Что раньше у человека был только камень, топор или нож, которым человек смог бы убить одного, двоих людей, троих… но не больше. Потом люди изобрели оружие — луки, стрелы, порох, ружья. Потом был такой ученый — Альфред Нобель, он изобрел взрывчатку и сказал, что люди больше не смогут воевать, потому что война станет очень опасной. Но люди стали воевать еще больше. Потом появилось ядерное оружие… Ты знаешь, что такое ядерное оружие? Впрочем, неважно. И вот Патрик писал, что любой мерзавец теперь способен без труда раздобыть такие приспособления, чтобы убить разом тысячу людей, десятки, сотни тысяч. Но оружие совершенствуется все быстрее, писал Энди Патрик, и скоро техника убийства станет такой доступной, что любой человек будет в силах тайком организовать убийство миллионов. И в конце концов найдется негодяй, который уничтожит весь мир. Энди Патрик писал, что если раньше войны вели государства и страны, то уже давно наступил век, в котором война государствам не нужна, а ведут бои не государства и страны, а отдельные люди. Потому что при современной технике вести свою войну оказалось по силам любому человеку, который этого пожелает. И теперь, писал Патрик, все государственные спецслужбы давно заняты лишь системами слежения, сканирования, опознавания и поиска террористов, ученые изобретают все новые и новые способы слежки за каждым человеком. Но все они в итоге не справятся, и все окажутся бессильны, потому что проблема не в технике для убийства, а в самих негодяях, которые всегда найдутся среди людей и всегда сочинят себе оправдание, почему они имеют право убивать и почему должны это сделать. Понимаешь? Если душа человека готова убивать других людей — он без труда найдет себе и оправдание, и объяснение, в чем другие люди виноваты перед ним или перед богом, и цитату из священной книжки найдет подходящую, и повод гордиться. И поэтому у человечества пути назад, как считал Энди Патрик, нету, а есть только путь вперед. И выход может быть только один — довести идею терроризма до логического конца: раздать каждому человеку Земли такое оружие, с которым бы он мог тайно, анонимно, а значит, совершенно безнаказанно убить не миллионы, а какого-то вполне конкретного человека — того, кого подозревает и считает негодяем. И тогда, считал Энди Патрик, в мире выживут только такие люди, к которым ни у кого не нашлось претензий, которых любят и уважают все, и поэтому ни у кого не поднялась рука сделать против них обряд. И он дал людям это оружие — анонимный обряд уничтожения. Понимаешь?

— Нет, — ответила Зайка.

— Энди Патрик ошибся, — продолжал Погодник с горечью, погрузившись в свои мысли. — С помощью терроризма невозможно построить счастливый мир и порадовать бога. Когда Энди Патрик опубликовал манифест в Интернете сразу на множестве сайтов, люди решили, что это шутка, потому что в магию никто не верил, и обряд выглядел чушью. Но в тот же день Энди Патрика убили обрядом, а следом небесная молния стала поражать всех, кто был знаменит: всех политиков, всех музыкантов, всех телеведущих — каждого из них хоть кто-то ненавидел, а их имена и лица были известны многим. А следом стали гибнуть простые люди — чьи-то начальники, чьи-то соседи, личные враги. Трупов стало так много, что обугленные останки не успевали вывозить и хоронить, началась паника, вспыхнули эпидемии. Тогда про обряд узнали все — он ведь очень простой, обряд. И тогда даже самые спокойные и добрые люди бросились мстить за своих друзей и близких. Они не могли точно узнать, кто именно сделал обряд, поэтому от отчаяния и горя принялись тайком убивать всех, кого подозревали. Ведь когда обряд так прост, а личное горе заслоняет все на свете, очень трудно удержаться от мести. Ну а были и просто те, кто бросился уничтожать всех, кому завидовал, кому жилось хорошо и кто казался довольным жизнью. И столько погибло народа, что уже через несколько месяцев жизнь по всей земле во всех странах остановилась: перестали работать заводы, перестало добываться топливо, закрылись больницы, остановились машины и электростанции. Ате, кто уцелел, стали носить на лицах маски, скрывать свои имена и бояться чем-то заниматься и как-то выделяться среди остальных, чтобы не злить никого и не вызывать ни в ком зависть. А потом родилась ты, и тебя назвали Зайкой, чтобы не давать тебе человеческого имени, потому что никто не знает точно, как работает обряд и как от него защититься.

— А как от него защититься? — серьезно спросила Зайка.

— Никак, — покачал головой Погодник. — Если кто-то узнал настоящее паспортное имя или просто сумел вылепить куклу с точным портретом, небесная молния найдет свою жертву и в доме, и в погребе, и на земле, и под землей, и под водой. Поэтому и нельзя показывать людям своего лица.

— А имя называть можно?

— Тебе, — усмехнулся Погодник, — уже можно. Ты родилась после наступления эры магии, у тебя нет ни имени, ни фамилии, ни паспорта.

Зайка шмыгнула носом.

— Я хочу, чтобы небесная молния сожгла того, кто убил мою маму. И еще я хочу, чтобы небесная молния сожгла всех тех, кто прибежал в наш дом и стал говорить, будто у нас тесто с золой.

— Нельзя это делать, Зайка. И хотеть этого нельзя.

— Почему?

Погодник крепко взял ее за руку и заглянул ей в глаза.

— Знаешь, я тебе открою по секрету одну страшную тайну, которую узнал в своих путешествиях. Только ты никому не скажешь, хорошо? Обещаешь?

— Хорошо.

— Слушай меня. На небесах хранится большая-большая Книга Судеб. И в ней записаны поступки каждого человека — всех живых и всех, кто уже умер. И когда-нибудь в один страшный день небесные молнии сами ударят на землю без всякого обряда и сами сожгут каждого, кто хоть раз в жизни делал обряд.

Глаза Зайки загорелись чистым детским любопытством.

— Правда? — спросила она. — Дедушка Погодник, это правда?

— Правда, — кивнул Погодник.

— А он скоро наступит, этот день?

— Я бы отдал все, чтобы этот день не наступил никогда, — вздохнул Погодник. — Но далеко-далеко в дальних странах остались умные люди, волшебники, как и Энди Патрик, которые очень хотят этого и мечтают придумать такое заклинание для небесных молний.

— Они злые волшебники? — спросила Зайка, думая о чем-то своем.

Погодник покачал головой.

— Они не злые и не добрые, они просто глупые, и жизнь их ничему не научила. Они тоже верят, что хорошая жизнь начнется, если убить всех плохих людей. Но у них пока не получается составить такое заклинание. Но если вдруг получится, то такой день наступит.

Зайка помолчала.

— Я очень хочу, чтобы этот день наступил.

— А я нет, — ответил Погодник.

— Почему?

— Потому что тогда на земле останемся только мы с тобой, и нас съедят волки.

Зайка надолго погрузилась в размышления, а Погодник снова взял лопату, шагнул к яме и принялся копать.

— Дедушка Погодник, — снова раздался детский голосок, — а ты тоже волшебник?

— Немножко, — ответил Погодник.

— А тоже хочешь составить свое заклинание для небесных молний?

Погодник замер.

— Нет, — сказал он, — нет. Я вообще не хочу иметь дела с небесными молниями, я ненавижу их.

Зайка долго сидела тихо, а Погодник копал. Он решил, что она успокоилась, но потом заметил, что Зайка снова тихо плачет. Тогда он сходил к своей котомке за ноутбуком, включил его и показал Зайке, как играть в шарики. На два часа заряда хватило, а Зайка, никогда не видевшая компьютеров, забыла про все на свете.

* * *

Работой старуха осталась довольна — вечером она снова досыта накормила гостей и много хлопотала вокруг них. Правда, спать положила гостей в сарай к козам, запершись в доме изнутри — боялась, что кто-то ночью прокрадется в спальню и подсмотрит ее лицо. Обижаться на такую разумную предосторожность давно было не принято. Зато она принесла в сарай пару старых матрасов и подушек, много теплых одеял и даже постелила свежие простыни.

Погодник заснул сразу — сказалась усталость и бессонные ночи, проведенные в долгом-долгом пути. Но спал по привычке чутко — несколько раз просыпался от шороха, но вспоминал, что он не в лесу, вокруг не дикое зверье и не разбойники, а всего лишь козы храпят и топчутся за загородкой. Проснувшись в очередной раз после полуночи, когда вместе с лунным светом из щелей ползли в сарай ледяные осенние сквозняки, он вдруг понял, что девочки на соседнем матрасе нет. В этом не было ничего удивительного — мало ли, понадобится человеку сходить во двор, или воды попить, или просто посидеть на скамье под яблоней, кутаясь в бабкин плед и глядя на звезды. Но Погодник, почувствовав неладное, откинул одеяло и тихо вышел из сарая.

Во дворе было тихо, в соседних домах не горели свечи, и лишь где-то вдали тоскливо лаяла собака. Погодник обошел темный двор, постоял под яблоней, наполненной тихим звоном комарья, прошел до нужника и обратно по тропе из кирпичной крошки. Девочки нигде не было. Пришла мысль, что Зайка могла отправиться к себе домой — туда, где жила с мамой. Ведь где-то она жила в этом городе, где-то у нее был свой дом, кроватка, комната с любимыми игрушками… Днем она туда идти не захотела — может, испугалась остаться там одной, без мамы. Но проснулась ночью, встала и через весь город… Погодник с сомнением покачал головой, а затем вдруг зашагал к яме, которую рыл вчера весь день, да так и не закончил. Почему-то он уже знал, что там увидит. Еще не дойдя до ямы, он услышал шепот. Много повидал Погодник в жизни, а особенно за последние семь лет, но сейчас ему стало страшно. Луна щедро освещала замерший двор — кирпичную крошку, заросли черной пожухлой крапивы, кучу вырытой глины и темный провал ямы. И из ямы полз шепот — детский шепот, такой старательный, каким дети читают вызубренное стихотворение: строчка за строчкой, не понимая смысла. Только это было не стихотворение. Жутко было слышать детский голосок, повторяющий совсем не детский текст, переведенный кем-то наспех в первые дни магии: «Две доли пластилина, глины или теста, одна доля золы. Перемешав, раскатать в плоский блин и вылепить ровную пятиконечную звезду шириной не менее локтя и толщиной в палец. Наносить надписи буквами латинскими, крупными, заглавными, прорезая массу звезды глубоко до основания. На пяти лучах звезды следует написать имя, фамилию, место рождения, номер паспорта или водительского удостоверения, ИНН. Если паспортные данные неизвестны — оставить лучи пустыми, в центр звезды поставить вылепленную из того же материала фигурку, стараясь придать ей и чертам лица максимальное портретное сходство с человеком. Звезду расположить параллельно небесам и отойти на безопасное расстояние. Энди Патрик».

В яме всхлипнуло и снова послышалось с отчаянием: «Две доли пластилина, глины или теста, одна доля золы. Перемешав, раскатать в плоский блин…»

Погодник поднял с земли лопату, подошел к краю ямы и спрыгнул вниз. Девочка испуганно взвизгнула, а узнав его, отползла подальше и закрыла лицо ладошками. В яме было темнее, но в свете луны на утоптанной глине отчетливо виднелась странная конструкция: небольшой и не очень ровный глиняный блинчик, круглый и плоский. А по его краям — пять вылепленных из глины пальцев, нелепо торчащих в стороны. Маму Зайки обвинили зря — ее дочка не просто понятия не имела, как делается обряд, но даже не представляла, как выглядит звезда. Зато фигурка на блинчике имелась, и не одна: три глиняных человечка были вылеплены с большой старательностью и стояли на глиняной тарелочке в разных позах, как музыканты на сцене. Лицо каждого из глиняных человечков было завязано маленьким куском тряпочки, а в руку была воткнута щепка, на другом конце которой виднелся сплюснутый глиняный шарик. Погодник вдруг понял, что Зайка пыталась изобразить топоры в руках.

Не говоря ни слова, несколькими взмахами лопаты он брезгливо сгреб весь этот ужас и тщательно вкопал, забил сапогами в глинистое дно ямы, накидал сверху еще пару лопат чистой глины и затоптал, чтобы ничего было не видно. Только после этого он перевел взгляд на девочку.

Зайка теперь не закрывала лицо ладошками, не боялась и не плакала, ее лицо без повязки было очень похоже на лицо матери, а в свете луны казалось спокойным и отрешенным.

— Наверно, у меня ничего не получилось, — произнесла она угрюмо.

Погодник кивнул.

— Научи меня, как надо правильно? — тихо попросила Зайка.

— Я тебе рассказывал вчера, что это все — неправильно. Я же объяснил, что небесные молнии когда-нибудь убьют каждого, кто делал обряд.

— Ну и пусть, — серьезно ответила Зайка. — Но чур сначала — тех, кто маму…

Ее глаза блестели в полумраке спокойной недетской решимостью, а личико было перемазано в слезах и золе.

Погодник вздохнул.

— Вылезай, горе мое. Мы сейчас с тобой пойдем мыть руки и чистить одежду.

* * *

Бабка пришла доить коз, гремя эмалированными бидонами.

— Слыхали новость-то? — сообщила она, косолапо протискиваясь в узкую дверь сарая. — Убило ночью Сторожа.

Погодник охнул и сел, откидывая одеяло.

— Сторожа? Старика?! — спросил он. — Того, что ворота города открывал?

— Его, его, — закивала старуха. — Уж кому он мог помешать — ума не приложу. И жил бедно, и работу для города делал полезную, ворота сторожил, разбойников высматривал… А ты ж вчера в город пришел, говорил с ним, наверно?

— Говорил, — кивнул Погодник. — С ним и с помощником его, Дозорным. Парень такой молодой.

Бабка подхватила низенькую деревянную табуретку, стоявшую у стенки сарая, и отправилась к козам за выгородку.

— А скажи, добрый человек, — продолжила бабка странным тоном, — как он говорил с тобой? Не обидел ли чем? Сразу ли в город пустил или не хотел?

Погодник аккуратно свернул постель, сверху положил подушку и закрыл все покрывалом, чтоб не налетело мусора.

— Никак нет, — ответил он отчетливо, — досмотрел мои вещи и пустил в город. А если вы на меня плохое думаете, то я ни лица его не видел, ни имени не знаю, ни зла к нему у меня не было.

Бабка долго не отвечала, и Погодник решил, что она увлеклась дойкой, но старуха все же ответила:

— Бывают люди, что без зла обряд лепят. А что касается имени, так люди рассказывали, будто есть в мире и такая магия, чтобы человека убить можно было и без имени, и без портрета. Надо только в центр звезды взамен фигурки компас положить, номер дома шепотом произнести да заклинание нужное.

— Чушь какая! — фыркнул Погодник. — Нет такой магии, и компас тут вообще ни при чем.

— А тебе откуда знать, добрый человек? — быстро переспросила бабка. — Или ты магию хорошо изучил?

— Кто сплетни про компас рассказывает, тот, значит, и магию изучает, — возразил Погодник. — Вы бы лучше подумали, кто из горожан мог его по имени знать и обиду хранить.

— Кто ж его не знал по имени, Федора-то нашего, бывшего участкового, — откликнулась бабка. — Все его знали, городок маленький. Хороший был, твердый да не злой. Мы с ним еще детишками были, в один класс ходили… — Бабка вдруг осеклась, поняв, что болтает лишнее.

— Мне б умыться, чайку попить да за работу, — произнес Погодник. — Вода еще осталась или пойду принесу из колодца?

— Не торопись с работой, — строго осадила его старуха, — на площадь сейчас всем городом идти надо.

— Зачем? — удивился Погодник.

— Принято так, — объяснила старуха. — Всем народом решать будем, кто виноват и что делать дальше.

Погодник кивнул, перевел взгляд на Зайку и вдруг увидел ее круглые испуганные глаза, затравленно глядящие из-под натянутого на голову одеяла.

* * *

Площадь гудела, а в центре раздавались крики.

— Понять тут надо! Понять! — надрывался чей-то бас. — Имя его знал — значит, из наших, из старых кто-то. А кто зуб на него имел? Тут уж ясно, раз участковым работал до магии, то надо искать из хулиганов бывших, из алкоголиков…

— Ага, найдешь их сейчас, под масками, — гоготнул кто-то.

— А почему сразу из наших? — возражал рассудительный голос. — Может, он не пустил кого в ворота постороннего?

— Ага! — откликнулись сразу несколько голосов. — Ага! Сам не пустил, и лицо свое показал, да? Фамилию назвал постороннему?

— Только не надо забывать, — бубнил кто-то, — что до этого сына Кирпичницы убили, а потом — Мельника.

— А знаю, кто его убил, — вдруг послышался тихий бабий голос, — это старуха Козодойка с Парковой улицы, у ней вчера на участке рукомойник до утра плескался, небось сажу отмывала.

Несколько масок разом обернулись на Погодника, девочку и старуху.

— Лжешь! — крикнула бабка, вскинув сухенький кулачок. — Не было такого!

Погодник поднял руку.

— Это я плескался, — негромко, но убедительно сказал он. — Я проездом через город издалека, остановился у Козодойки, одежду свою стирал.

— А ты кто такой? Что-то голос незнакомый… — спросил кто-то.

— Погодником меня зовут, — ответил Погодник таким тоном, словно это все объясняло.

Толпа действительно потеряла к Погоднику интерес — принялись обсуждать какого-то Мешка, который как раз сегодня ночью, как говорили соседи, дома не ночевал. Мешка на площади не оказалось, и это сочли еще более подозрительным — кто-то уже собирал команду идти обыскивать его дом.

— Проезжий человек, значит, — протянул тихим голосом вдруг толстяк в драном свитере, оказавшийся около Погодника. — А в город тебя пустил, значит, Сторож?

— Да, — сказал Погодник. — И что?

— Да так, ничего, — ответил толстяк себе под нос. — Есть о чем подумать.

— Вот и подумай, — посоветовал Погодник. — Зачем мне, проезжему человеку, делать обряд на Сторожа, который меня в город пустил. Бред ведь!

Толстяк пожал плечами и отвернулся.

— Может, и бред, — процедил он себе под нос, не поворачивая головы, — а может, и не бред. Может, он вещи твои досматривал или про тебя что-то такое прознал, вот ты и решил убрать человека от греха подальше. Всякое бывает…

— Сходи к его помощнику молодому, Дозорному, да спроси, как дело было, он тоже присутствовал, — обиделся Погодник.

— А я говорил с ним, — ответил толстяк, вдруг повернувшись и цепко заглянув Погоднику в глаза. — Дозорный сказал, что ты паспорт свой показал им. Показал ведь?

Погодник смутился:

— Они сами полезли в мои вещи, а мне скрывать нечего. Я и тебе паспорт могу показать.

— Ох ты! — всплеснула руками старуха Козодойка, и Погодник понял, что все это время она следит за беседой и бдительно сверлит обоих глазами.

— Нет уж, спасибо, — усмехнулся толстяк и добавил: — Смотри лучше, добрый человек, как бы всей площади твой паспорт показать не пришлось…

— Там все равно серийный номер вырезан.

— И что с того, что вырезан? — удивился толстяк, прищуриваясь. — И что, магия не работает?

— Этого не знаю, — сухо ответил Погодник, — но люди говорят, что не работает. Что слышал, то и говорю. А я магией не занимался. А ты, выходит, занимался? Сработает, говоришь, магия, без номера паспорта? Пробовал, признаешься?

Тут смутился уже толстяк, а бабка снова сдавленно охнула.

— Наговариваешь, — проворчал толстяк, надувая щеки, — наговариваешь на меня. А ты скажи-ка мне лучше, зачем Дозорного ударил? Что вы там не поделили у ворот?

— Я?! — Погодник отшатнулся. — Это он, что ли, про меня такое сказал? Как это — ударил?

— Уж не знаю как, — усмехнулся Толстяк, — да только вчера, когда говорил с ним, на глазу его синяк красовался.

— А… — протянул Погодник, припоминая, — синяк и я видел.

Толстяк задумчиво почесал свитер на пузе.

— Интересное дело получается, если не врешь, — произнес он. — Есть о чем подумать.

— Подумай, — кивнул Погодник.

— Подумаю, подумаю, — пообещал Толстяк. — Я, знаешь ли, обычно думаю долго, зато потом говорю, как есть.

— А ты кто сам будешь, добрый человек? — спросил Погодник.

— А это тебе, добрый человек, — в тон ему откликнулся Толстяк, — знать и не надо. Ты же проезжий в нашем городе, говоришь? Вот и проезжай себе.

Оба так увлеклись разговором, что не сразу заметили, как обстановка на площади переменилась — несколько молодых парней в темных куртках волокли через площадь какого-то человека, а он орал и отбивался. Парень, что шагал впереди, торжественно и брезгливо держал в вытянутой руке толстую книжку розового цвета, демонстрируя ее всем. Погодник прищурился, но так и не смог разглядеть, что это такое.

— Библия, что ли? — пробормотала Козодойка. — Не разгляжу я чего-то…

— Альбом, альбом! — раздались крики на площади. — Альбом нашли с фотографиями!

Мужика доволокли до столба и сорвали с лица намордник.

— Вырезаны! — кричал мужик, заслоняя рукавом лицо. — Вырезаны все! У меня все лица наших там вырезаны, что ж я порядков не знаю! Только жена-покойница да сослуживцы армейские!

— А сослуживцы не люди, что ли? — резонно возразил кто-то.

— Так, это… — Мужик растерялся. — Они ж неведомо где, может, и в живых давно нет… Что ж я обрядовать на них стану, на сослуживцев бывших, через столько лет-то?

Тем временем принесли цепи и принялись его деловито приковывать к столбу.

— Это наш Колька-Мешок, — спокойно и даже с каким-то злорадством объяснила старуха Погоднику. — Пропойца и вор по мелочи, в город приблудился уже после магии. Небось наобрядовал где-то и бежал от грехов… — Старуха задумалась и цыкнула зубом. — Его у нас много кто не любил, да только повода не было и фамилии его никто не знает.

— Пойдемте отсюда скорей, — вдруг испуганно сказала Зайка, молчавшая все это время.

— И то правда, нечего нам тут делать больше, раз обрядовальщика поймали, — согласилась бабка Козодойка и первой заковыляла прочь.

Погодник оглянулся: Толстяка поблизости уже не было — он давно стоял в центре площади рядом со столбом, а вокруг него толпились парни в темных куртках.

— Фамилию кто знает? — громко и властно выкликал Толстяк. — Фамилию этого человека знает кто?

Площадь гудела.

— Никто не знает? Тогда лицо запоминайте, — закончил толстяк и добавил презрительно: — Художники…

* * *

Яму Погодник закончил к обеду и принялся сколачивать деревянную раму под основание нового нужника. Зайка сидела рядом и молча вязала венок из какой-то сорной травы. Пару раз Погодник пытался завести с ней беседу, но она не отвечала или отвечала рассеянно. Затем пришла бабка Козодойка и позвала к столу. Расщедрившись, Козодойка вместо картофельной похлебки сварила куриный суп. Ели все втроем за одним столом, хотя хозяйке было явно непривычно и неудобно есть с кем-то рядом, просовывая ложку под намордник.

В разгар обеда скрипнула калитка, и в дом постучалась соседка — судя по голосу, женщина не старая, однако мешковатая куртка и обмотанный вокруг попы коричневый платок делали ее похожей на старуху.

— Отмучился Колька-Мешок, — сообщила соседка. — Я прямо уж сидела на площади до последнего, думала, не дождусь, вот только что его и стукнуло…

— Что ж ты сидела-то? — спросила Козодойка.

— Так чтоб у всех на виду быть, чтоб не подумали, будто это я ушла домой и обрядую, — с чувством пояснила соседка.

Козодойка пожала плечами.

— Ему ж для того и лицо открыли, чтоб кто-нибудь пошел и наобрядовал.

— Кто-нибудь, да не я! — строго ответила соседка. — Пусть все видят, что не я. А ты, значит, дочку Савиной к себе взяла? — Соседка цепко посмотрела на Зайку. — Добрая ты, Татьяна, добрая…

Козодойка зыркнула на нее яростно.

— Что ж ты меня, Оксана Петровна, — Козодойка выдержала многозначительную паузу, — по имени-то вслух называешь при чужих людях?

— Ой, — соседка притворно схватилась за сердце. — Прости, пожалуйста, я ж думала, тут все свои у тебя, родственник приехал… — Она кивнула на Погодника.

— Не родственник он мне, — ответила Козодойка. — А просто добрый человек проездом, помог мне на участке по хозяйству. Послезавтра с утра продуктов им дам в дорогу, и дальше поедет. И девочка с ним.

Соседка покивала головой.

— Вон оно что, — произнесла она. — Дело хорошее, доброе, продуктов-то дать. Я вон как на площади сидела с утра, так и не ела ничего. А ты, я смотрю, хорошо живешь, суп вон сварила. Иду мимо калитки, смотрю — чем-то пахнет, не иначе кто куру варит…

Козодойка нехотя поднялась, достала из буфета тарелку и налила соседке половник.

— Угощайся, соседка.

— Вот спасибо, добрая ты…

Соседка придвинула стул к столу, ослабила узелок намордника, подсунула под него левую руку, приподнимая ткань, а правой принялась ловко закидывать в рот ложку за ложкой.

Некоторое время все молчали.

— Вот ведь не было печали, — начала соседка снова, когда тарелка наполовину опустела. — Сколько лет уж, почитай, у нас магии не было… — Она задумалась, теребя брошку на кофте. — Да уж года два, наверно…

— Два года, точно, — подтвердила Козодойка. — Два года в городе тихо было, а тут — на тебе.

— Сын Кирпичницы, — продолжала соседка, — потом Мельник, теперь вот Сторож… Сын Кирпичницы-то хороший был парень, смирный, его все любили. Не пил, не дрался.

— Да уж прямо не дрался! — ворчливо перебила Козодойка. — Только недавно подрался с кем-то за мельницей, может, девку какую не поделили…

— Это кто сказал-то? — заинтересовалась соседка.

— Мельник сказал, царствие ему небесное, он видел из окна. Ну, сын-то Кирпичницы парень рослый, прогнал того. Хороший был парень. А у Кирпичницы один он и был, жаль ее.

— Жаль, — согласилась соседка, — жаль. А тут, вишь ты, Сторожа убило. Значит, опять кто-то обрядует, неймется кому-то. Вон тесто с золой нашли у Савиной…

Погодник вежливо кашлянул и показал глазами на Зайку. Соседка осеклась:

— Я и говорю, дела нехорошие снова в городе, если кто-то снова начал обрядовать, то не остановится. Толстяк-то, конечно, клянется, что выяснит…

— А кто он такой у вас, Толстяк? — спросил Погодник.

Соседка и Козодойка переглянулись.

— Да так, — ответила Козодойка, — уважаемый человек.

— Вроде старосты? — уточнил Погодник.

Козодойка покачала головой.

— Старосты у нас нету — опасно быть старостой. Кто позавидует, кто разозлится, кто просто недоволен жизнью в городе — и наобрядует.

Погодник пожал плечами.

— А если старостой не местного брать, который имени не говорил и лицо вечно закрыто?

Козодойка вздохнула:

— Да кто ж ее знает, эту магию. Было б желание — и прознают, и подсмотрят, и наобрядуют…

Погодник уже поставил каркас нужника и теперь сколачивал его досками, когда пришла Зайка. Глаза у нее были снова заплаканные, намордник весь вымок от слез.

— Ну, ну. — Погодник отложил молоток и присел рядом на корточки. — Мы же договаривались про маму не вспоминать. Хочешь, научу тебя забивать гвозди?

Зайка всхлипнула в голос, потерла глаза кулачками, а затем оглянулась и, убедившись, что никого нет, схватила Погодника за плечи и прошептала ему в ухо:

— Я не хотела убивать Сторожа! Честно-честно!

Погодник сперва не понял, о чем она, но потом до него дошло.

— Ну что ты, это не ты! — уверил он.

— Но я же… вчера ночью… я… — Зайка снова всхлипнула.

Погодник вздохнул:

— И не думай. То, что слепила ты, сработать не могло. Так что ты тут ни при чем.

— Ты меня утешаешь… — всхлипнула Зайка. — Но я-то знаю, что это из-за меня…

— Ну что с тобой делать… — проворчал Погодник, а затем решился: — Хочешь, расскажу тебе, как по-настоящему работает магия?

Зайка кивнула.

— Никому не скажешь?

Зайка убедительно помотала головой.

— Представь, — начал Погодник, усаживаясь перед ней на стопку напиленных дощечек, — что в небесах висят над землей демоны и это они стреляют молниями.

— Демоны? — переспросила Зайка.

— Ну да, демоны. Это очень сильные демоны, их на небе целая тысяча, они висят за облаками неподвижно и смотрят вниз на землю. И они такие сильные, что могут в небе жить не пять лет и не десять, а целых пятьсот лет. Представила?

Зайка кивнула, а затем подняла на него глаза:

— А зачем они это делают, дедушка Погодник? Зачем они стреляют в людей молниями? Они злые на людей за что-то?

— Они не злые, — вздохнул Погодник, — просто безмозглые. У них нет души, они не умеют ни думать, ни чувствовать, ни понимать. Они глупее любой курицы. Они вообще не живые, они железные и круглые. У них нет ни рук, ни ног, и они глухие — не слышат звуков. Но зато у каждого демона есть молния и большой круглый глаз, которым демон днем и ночью смотрит вниз на землю. Эти глаза видят сквозь воздух, сквозь небо и даже сквозь саму землю. Где бы ты ни был — в доме, в реке, в колодце, ты все равно виден демонам.

— И даже в темноте? — спросила Зайка.

— Да, — кивнул Погодник, — даже в темноте. Потому что демоны видят не тот свет, который видим мы. У них другие глаза, и они видят совсем другой свет. В мире много лучей — обычный свет мы видим глазами, другие лучи — невидимые, они поворачивают стрелку компаса, третьи — передают тепло… А есть и такой невидимый свет, который излучает само ядро земли, а все люди светятся в этом свете, потому что в людях много углерода… Ну, золы, проще говоря. А зола в этих лучах светится, и специальный глаз может разглядеть любые контуры. Люди про эти лучи долго не знали, а потом узнали и построили демонов. И выпустили их в небо, чтобы те оттуда следили за каждым человеком и записывали в свои книги судеб, где кто находится и куда движется.

— А демонов выпустил в небо Энди Патрик? — жадно спросила Зайка.

— Нет, — покачал головой Погодник, — не он, другие люди. Этим демонам люди передали все свои списки паспортов с фотографиями, все водительские удостоверения, все налоговые номера, — все, чтобы демоны точно знали, где какой человек находится по имени. Понимаешь? И… как бы тебе объяснить… каждому демону люди дали специальную пушку, стреляющую синей молнией, чтобы самый главный начальник безопасности у людей мог в любой момент… ну, скажем, позвонить демону по специальному секретному телефону со специальным паролем и приказать сжечь какого-то очень плохого человека, убийцу и преступника.

— Главный начальник — это Энди Патрик? — спросила Зайка.

— Нет же, — раздраженно откликнулся Погодник. — Энди Патрик был мелким, молодым и самоуверенным человечком, он просто работал у главного начальника программистом в одном отделе. У главного начальника было много программистов, и каждый что-то делал, чему-то обучал демонов. Просто Энди Патрик тайком от всех сделал модуль распознавания и вставил в обновление прошивки… — Погодник умолк, недоверчиво качая головой. — Нет, так ты не поймешь… Как же тебе объяснить-то? Раньше демоны умели принимать команды только по специальному телефону, и никто посторонний к нему доступа не имел. И Энди Патрик доступа не имел. Зато он придумал тайком обучить демонов принимать команды и надписи прямо с земли — из рук любого человека. Потому что демоны видят все, что происходит на земле, и Энди Патрику осталось только придумать какие-то специальные сигналы для демонов и научить демонов обращать на них свое внимание. Понимаешь? Энди Патрик придумал, что если человек вылепит из золы штуку в форме звезды и нацарапает на ней имена и номера документов, то такая звезда станет сигналом для демонов. Демоны смогут разобрать надпись, найдут того человека по своим книгам, выяснят, где он находится, и уничтожат. А если имена не известны, но в центре звезды стоит кукла, вылепленная из золы, то демоны рассмотрят ее внимательно и попытаются найти похожего человека. И если демоны решат, что нашли его, что этот человек очень похож лицом на свою куклу, то они уничтожат молнией и его. Но Энди Патрик не рассказал никому про демонов. Он сказал, что это магия, и опубликовал обряд. И поэтому никто не знает, как это работает и откуда берутся небесные молнии. А если рассказать, то не поверят, потому что про демонов — сложно и непонятно, а про магию — понятно.

— А ты откуда знаешь про это, дедушка Погодник? — спросила Зайка серьезно.

— Ну, я-то, — кивнул Погодник, — знаю потому, что раньше у меня работа была такая: знать подобные вещи. И еще остались в мире люди, которые знают. Но когда во всем мире начались смерти, разруха и паника, погибли все начальники, остановился транспорт и электростанции, исчезли почти все специалисты и думающие люди, а остались в основном… — Погодник вздохнул. — В общем, знающих людей почти и не осталось, и связь между ними исчезла. Но я знаю тех, которые сидят в далеких землях и до сих пор пытаются подобрать шифр от демонов, чтобы связаться с ними и приказать, чтобы те сначала уничтожили всех людей, кто когда-либо делал обряд, а потом рухнули на землю и разбились. Есть люди, которые прячутся и верят, будто демоны сами упадут на землю через несколько лет. Есть люди, которые пытаются изобрести защиту от глаз демонов, чтобы стать для них невидимыми.

— А ты? — спросила Зайка.

— А я… — Погодник задумался, но все-таки закончил: — Мы с моими друзьями хотим уничтожить всех демонов. Понимаешь? Ведь это демоны убили молнией твою маму.

Зайка задумалась.

— Я хочу помогать тебе убивать демонов! — заявила она решительно.

Погодник улыбнулся:

— Ты еще маленькая и многого не знаешь, поэтому помочь ты мне, увы, ничем не сможешь. Да у нас уже почти все готово.

— Смогу! — произнесла Зайка капризно и схватила его за рукав. — Смогу помочь! Смогу! Смогу! Смогу! Вот увидишь, смогу!

— Хорошо, хорошо, — снова улыбнулся Погодник. — Конечно, сможешь. — Он взял ее за плечики и внимательно заглянул в глаза: — Только запомни самое главное: ты никогда не должна пытаться кого-то убить. Потому что в этот момент ты помогаешь не мне, а демонам.

Зайка кивнула.

— Я больше не буду, — сказала она. — Честно-честно. — Помолчала и добавила совсем тихо, но Погодник все-таки расслышал: — Клянусь мамой.

* * *

В это утро бабка почему-то запаздывала к своим козам с гремучими бидонами, хотя солнце уже встало. И Погодник, перевернувшись на другой бок, решил поспать еще немного. Проснулся он от грохота. Но не успел вскочить, как на него набросились сразу человек шесть, выкручивая руки.

— Попался, гад! — надсаживался знакомый хрипловатый голос, срывая с его лица маску.

— Руки вроде не в золе… — заметил кто-то.

— Вымыл уж небось!

— Что случилось? — возмутился Погодник, тщетно пытаясь вырваться. — Кто вы такие?!

— А то случилось, — злорадно произнес над его головой знакомый хриплый голос, — что ты за эту ночь и Толстяка убил, и бабку Козодойку!

— Я?! — растерялся Погодник, но его тут же резко дернули и поставили на ноги.

В следующую секунду он уже пришел в себя.

— А ну, отставить! — скомандовал Погодник по-военному — тоном, которому трудно не подчиниться.

Это сработало — парни притихли.

— Я скажу вам, кто у вас обрядует, — произнес Погодник и кивнул вправо: — Это вот он, Дозорный. У него глаз подбит, потому что подрался с сыном Кирпичницы за мельницей, а ночью убил его. А потом убил Мельника, потому что тот его мог видеть. А потом его застукал Сторож, и пришлось убить Сторожа. А потом убил Толстяка, потому что тот догадывался, и заодно бабку Козодойку, чтоб на меня все свалить. Это он же вам предложил за мной идти, да? Ему просто мой ноутбук понравился.

— Врет!!! — заорал Дозорный. — Парни, он врет все! Он вообще врет! Он и паспорт с собой поддельный носит!

— Ах, паспорт у меня поддельный? — повернулся к нему Погодник. — И откуда же тебе знать, поддельный у меня паспорт или нет? А я скажу откуда: ты сейчас признался, что обрядовать на меня пытался, да ничего не вышло у тебя. Верно, да?

Дозорный отшатнулся.

— А и то правда, парни, — произнес кто-то рассудительно, — идея-то Дозорного была сюда идти. Да и зачем этому проезжему обрядовать?

Все посмотрели на Дозорного.

— Ребята, да вы что? — заметался он. — Вы что, ребята? Кому вы поверили?

— Снимите с него маску, — властно скомандовал Погодник, — увидите синяк на скуле, который он скрывает.

Настала звенящая пауза, но тут раздался тихий голос.

— Пацаны, смотрите-ка, у бородача пистолет в куртке лежал… Небось и патроны в нем сохранились…

Погодник резко обернулся:

— А что в этом такого? Я путешествую через дикие земли…

— Добрые люди оружие для убийства не носят, — перебил кто-то рассудительно. — Если оружие взял убивать, значит, и обрядовать готов.

— А в город входил, соврал, что оружия нету! — торжествующе закончил Дозорный.

* * *

С полудня зарядил мелкий моросящий дождь и накачивал воздух влагой до самого вечера. Народ быстро разошелся по домам, а когда солнце село, на площади появилась Зайка с мешком и, воровато оглядываясь, подбежала к самому столбу.

— Дедушка Погодник, я еды тебе принесла, и воды попить, и куртку теплую, — затараторила она шепотом.

Погодник кивнул и потянулся вперед — цепи на нем громыхнули.

— Спасибо, Зайка, — проговорил он торопливо. — Скажи главное — вещи мои они все растащили?

— Книжку твою электронную забрали, — кивнула Зайка.

— Бог с ним, с ноутбуком, — торопливо проговорил Погодник, — он свое уже отработал. Планшетка там кожаная была в мешке моем, они ее забрали?

— Нет, — ответила Зайка, — поковыряли и бросили. Я могу принести… А что там?

— Конверт черный — остался?

Зайка задумалась.

— Остался, — сказала она наконец. — Бумажный, да? Остался.

Погодник перевел дух.

— Это я виноват, — сказал он, — расслабился совсем. Столько земель прошел, столько городов, со столькими людьми общался, от стольких разбойников уходил, столько неправедных судов видел, и всегда уходил свободным. А тут, уже рукой подать… потерял бдительность. А мне никак нельзя было сейчас.

— Уже день прошел, а они тебя пока не убили! — сказала Зайка. — Значит, никто не желает тебе зла. Значит, они тебя, наверно, скоро отпустят…

— Это вряд ли, — покачал головой Погодник. — Просто на меня трудно обрядовать — бог дал мне самое распространенное имя и самое неприметное лицо. А художники среди ваших горожан неумелые, они вылепят белые глаза и бороду, а черты лица изобразить не смогут.

Зайка снова оглянулась. Площадь была пуста, хотя из окон окрестных домов наверняка за происходящим кто-нибудь наблюдал.

— Я могу принести инструменты, мы снимем цепь, и ты сбежишь! — прошептала она.

Погодник невесело усмехнулся.

— Не получится, — покачал он головой. — Город сбежится сразу.

— А хочешь… — Зайка снова оглянулась. — Я слеплю звезду и отомщу Дозорному?

Погодник снова покачал головой.

— Я могу прокрасться к нему в дом и подсмотреть его лицо! — продолжала Зайка. — Или… Послушай, а можно убить человека без лица и имени?

— Можно, — неохотно произнес Погодник. — Если написать спутниковые координаты. Эту лазейку Энди Патрик тоже оставил.

— А ты знаешь эти кор… корадинаты?

— Знаю, — кивнул Погодник. — Но мы с тобой не будем никого убивать.

— Почему? — огорчилась Зайка.

— Я же объяснял тебе, — вздохнул Погодник, — ты опять все забыла. Невозможно сделать хорошо, убивая плохих. Многие пытались, никому не удалось. И все равно пытаются. Да и не во мне сейчас дело, и не в Дозорном…

— Я ничем не могу тебе помочь, дедушка Погодник? — всхлипнула Зайка.

— Можешь, Зайка. Помнишь, ты обещала помочь убить небесных демонов? Послушай меня внимательно, — торопливо произнес Погодник, видя, что она что-то хочет спросить, — послушай и не перебивай. То, что я скажу, — очень важно. Возьми тот черный конверт, возьми еду и воду, что ты мне принесла, и прямо сейчас, прямо ночью, уходи из города на север — не через те ворота, где Сторож дежурил, а через другой конец города. Проберись, пока все спят, и уходи по дороге прямо, и никуда не сворачивай. Тебе придется идти тридцать километров через плохую дорогу и лес, а потом ты выйдешь к морю. Ты была на море?

Зайка покачала головой.

— Не доходя до моря, увидишь красную мачту над лесом — иди туда. Там живут хорошие добрые люди, мои друзья. Скажешь им, что пришла от Алексея Петрова, скажешь, что он добрался до Москвы и нашел конверт. Ты поняла?

Зайка кивнула.

— Ты сделаешь это? Обещаешь?

Зайка снова кивнула.

— Твои друзья придут и тебе помогут? — спросила она.

— Ну… — Погодник отвел глаза, — и мне тоже помогут, и всем помогут. Только принеси им черный конверт.

— Хорошо, — кивнула Зайка, и глаза ее были сейчас совсем взрослыми. — Тебе правда нужно, чтобы я сделала именно это?

Погодник кивнул.

— Я расскажу тебе, — сказал он. — Расскажу — и сразу уходи, ладно? Глубоко в земле есть три колодца. В них с незапамятных времен сидят три ракеты с именем «Протон». Знаешь, что такое ракеты? Их когда-то сделали, чтобы они полетели за океан и принесли туда бомбы, которые взорвут всех людей. А за океаном сделали демонов, которые умеют сжигать людей небесной молнией и не боятся бомб. Поэтому бомбы из ракет мы с друзьями вынули, а взамен насыпали много-много мешков гвоздей, очень много, несколько вагонов. И задали ракетам цель полететь навстречу восходящему солнцу и подняться высоко-высоко над землей, на три тысячи дюжин километров — в самое царство демонов. И двинуться демонам навстречу, рассыпая гвозди по небосводу. Чтобы отныне дважды в день демоны встречались с облаком гвоздей на огромной скорости и гвозди пробивали насквозь их стальные тела. И тогда скоро демоны все погибнут, и на земле перестанет действовать магия. И сотрутся все книги судеб, в которых демоны писали, кто где был, кто что делал и кто кого убил. Люди смогут открыть свои лица и назвать свои имена, починить дороги, запустить электричество и построить дома. И даже если кто-то позавидует кому-то, или на кого-то обидится, или захочет отомстить, он больше не сумеет наскрести в печи золы, спрятаться с куском глины и тайно сделать обряд. Но для того чтобы три ракеты смогли взлететь в небо, нужен ключ. А он лежал далеко-далеко, в железном ящике, в самом глубоком подвале самого высокого дома самого большого города Москва, где улицы завалены скелетами, гуляет чума и шайки разбойников. Я ходил по миру семь лет, чтобы найти этот ключ, и он в этом черном конверте. Отнеси его моим друзьям. Понимаешь?

Зайка кивнула.

— А как же ты? — спросила она.

— Со мной будет все хорошо, — ответил Погодник, и цепи на нем снова громыхнули. — Иди, Зайка, иди скорей.

Леонид Каганов.

Меток нет
Запись: Магия.
опубликована 17 апреля, 2012 в 6:53 и находится в Блоги |
Копирование разрешено ТОЛЬКО С АКТИВНОЙ ССЫЛКОЙ: