Чайка (о том, что нас меняет)
Я хочу рассказать маленькую историю про Дух. Про то непостижимое “намеренье бесконечности”, что периодически врывается в наш маленький личный мир, что бы изменить нас навсегда. Дух может принять любую форму. Он может проявить себя, как нечто запредельное и таинственное, а может показаться совсем простым и обыденным. Фишка в том, что он всегда сносит нас с “зоны комфорта”, с привычной накатанной колеи. То, что дух являет нам – всегда незнакомо, неведомо, необычно. С позиции личности, ситуация может выглядеть совершенно не значимым эпизодом в судьбе, и только потом, годы спустя, мы можем догадаться, а можем и не догадаться никогда, что наша судьба именно тогда сделала резкий поворот, получив толчок духа…
Его звали – Чайкой. Такой была кличка заводского паренька лет четырнадцати, цыганистой внешности, направленного для “исправления” на завод , под опеку старших “товарищей” , после приличного срока в детской колонии.
И между нами, не могло быть ничего общего. Ничего. А что общего может быть у такого как он, и у “книжной “ девочки из интеллигентной семьи? Оказалось - может.
Мне было семнадцать лет, но я уже чувствовала себя уставшей и разочарованной в жизни, после первых - же столкновений с ее вызовами. Только что, вырвавшись из ненавистных “обязалок” школы, я оказалась под гнетом еще большего числа совершенно не нужных мне необходимостей. Люди вокруг жили в этом мире как рыба в воде. Я – нет. Мне здесь было трудно дышать. Меня мучили “вечные” вопросы - что я, зачем я здесь, почему столько ограничений на пути к исполнению мечты? Я чувствовала свою отчужденность от людей.
В числе прочих “великих” неудач, я не поступила с первого захода в ВУЗ, и по “блату” пристроилась в НИИ. А по весне, как водилось в те времена, нас - небольшую группу, наименее ценных для науки сотрудников, отправили на сенокос. Завезли далеко в казахские степи и оставили в голом облезлом бараке в несколько комнатушек.
Туда же, вскоре привезли группу заводских. И с ними – Чайку. Заметила я его в первый же вечер, когда заводские хорошо выпили и, видимо, стали его задирать. Мальчишка отлучился на минутку, принес топор и хотел “разобраться” с взрослыми обидчиками. Народ разбежался. С трудом, всей компанией, его повалили и связали. Впрочем, подраться, как потом выяснилось, он был не прочь и в трезвом виде. Кроме умения драться, он умел еще здорово, с цыганским надрывом, петь под гитару.
Наши держались несколько особняком от “работяг” и, кроме меня, да еще одной девушки – казашки по имени Жанна, все были в зрелом возрасте. Жанне было около двадцати. У нее была отличная, стройная фигурка и своеобразно красивое лицо. По вечерам, она тоже пела . Тогда я впервые узнала, насколько мелодичны и красивы казахские песни. Кроме нее, мне, по сути, не с кем было общаться, хотя, будучи интровертом, я от этого и не страдала.
Пацаненок, с уголовным прошлым, тоже часто крутился возле нас и, хотя, он не показывал виду, вскоре мне стало ясно, что он влюблен в Жанну. Она то, конечно, заметила это еще раньше. (Женщины замечают это всегда, не зависимо от возраста). Это была “любовь на расстоянии” и, скорее всего, первая его любовь.
Месяца через полтора степная жизнь опостылела нам всем до полного отвращения. Все мечтали о возвращении в Город. Однажды днем, когда мы с Жаной, сидели, отдыхая на скошенной траве, Чайка, как бы ненароком проходя мимо, вскользь бросил провокационную фразу.
- Завтра, я сматываюсь отсюда.
- Что, пешком? До города не меньше трехсот километров.
- Нет. Я кое-что разведал. В тридцати километрах от нас есть аэродром. Туда раз в неделю прилетает самолет, возит людей из города в колхоз и из колхоза в город. Будет завтра в полдень. Уйду в шесть утра, что бы успеть к прилету.
Мы с Жанной переглянулись. Похоже, нас никогда отсюда не вывезут. Это – шанс.
– Мы идем с тобой.
- А вам не слабо сбежать? С работы выгонят или выговор влепят.
- Постучи утром в окошко нашей комнаты, мы будем готовы.
И вот наша маленькая компания, быстрым шагом идет по росистой утренней траве. Сердце стучит от возбуждения. Приключение. Мы беглецы. Пусть, мы бежим всего лишь с сенокоса, но все равно, это - побег.
Пол дня ходьбы. Маленький самолетик уже прилетел. Кишлачная публика из отлетающих и провожающих толпится возле самолета, стоящего в отдалении от одинокого здания. Аэропорт. Слишком громкое название для домика в две комнатушки, в стороне от короткой взлетной полосы. Диспетчерская и касса. И один человек, совмещающий обе должности. Толстый, мужчина в майке и грязноватых не глаженых штанах. А перед кем красоваться то? Все свои, из ближнего кишлака.
- Нам нужно три билета до города.
- Нет билетов. Все проданы. Берите на следующую неделю.
Волна отчаяния. Тридцать километров под палящим солнцем.
- Нам очень нужно сейчас. Мы отблагодарим, мы шли издалека.
- Только через неделю. Я сказал нет билетов, значит - нет.
И потом, жестко – Все!
- Все?
Никто не отследил момента, когда в руке мальчишки появилась финка. Вначале, мы увидели, как побледнел и покрылся потом диспетчер, и уж е потом, нож, приставленный к его животу.
- Или ты сажаешь нас в самолет, или…
Диспетчер не двигался. Оценивал ситуацию. Мальчишка был тоненький, не высокий, но жилистый, гибкий и, без сомнения, безумный. Все же, диспетчер сумел преодолеть страх.
- Убери нож. Я тебя в тюрьме сгною, щенок! Девушки, вы свидетели, что этот парень угрожает мне ножом.
Что-то повисло в наколенном воздухе комнаты. Мерцающая тьма. Странное, пьянящее ощущение жути и бесшабашного веселья. Мальчишка заразил нас. Мы были с ним заодно.
- А мы ничего не видели – невинно сказала Жанна.
- Нас, вообще, тут не было, и никто о нас не знает – поддакнула я.
Мир, словно замер свернувшись в несколько бесконечно долгих секунд “нереальности”. Все исчезло, кроме этой комнаты и четырех человек, стоящих в ней. Что то, дрожало в воздухе. Мерцающая тьма. Напряжение. Глаза троих сияли.
Диспетчер сдался. В голосе больше нет грубости. Мягкая усталость.
- Хорошо. Но я могу дать вам только одно место. И то без билета. Большего - я просто не могу. Действительно не могу, поймите. Самолет – не автобус. На все места уже проданы билеты. Только одно место положено всегда оставлять пустым. Для особых случаев. Для райкомовцев. Можешь меня убить – я все равно не смогу посадить в самолет троих. Выбирайте – кто полетит.
Тут, не было выбора. Лидером нашей маленькой бандитской шайки был он - Чайка, а за него решала любовь.
Мы стояли на взлетной полосе, вместе с диспетчером и махали руками вслед набирающему скорость кукурузнику. Жанна улетала в Город.
Вдвоем мы шли обратно. Он нес мою сумку. Тридцать километров по бескрайней степи. Мы возвращались туда, откуда сбежали и все же он был счастлив. Он чувствовал себя победителем, сделавшим невозможное ради любимой. Нет, не он – Мы. Мы одержали маленькую победу, вырвав у “ них” желаемое. Пусть не полную победу, но все же… Мы были заодно.
Он видел мое восхищение его удалью. Наверное, ему хотелось самоутвердиться еще больше и, поэтому, он всю дорогу рассказывал мне свои зекавские байки. Ох уж, эта знаменитая воровская романтика. Конечно, теперь с высоты прожитых лет, я знаю ее подлинную цену. И понимаю, что он был совсем еще ребенком. Обычным мальчишкой с изломанной судьбой и покореженной психикой. И его бесшабашная, безответственная свобода, была совсем не тем, чего мне не хватало. Но это теперь. А тогда, я и сама была юной и глупой. И я увидела одно - он был свободен! В отличие от меня и остальных, он свободен. Он поступает так, как хочет. Значит это возможно ! - И я слушала его истории, открыв рот.
До барака оставалось еще около четырех километров. Солнце опускалось к горизонту. Вдруг, там, у самого горизонта, появилось облако пыли. Разумеется, он увидел и догадался обо всем первым.
- Машина. Она едет к бараку. Нас вывозят!
Мы побежали. Никогда до этого, мне не приходилось пробегать такие расстояния, но я почти не отставала. Радость окрыляет.
Когда мы добежали, было уже почти темно. У барака стоял старенький грузовик, с наполовину обтянутым брезентом, кузовом. Вывозили только “ученых”. Но кто cумел бы удержать Его?
Да, он ехал с нами. Темный, чуть светящийся на фоне звезд, тонкий силуэт мальчишки с гитарой, бесстрашно сидящего на открытом всем ветрам, заднем борту кузова. Ломающийся, но все еще звонкий, голос подростка, рассказывает о чайке. О чайке, свободно парящей в синем небе и убитой глупым, безжалостным выстрелом. Убитой бессмысленно. Невзначай. Ради забавы.
Я не помню слов песни. Только одну фразу
- Вот и я, как та чайка…
Одинокий грузовик, мчащийся по степи. Ночное, летнее небо, усыпанное яркими звездами. Песня о загубленной вольной птице. В груди - чувство боли смешанной со счастьем.
Нас развезли по домам, а он - просто растворился в ночи. Куда он пошел? И где он сейчас, этот мальчишка с изломанной судьбой, запутавшимся рассудком, но с чистой душой и не сломленным духом. Я забыла о нем потом, за тысячью других событий. Жив ли? С таким то характером – вряд ли. Но кто знает? Может, ловит свою воровскую фортуну – украл – погулял – в тюрьму. А может, стал крутым бизнесменом, времена благоприятствовали и такому повороту событий. А может, и я надеюсь на это, нашел настоящую любовь и подлинное счастье. Кто может знать наверняка пути Духа? – Не я.
А я забыла о нем, потом, за тысячью “более важных” событий. И вся история, почти стерлась в памяти, что бы, по непонятной причине, всплыть только через десятилетия. Всплыть так, словно это было вчера.
Одинокий грузовик, мчащийся по степи. Ночное, летнее небо, усыпанное яркими звездами. Душевная боль, смешанная со счастьем. И – сила. Огромная, нездешняя сила, поднимающаяся, откуда-то из глубин моего бытия. Тогда я ЗНАЛА – все теперь будет ИНАЧЕ. Так и было.
ЦитироватьХочется быть свободной,как чайка! Но,трудно решиться на это.
ЦитироватьЧайка по имени Джонатан Ливингстон - повесть вспомнилась с таким названием, но оказалось тут история совершенно другая
Цитировать